Время летело с головокружительной быстротой. Наступил февраль, и срок родов неумолимо приближался. Оглядываться назад было некогда. Дни Делайт были заполнены подготовкой к встрече с младенцем. Она много времени проводила на свежем воздухе, по совету доктора делала простые физические упражнения и заново обустроила детскую. Наслаждаясь каждым прожитым днем, будущая мать находила приятное в любой мелочи и радовалась этому. После потрясений, стрессов и душевной боли умиротворение наконец-то снизошло на нее, принеся долгожданный покой. Покой, но не счастье. За эти месяцы Делайт научилась думать об Алексе сдержанно, без сердечных терзаний. Вспоминая его, она чувствовала лишь легкую грусть утраченных иллюзий.
Дела по-прежнему была уверена, что принесет в этот мир именно девочку. Вечерами, лежа в постели, она, по обыкновению, беседовала с малышкой, рассказывая ей о своей любви и нежно поглаживая ставший необъятным живот.
– Еще немножко, моя крошка, и твои глазки увидят этот мир. Он понравится тебе, я обещаю. В твоей комнате тебя ждет целое царство игрушек. Кого там только нет: большие и маленькие куклы, зверушки разные, деревянная лошадка и даже слоник на колесиках. Это жители нашей деревни подарили тебе на праздник Дивали. Они хорошие люди, и все молятся о твоем здоровье, детка. А спать ты будешь в уютной люлечке, в которой спала когда-то твоя мамочка. Я поставлю ее возле своей кровати, и мы с тобой не будем расставаться ни днем, ни ночью, потому что я люблю тебя больше всего на свете.
Сильные толчки внутри заставили ее ойкнуть и поменять положение. Маленькие ручки и ножки бугорками прокатились по всему животу.
– Уж не осьминожка ли ты, проказница, – Дела сделала несколько легких круговых движений по животу, и малыш затих. – Спи, спи, моя радость, завтра набегаешься.
Следующее утро, как и каждое предыдущее, Делайт начала с того, что завела фонограф, присланный в подарок на Рождество Нейлом Дунканом, с которым вела оживленную переписку все эти месяцы. Она была глубоко убеждена, что музыка благоприятно влияет на развитие ребенка. Ей казалось, что, когда из фонографа льется мелодия, ее малышка ведет себя спокойнее, да и ей самой лучше думается. Дела достала из бюро письменные принадлежности и села писать письма. Она выполнила обещание, данное когда-то тетушке, и сразу после Рождества сообщила Кристине, Эндрю и Биллу о своем местонахождении. Но друзья, как оказалось, уже сами догадались, где искать ее, и на днях Делайт получила от них три увесистых конверта, содержимое которых еще раз с удовольствием перечитала. Письмо Кристи было мягким укором за «опрометчивый поступок» подруги, Эндрю обвинил ее в «отсутствии здравомыслия», а каждая строка Билла была полна гнева и негодования по поводу «своеволия и вздорности» молодой хозяйки. Все было интересно Деле: светские новости от Кристи, советы по ведению хозяйства от Эндрю и отчет о делах поместья от Билла, а также наиболее яркие события их личной жизни. Делайт читала и перечитывала эти летящие строчки на тисненых листах, а меж строк выискивала хотя бы намек о том единственном, кто интересовал ее больше всего. Но никто и словом не обмолвился о Кардейле. «Надо полагать, он исчез из их жизни, а стало быть, и из моей. Вот и мне не стоит думать о нем», – решила Делайт.
Неслышно ступая босыми ногами, в комнату вошла Гаури и поставила на бюро поднос, сервированный к завтраку. Дела налила себе чаю с гхи и завернула ломтик твердого сыра панира в банановый блинчик.
– Чем занимается леди Юджиния, Гаури? – спросила она.
– Госпожа уехала в миссию помогать доктору, мэм-саиб.
В последнее время тетушка увлеклась приготовлением целительных снадобий. Эта работа так захватила ее, что она, казалось, совсем забыла о племяннице. Но Делайт нисколько не обижалась, ее только порадовало, что тетя нашла для себя интересное дело и стала незаменимой помощницей старшего Парка. Она не только поддержала Юджинию, но и сама стала помогать ей в сборе необходимых растений.
– Гаури, найди в кладовой неглубокую корзинку и отнеси к кустам жимолости, а я, когда освобожусь, соберу с них цветы для лечебной настойки. Да, и пусть Раджив поставит какую-нибудь стремянку возле кустарника.
