Павел Шилов
Делёж
Рассказ
Деревня Азарково растревожена. Около дома с голубыми резными наличниками толпа. В основном женщины и подростки. Стоит шум и гам, да и как ему не быть, если идёт делёж дома и всего остального имущества после смерти единственного сына, который пережил свою мать всего на несколько месяцев. Он тяжело болел, но к нему никто не пришёл на помощь. В ярости, что всеми брошенный, он пошёл в банк, снял все деньги, загрузил в рюкзак, сложил в комнате их в тазик и когда почувствовал свой конец, поджёг. У него было три жены и у каждой ребёнок. А дом на пригорке большой, из четырех комнат, веранда, да на чердаке две комнаты. Плюс большой двор, заваленный дровами. Дом обнесён высоким забором, где у самых окон красуется старая ива в три обхвата, да две облысевшие берёзы, а рядом погреб, крытый дранкой, почерневшей от времени. Видно хозяева не следили за ним, наверное, в этом не было надобности. Вскрыли двери, и сразу бросился в глаза изразцовый кирпич, вытащенный из стенки русской печи, где хозяева хранили семейное золотишко со старых ещё времён. Об этом, конечно, никто не знал, только мог догадываться, когда хозяйка в пылу своей активности как-то высказала своей соседке:
- Эх, Дарья, я бы могла всю нашу деревню купить со всеми потрохами.
- Что ты, Зина, окстись, разве есть у тебя столько денег? – удивилась соседка.
- Нет, Даша, я пошутила, - сменила разговор Зина Кузьминкина и устремила мечтательно глаза в небо.
О чём она думала, неизвестно. С тех пор прошло много лет, похоронили Зинаиду, крест поставили на её могиле, да и забыли в деревне про неё и её сына. Всё бы было хорошо, но нет, родственники ощетинились, требуя своей доли. И когда вскрыли документы, оказалось, что у его матери и сына две сберегательные книжки, на которых не много, не мало, было около двухсот тысяч. А осталось ноль без палочки. «Неужели за один месяц он мог столько спустить денег», - думали родственники, не в силах хоть слово произнести от такой наглости своего родственничка.
- Ирод! Жить то не мог, как следует на этом свете, да ещё и, умирая, преподносит пакости. Не мог же он с собой унести такую уйму денег. Ищите, ищите, может быть, он их спрятал, чтобы они не достались нам.
Разворотили комод, разорвали подушки, матрас, заглянули в печку. Денег нет, как и не было. Опечаленные сели отдыхать.
- Бабы, да вот же они! Сжёг он их - гадёныш, чтобы нам ничего не досталось, - кричала всё та же неугомонная жена.
Ей больше всех хотелось заиметь свою долю денег. Она зарыдала, и, уткнувшись в подушку, стала кричать:
- С нечистой силой, видимо, знакомы: мать и сын. Ой, Сашка, Сашка! – Изверг ты. Осиротил своих детей и на прожитьё им не оставил. Мать боялась зимой по-настоящему печку топить, дров жалела, а у самой их лет на пятнадцать. Всё завалено дровами. Часов не имела, вставала с петухами. Всё что производила у себя: мясо, молоко, овощи, превращала в деньги, которые несла на книжку. И вот всё это богатство исчезло, превратившись в пепел. Маленьких деток словно не замечали. У, злодеи. Бог вас на том свете покарает.
- У меня семеро детей мал мала меньше, давала мне весной картошки на посадку, а осенью, когда поспеет урожай, брала в три раза больше. Я ей: Зина, побойся бога у меня же детей семь человек, и кормилец погиб на фронте. Вдруг неурожай. Что же ты делаешь? А она откроет свои бесстыжие зенки и говорит: «У меня один, да с овин». Вот какая была.
- Пошли на улицу, всё ясно, - сказала первая жена Вера. – Покупатель дома есть. Сено, дрова и домашнюю утварь поделили, и дело с концом. Так ли? Я думаю это должно всё принадлежать мне. Я его законная жена, хотя мы уже с ним давно в разводе, и Лёшка мой сын на его фамилии, а у вас дети незаконно рожденные. Поэтому на наследство они не имеют никакого права.
- Что у тебя, Верка, ребёнок особенный, так ли? – взвилась вторая жена Наташа, - я сколько лет жизни ему отдала. А его кровиночка Вадик, мой сын, что не имеет доли в наследстве?
- А моя Настенька, его дочь, что она хуже твоего Лёшки, - выкатив глаза из орбит, закричала третья жена Марина.
- Я не говорю, что ваши дети хуже моего Лёшки, но где документики? Может они пригульные. А вы мне на уши лапшу вешаете, - не сдавалась первая жена Александра Вера.
Мать Веры кричала:
- Вера, это всё твоё. Нечего на чужую кучу глаз пучить. Много вас найдётся. Милицию надо сюда, милицию. Это грабёж среди бела дня. Здесь один наследник - это мой внук Лёшка.
