Она стояла у окна и смотрела, как через двор уходил Он. Уходил навсегда. Ком обиды душил изнутри. Хотелось кричать, но Она словно вся онемела. А за окном через некоторое время во тьме совсем исчез Его силуэт. В воздухе лишь кружился снег. Во дворе одиноко светил фонарь, покачиваясь от ветра, и раскидывая тусклый свет вокруг себя.
В квартире стояла гнетущая тишина. Даже не тикали настенные часы. Они перестали ходить, словно происшедшее касалось и их. Время остановилось вдруг.
Она отошла от окна и медленно стала обходить комнаты. Он ушел, и что-то ушло вместе с Ним. Казалось, что и мебель и вещи - все скорбно смотрит на Нее. В спальне на кресле Она увидела Его рубашку, которую Он так любил надевать, а тут – забыл. Она схватила ее и стала судорожно комкать в руках. Первым Ее желанием было разорвать эту ни в чем неповинную вещь и выбросить, чтоб хоть как-то выплеснуть свою горечь на Него. Она стала ожесточенно мять ее, комкать, пыталась разорвать, но рубашка вновь и вновь принимала свой первоначальный вид. В сердцах у Нее вырвалось: «Такая же железная, как и ее хозяин». Обессилев в этой судорожной потасовке с вещью, Она устало села в кресло и, уткнувшись лицом в эту злосчастную рубашку, зарыдала.
Со всех углов комнаты надвигались сумерки. А в кресле, всхлипывая, плакала женщина. Плачь, был то тихим, то нарастал и переходил, чуть ли не в крик, затем вновь становился тихим и беззвучным, и потом снова Она рыдала навзрыд во весь голос, причитая, уповая на свою судьбу, жалея себя и проклиная Его. Темной вуалью опустилась ночь на хрупкие, содрогающиеся от плача, плечи, словно пытаясь укрыть от света, чужих глаз, женское горе.
Она плакала долго и лишь под утро, совсем ослабев, но в то же время и получив какое-то душевное облегчение, уснула прямо в кресле.
Проснулась Она, когда уже царил день. «Что это я?» – мысленно произнесла Она и, удивленно осмотрев себя, добавила – «И почему сплю в кресле?» Тут Ее взгляд остановился на рубашке, которую Она так и держала в руках. Рубашка была насквозь сырой. Женщина вспомнила, как вела ожесточенную войну с этой вещью и в голове промелькнула мысль: «Надо же не мялась, не рвалась, а от слез вдруг промокла». Вчерашний вечер и ночь прошли как в тумане и остались позади. Плачь, ночная истерика, дали выход горю. Ее уже не душил изнутри ком обиды. Словно нависшая черная туча взорвалась молнией в Ее душе и раздробила гнетущую боль на мелкие частицы, излив их затем потоком слез.
Она подошла к зеркалу и увидев свое отражение, произнесла: «Боже, какие у меня опухшие глаза». Затем уже назидательно в свой адрес добавила: «Ушел и что теперь, умирать?» Тут ей пришел на память где-то прочитанный афоризм что «счастье – это удел коров и коммерсантов» и Она улыбнулась, сказав вслух: «Но мы же не коровы и не коммерсанты. Значит, нечего на судьбу роптать».
После душа, Она почувствовала себя совсем легко. Вечером должны прийти дети от бабушки, к которой ходили на выходные, и надо было выглядеть хорошо. «Пусть ничего пока не знают. Скажу, что Его срочно послали в командировку на месяц. Нет… - на год. Надо держаться, ведь не мир же рухнул, в конце концов» – продолжала Она свои мысли вслух.
После ужина, убрав посуду, Она опять стала у окна и посмотрела в ту сторону, куда вчера ушел Он. За окном было тихо. И также тихо и спокойно стало у нее на душе. Как будто вчера на дворе не было метели, и не было душевных терзаний и горьких слез. На стене тикали часы. Они вновь пошли. В комнате дети смотрели телевизор. Жизнь продолжалась.
Она понимала, что еще будет наваливаться на нее тоска, что будут и слезы, и бессонные ночи и лишь время способно Ей помочь. Понимала, но уже знала, что выдержит, выстоит назло Ему, назло всем, назло себе.
/фото из интернета/