– Да разве можно вам, мэм-саиб, взбираться на лестницу? В вашем-то положении! – округлила глаза девушка. – Вон, деревенские ребятишки без дела маются, им ничего не стоит оборвать все кусты.
За эти месяцы все домочадцы искренне полюбили Делайт и трепетно относились к ее беременности, порой раздражая хозяйку своей чрезмерной опекой. Вот и сейчас брови Делы слегка нахмурились.
– Во-первых, я собираюсь не лезть на лестницу, а только встать на нижнюю ступеньку. А во-вторых, и ты должна это понимать, сбор лечебных трав, почек и цветов я не могу доверить детям.
– Как скажете, мэм-саиб, – сникла девушка.
Видя, что Гаури расстроена, Делайт смягчила тон:
– Ступай, милая, не стоит беспокоиться, я буду осторожна.
Покончив с завтраком и письмами, она надела широкополую шляпу и вышла на улицу. Яркое солнце и приятное тепло сразу подняли настроение. Звонкое щебетание птиц музыкой разливалось в воздухе, насыщенном ароматами весенних цветов. «Боже, красота-то какая! В такой замечательный день обязательно должно произойти что-нибудь не менее замечательное», – мелькнула мысль, и Делайт, напевая, приступила к сбору цветов.
Тем временем Александр с Томасом были уже на подъезде к Мутха-Ривер. Нанятая пролетка в считанные часы домчала их до ворот у входа в усадьбу. Впереди, за небольшой липовой рощицей, маячил хозяйский дом. Алекс тронул тростью возницу.
– Остановись, милейший. Томас, пролетку не отпускай, ждите меня здесь, – распорядился он и спрыгнул на землю. – Вдруг придется возвращаться.
Горькая усмешка скривила его осунувшееся лицо. Помедлив мгновение, он стремительно направился к дому.
Ни души не встретилось ему на пути. Деревня будто вымерла. Где-то в отдалении послышался плач ребенка, но ни на площадке у колодца, ни на парадной лестнице не было никого. Кардейл прислушался. Из распахнутых настежь дверей и окон дома, занавешенных противомоскитной сеткой, не доносилось ни звука. Только его сердце паровым молотом стучало в груди. Волнение комом подкатило к горлу и покрыло испариной лоб. Сделав глубокий вздох, Алекс вошел в дом и огляделся. Прямо у дверей на резном столике стояла плоская плетеная корзина с запечатанными письмами. Взяв одно из них и прочитав адрес, Александр облегченно вздохнул: она здесь!
Не медля более, он прошелся по дому. Никого. Аппетитные запахи привели его на кухню. На очаге кипело и булькало какое-то ароматное варево, запах специй щекотал нос, но стряпухи на месте не было. Наконец, за узкой дверью, выходящей на кухню, послышался какой-то шум. Дверца распахнулась, и из полутемной кладовой вышла юная девушка, держащая глиняную миску с яйцами.
– Ах! – и миска выскользнула из рук напуганной девицы. Глиняные черепки смешались с яичной скорлупой.
– А-а-а! – заверещала служанка, выставив руки вперед, как будто защищаясь.
Алексу, не ожидавшему такого поворота, пришлось битый час уговаривать девушку успокоиться. Наконец, она перестала трястись, и ее взгляд принял осмысленное выражение.
– Ты понимаешь по-английски?
Она кивнула.
– Твоя госпожа дома?
Опять кивок.
– Где я могу найти ее?
Молчание.
Терпение Кардейла подходило к концу. Еле сдерживаясь, он продолжил объяснение как можно более спокойным тоном.
– Я – близкий друг мисс Делайт и не сделаю никому ничего плохого. Я – гость. Понимаешь?
– Да, – пролепетала бедняжка.
– Так где же твоя хозяйка?
– Там, – она показала на кусты за окном.
Алекс перевел взгляд и увидел ярко-желтое пятно, просвечивающееся среди буйной зелени.
– Не надо бояться, – улыбнулся он девушке и поспешил к выходу.