Её дочь Вера ей тридцать восемь лет. Статная, черноволосая женщина с чёрными глазами, она подавляла всех остальных. Её муж Александр Кузьминкин, которому она осталась верна, или она не могла найти ему настоящую замену – человек без особых занятий, имеющий несколько специальностей, и работающий там, где больше платили. Он не брезговал никакой работой, лишь бы иметь в кармане лишнюю копейку. Конечно, это может быть и похвально, но куда девал он эти деньги – вот вопрос. Жену свою первую пришлось оставить с малым ребёнком на руках, так как мать решила послать его за длинным рублём на Север. И он отказать ей не смог. А когда появились деньги, по возвращению, он снова женился на молоденькой девушке Наташе, но и её вскоре оставил, так как Север с новой силой потянул его. Пришлось жениться в третий раз, в этот раз жена Марина оставила его. Но он особо не расстроился, у него была отдушина – Север. Он особо и не горевал, отдал деньги матушке, а сам снова укатил, и не возвращался в деревню несколько лет.
Первая жена Вера ждала его с Севера, да так и состарилась в хлопотах и заботах. Теперь она стоит и смотрит на дом, куда впервые он её привёл. Кузьминкин сильный, черноволосый парень нёс её на руках, но счастья не получилось, хотя она поддерживала его всеми силами своей души и тела.
Сейчас стресс прошёл, и только осталась боль в сердце, проникнутая воспоминаниями молодости. Любила ли она его, Вера уже точно и не знает. Осталась глубокая рана, которая даже с годами зарубцеваться не может. Перед глазами менялись события прожитых лет, то дурманящее сладкие, то горючие словно кислота, которая разъедала внутренности. Хотелось кричать, звать на помощь, биться о стенку головой, не хватало воздуха, чтобы сделать глубокий вздох. Порой она ловила воздух раскрытым ртом, но толи не хватало сил, толи тугой комок в горле был сильнее её.
Вера не знала плакать ей или улыбаться, понимая, что со смертью бывшего мужа Александра, мост, соединяющий их, разрушен. Её маленький сын Лёшка уже не будет больше вспоминать папку. Он был с мамой на похоронах, но не плакал, смотрел закаменелым взглядом и молчал. Да и сейчас стоит, будто его уже ничего не касается, и жизнь прошла.
Кузьминкина вздрогнула:
- Алёшка, что с тобой? Очнись!.
Сын повернулся к ней и, как взрослый, молча, вышел из избы. Вера поняла, что весь этот делёж ему как нож поперёк горла. Она испугалась потерять ещё и сына и с трепещущимся сердцем выскочила за ним. Уткнувшись лицом в землю, Лёшка плакал в малиннике.
«Пусть поплачет, - решила она, - может быть, ему будет легче».
Тем временем толпа высыпала из избы, и Вера услышала голос:
- Вере Кузьминкиной шесть кубометров дров, пять пудов сена, машину пучков (сучки, изрубленные и сложенные в пучки для топки печей), две тысячи рублей за дом. Дом оценили в шесть тысяч.
Подошла машина, мужчина взял пучок сухих веток и легко бросил его в кузов. И тут испуганный голос старухи потряс улицу.
- Люди – гадюка! Не подходите – это душа её. Люди! - вопила она не своим голосом
Змея, свернувшись в кольцо, и, подняв голову, выставив вперёд свой тоненький язычок, злобно шипела.
- Чертовщина какая-то, - удивилась Вера и, взяв длинную палку, стала подходить.
Змея нырнула между пучков и была такова.
- Я ж говорила вам, что это душа её, говорила! – не унималась старуха.
- Да замолчи ты! – вспылила Вера Кузьминкина, - просто тётка Зина принесла её из леса вместе с сучками, она тут и прижилась.
- Вот и нет, - поддержала старуху вторая жена Александра Наташа, светловолосая с голубыми глазами женщина, - это душа её не может успокоиться, столько денег пропало.
- Мама, пошли домой, - дёрнул за рукав Веру сын Лёшка. – Здесь страшно. Смотри эти тётки налетят на тебя драться.
И вот беда. Где-то недели через две, в середине ночи вспыхнул красавец дом, подожжённый изнутри. Пока очухались люди, пока вызвали пожарников от дома остались одни головешки. Приехавшая на место пожара милиция, ничего не могла найти. У всех трёх женщин было железное алиби. Кто подпалил дом, так и осталось загадкой.
Сейчас Лёшка Кузьминкин уже вырос и отслужил в армии. Приехав домой, вступил в общество охотников и рыболовов. И теперь частенько можно его видеть как он проходит по деревне, заходит на пепелище, садится на обгорелое бревно, вздыхает. Вытащив из рюкзака бутылку водки, наливает в кружку и выпивает. А потом сидит и сидит пока не стемнеет, потом поднимается и идёт на станцию к поезду, чтобы ехать в город, где он живёт. Его сестра и брат от других женщин здесь не появляются.