Подойдя поближе, Кардейл замедлил шаг. Дела, погруженная в работу, не замечала ничего вокруг. Легкая ткань ее свободного одеяния развевалась на ветерке желтыми всполохами. Тихо напевая, девушка стояла на второй ступеньке лестницы и срывала цветы с кустарника. Александр подошел вплотную и замер. Среди всех запахов разнотравья ноздри уловили присущий только ей нежный аромат. Смотрел и не мог насмотреться на эти хрупкие плечи и роскошные волосы, перехваченные лентой, на тонкие запястья и изящную шею. Его кровь мощными толчками пульсировала во всем теле, а сердце готово было выскочить из горла.
– Дела, – едва слышно, чтобы не напугать, позвал он.
Она замерла на миг и вдруг стала неуклюже поворачиваться на узкой ступеньке. Лестница накренилась и начала падать. Кардейл с мыслью: «История повторяется» – бросился подхватить любимую. Так же как в ту первую встречу, он, припав на колено, поймал ее и выпрямился. И… сердце, которое только что рвалось из груди, остановилось. Нос Александра уткнулся прямо в тугой и круглый живот Делы. И, по-видимому, для того, чтобы медленно соображающая голова Алекса быстрее осознала данный факт, его нос получил несколько ощутимых ударов крошки, населяющей эту утробу. Сам Кардейл остолбенел, а его руки, удерживающие Делу, свело судорогой так, что даже при сильном желании он не смог бы сейчас их разъединить. Его лицо, прижатое к теплому телу там, где билось дитя, получало все новые и новые толчки, и от этих прикосновений ликование переполнило сердце, вылилось через край и заструилось по всем жилам. Восторг и состояние абсолютного счастья – вот, что это было такое.
Наконец шок стал отпускать Александра, и он смог бережно поставить Делу на землю. Она по-прежнему была напряжена и молчала, но за своей спиной Кардейл услышал вздох облегчения. Обернувшись, Алекс увидел небольшую толпу челяди, безмолвно взирающую на них с Делайт. Они явно были настроены защищать свою хозяйку. Один из присутствующих мужчин, очевидно, кузнец, поигрывал кувалдой. Пять женщин, бесспорно, прятали какое-никакое оружие под фартуками.
– Расслабьтесь, – миролюбиво произнес Александр, – вашей госпоже ничего не угрожает. Я – друг, не так ли, мисс Делайт?
Дела стрельнула глазами при слове «друг» и, взмахнув рукой, коротко бросила:
– Все в порядке, ступайте.
Дождавшись, когда люди скроются за углом дома, она обернулась к Кардейлу.
– Зачем ты приехал? – ледяной тон не оставлял сомнений в намерении хозяйки выпроводить незваного гостя.
Алекс вспомнил свое объяснение с Кристиной, которое начиналось так же трудно. Тогда он сумел достичь понимания, сможет и сейчас. У него нет другого выхода. Без вариантов.
Не отрывая взгляда от ее глаз, он предложил:
– Милая, давай пройдем в дом, нам надо многое обсудить, и лучше это сделать без свидетелей, в спокойной обстановке.
– Нам нечего обсуждать, ваша светлость, – Дела упорно отказывалась идти на контакт.
– Малышка, я не уйду. Ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы понимать это.
– Убирайся, – топнула она ногой и вдруг, к своему ужасу, почувствовала, как теплая жидкость хлынула по ногам.
– О-о-о! – от страха ее глаза округлились.
– Что, что случилось? – переполошился Кардейл. – С тобой все в порядке?
Делайт почувствовала, что спазм схватывает горло и она не в состоянии произнести ни звука. Ее глаза округлились еще больше.
Александр запаниковал:
– Ребенок?
Дела смогла только кивнуть в ответ. Алекс схватил ее на руки и бросился к дому. Ворвавшись в кухню, где сгрудилась прислуга, он выкрикнул: «Врача и священника. Срочно!» – и понес свою дорогую ношу в спальню. Уложив любимую на кровать, он присел рядом и взял ее за руку.
– Успокойся, малышка! Скоро прибудет врач. Все будет хорошо, не бойся.
Делайт скорчилась от боли, раздирающей ее пополам, и закусила губу.
Дрожащими пальцами Кардейл пробежался по ее влажным от испарины бровям.
– Не сдерживайся, милая. Покричи.
Она замотала головой и только сильнее стиснула губы. Он сделал попытку поцеловать ее ладони, но Дела вырвалась из его объятий, и сильная оплеуха обожгла его щеку.
– Убирайся, – почти не разжимая рта, проскрипела она.
Поняв, что сейчас не время миндальничать и уговорами ничего не добиться, Алекс выпрямился и ледяным тоном произнес:
– Ты можешь ненавидеть меня, но я не позволю своему ребенку родиться внебрачным. Сейчас вместе с доктором приедет священник, и, хочешь ты этого или нет, он обвенчает нас. Если же ты посмеешь сказать «нет», я заберу ребенка и уеду с ним в Англию. Тебе решать, дорогая.
При этих словах спазм отпустил Делайт, и из ее горла вырвался такой вопль, что все слуги на кухне в ужасе упали на колени и стали молиться. Сердце Кардейла разрывалось от боли, но он твердо решил придерживаться выбранной линии поведения. Времени на объяснения, способные переломить упертость Делы, не было. Никакие доводы сейчас не пробили бы кокон, которым оградила себя ее израненная душа.
Спустя полчаса в комнату ворвались бледная как смерть тетушка, встревоженный доктор и священник. Леди Юджиния остолбенела, увидев герцога рядом со своей девочкой.
– Ваша светлость, вы…
– Собственной персоной, миледи. – Он бесцеремонно взял под руки старушку и священника и вывел их в коридор. – На пару слов, если не возражаете. – Усадив обоих на маленькую банкетку, он безапелляционным тоном заявил: – Святой отец, вы немедленно обвенчаете нас. Леди Юджиния, мой ребенок будет рожден в законном браке, это не обсуждается.
– Но…
– Никаких «но», миледи. Выяснение отношений оставим на потом. Единственное, что вы должны знать, – я никогда не изменял Деле и не предавал ее.
Мимо них прошли два работника с родильным креслом и установили его в комнате. Женщины принесли чистую ткань и горячую воду.
Доктор, облаченный в белый халат, мыл руки.
– Положите ее на кресло, и все вон, – скомандовал он. – Роды скоротечные и на две недели раньше.
– Минутку, сэр. – Кардейл бережно уложил Делу на кресло. – Приступайте, святой отец.
Тот раскрыл Библию.
– Согласны ли вы….
– Да, согласен. Короче, падре.
Священник повернулся к роженице:
– Согласны ли вы…
– Да… – простонала Дела.
– Объявляю вас мужем и женой. – Святой отец вытер градом катившийся пот. – Можете поцеловать новобрачную.
Алекс на мгновение прижался губами к искусанным губам жены и стал в ее изголовье.
– Все вон, – нетерпеливо повторил Парк.
– Я остаюсь. – Твердость в голосе герцога отбила у доктора желание спорить.
– Вымойте руки, ваша светлость. Будете обтирать ее лицо влажной тканью и обмахивать веером. Сегодня жарковато.
– Как скажете, сэр. Я в вашем распоряжении.
Между тем Делайт следовала указаниям врача. Она тужилась, когда того требовал Парк, и делала дыхательные упражнения, когда схватка отпускала.
– Молодец, девочка, все правильно. – Майлз сунул ножницы в руки Кардейла. – Показалась головка. Делайт, при следующей схватке тужьтесь изо всех сил. О-о-о, головка выходит.
Внутри Александра задрожала каждая жилка. От страха за любимую и младенца подкашивались ноги, но внешне он был невозмутимо спокоен.
В следующее мгновение раздался слабый писк, и крохотная девочка выскользнула в руки доктора.
Глядя на малышку, Алекс задохнулся от переизбытка впечатлений.
– Какая же она красавица! – выдавил он.
Дела впервые за роды открыла глаза.
– Моя доченька…
– Наша, – поправил ее Кардейл, но роженица не удостоила его взглядом.
Парк перевязал пуповину.
– Режьте, ваше сиятельство.
– Простите, что?
– Режьте пуповину.
– Я???
– А что, вы видите здесь еще кого-то? Режьте, сказал.
Пот застлал глаза герцога. Трясущимися руками он чикнул ножницами и рухнул на стул. Майлз шлепнул по маленькой попке, и новорожденная громко закричала.
– Вот, теперь порядок, – довольный доктор поднял малышку над головой. – Кричи, кричи громче, сладенькая! Ваше сиятельство, давайте пеленку.
Ловко запеленав малышку, Парк собрался было приложить ее к материнской груди, но неожиданно Дела напряглась и запричитала:
– Ой, как мне больно… больно… Доктор, я умираю?
Майлз сунул малышку герцогу в руки.
– Держите, папаша, свое чадо, а вы, мамочка, не паникуйте. Отходит детское место. – Он склонился над Делайт. – Ну, что тут у нас? – И сам себе ответил: – А у нас тут еще один малыш. Вот что значит ни разу за всю беременность не позволить врачу провести осмотр.
Кардейл с Делой одновременно охнули.
– Ваше сиятельство, что замерли? Кладите малышку и готовьте ножницы. – Доктор бодро улыбнулся молодой матери: – Тужьтесь, милая. Так… Еще разочек… Ага… А вот и мы. – Он взялся за показавшиеся плечики и вытащил еще одну кричащую девочку. – Горластенькая! А я, старый дурак, не верил покойному виконту, что в вашем роду, Делайт, рождаются одни девчонки! А они не просто рождаются, а рождаются парами!!! Поздравляю вас, родители!
Повторилась процедура перевязывания и перерезания пуповины. На этот раз Кардейл действовал более уверенно.
– К следующей паре близняшек вы, ваше сиятельство, сможете сами принимать роды, – пошутил Парк, на что Дела презрительно фыркнула. – В суете родовспоможения, ваше сиятельство, нас забыли представить. Я врач, давний друг семьи и брат покойного управляющего Майлз Парк.
– Александр Кардейл, к вашим услугам.
Мужчины пожали друг другу руки.
– А теперь выйдите, пожалуйста, мне надо закончить последние процедуры. Спешу вас заверить, что роды, хоть и были скоротечными, прошли классически, как по учебнику. Ступайте же, ваше сиятельство, и пришлите сюда леди Юджинию и кого-нибудь из женщин – обиходить леди Делайт.
Будучи практически в прострации, Алекс вышел в коридор, где столпились все домочадцы. В руках некоторых из них были распятия, а у иных – фигурки каких-то индийских богов. Все молились. Тетушка, распластавшись в кресле, обмахивалась веером и периодически подносила к лицу нюхательную соль. Стоило Кардейлу выйти, все взгляды устремились к нему.
– ???
Он поднял два пальца вверх и улыбнулся.
– Две девочки!!! – скорее крякнул, чем сказал новоиспеченный отец. Голос отказывался повиноваться ему.
Все хором вознесли хвалу Всевышнему и принялись обниматься.
– Леди Юджиния, доктор зовет вас.
С легкостью юной девушки тетушка вспорхнула из кресла и поспешила в комнату роженицы.
– Девочка моя, как ты?
– Тетя… их две!!!
– Это двойное счастье, детка! – Она подошла к детской кроватке и схватилась за сердце. – Боже, они абсолютно одинаковые, прямо как вы со Свитнесс! Давайте-ка, куколки, мы вас оботрем и запеленаем.
– Минуточку, миледи, – остановил ее доктор и указал на весы: – Сначала надо взвесить этих крох. – Он взял одну из новорожденных и положил на весы. – Эта юная леди у нас старшая. Смотрите – шесть фунтов. Хороший вес. Так… А эта лапочка сколько? Ага… пять с половиной фунтов. Прекрасно! Кхе-кхе… И как только они там помещались? – Он с сомнением взглянул на Делайт. – По внешнему виду их изящной мамочки такого исхода и предположить нельзя было! Да… Мир полон чудес. А теперь можете перепеленать своих внучек, миледи.
Когда через полчаса Кардейлу разрешено было войти, Дела, не имевшая сил для общения с ним, сделала вид, что спит. Он тихо подошел к ее кровати, постоял несколько минут и, едва касаясь, провел костяшкой пальца по ее щеке. Делайт еле сдержалась, чтобы не вздрогнуть от его прикосновения. Некоторое время спустя Алекс направился к малышкам. Сквозь ресницы Дела наблюдала, как он сел на стул возле детской кроватки и склонился, вглядываясь в одинаковые личики. Она услышала, как Алекс шмыгнул носом раз, второй, и вдруг поняла, что он плачет. Распахнув глаза, она, к своему удивлению, увидела, что его тело сотрясается в конвульсиях беззвучных рыданий. Деле никогда не приходилось видеть плачущего мужчину, тем более она не могла себе и представить, что такой сильный человек, как Кардейл, способен на это. Что-то дрогнуло в ее душе, но Делайт не дала развиться этому ощущению и зажмурилась. «Спать, – приказала она себе, – спать».