ВСТРЕЧА В ДЖАЛАЙНЕ
Утром вслед нам в самом деле косились, но скорее, всё-таки из-за белого плаща, а не распределения комнат: даже для трактирного персонала, всякое повидавшего, преображение вчерашнего оборванного мальчишки, удачливого игрока в шэн - если не менестреля, то точно с менестрелем водящего дружбу, - в надменного Рыцаря (я постарался, во избежание лишних вопросов, выглядеть понахальнее) было в диковинку. А может, и ещё проще: косые взоры предназначались лишь Вилу - ну как же, попрошайке-бездельнику! - под чужое везенье на дармовщинку получившему роскошный ужин и ночлег.
День дождя миновал, следующий ожидался только через неделю, и путь сделался куда приятней: правда, резкий ветер дует прямо в лицо, а небо затянуто тучами, но в них тут и там синеют просветы, и тракт стал ровней и твёрже - не сравнить с вязкой глинистой кашей последних дней! Неудивительно: пустынный край рудников Шейт кончился. Мы снова, год с лишком спустя, оказались в Джалайне.
Джалайн был край богатый, с удачным расположением и щедрой землёй, менее прочих краёв нуждался в торговле и, видимо, поэтому присущее всему тефрианскому люду недоверие к странникам (Вэй и Рыцари, конечно, не в счёт) проявлялось тут с особой остротой. Иными словами, менестрель вернее, чем где бы то ни было, мог нарваться на приём, отнюдь не радушный. Вил в своё время в том убедился - а последствием стал приступ давней болезни и незапланированный и малоприятный визит в Замок.
Правда, из-за того визита мы с Вилом и познакомились, но мои мысли отчего-то упорно следовали в совершенно ином направлении: пришёл он тогда, почти три года назад, тем же путём, по тракту Западный Круг из Северина, - наугад, без причин и целей, как и мы. Надеюсь, с внезапным скользким холодком между лопаток подумал я, нас не обязательно ожидает ещё одно - в Тени - повторение...
Чудесно, с иронией сказал я себе, делаешь успехи на Пути: сперва послал в трясины не одну даже, чего там мелочиться, сразу две Заповеди, - а теперь повсюду видишь приметы, как самый тупой пастух в деревне без вейлина! Немудрено, что Вил испугался до потери сознания: в шэне нужно думать, а ты, похоже, совсем разучился. Конечно, тебе тревожно - вот только предчувствия и Тень вовсе ни при чём!
Именно в Джалайне мы нашли спящую в траве Аль - чудом не найденную до нас кем-то зубастым и голодным. Здесь правил в Кружевах Каэрин Трент, Магистр и Луч, известный как искуснейший Вэй королевства, - и все его особые чувства загадочно изменили ему, когда Аль не-жила во власти сети Чар.
Или - не изменили?
Мы спорили с Вилом до хрипоты, даже поссорились пару раз, но так и не отыскали ответа. Вернее, я в конце концов эти споры бросил, осознав, что, если не считать некого разнообразия в нелестных прозвищах, каждый разговор просто повторяет предыдущие, новых доводов за или против Каэрина ни он, ни я выдумать не можем, старые были и остались неубедительны, и вообще я начал подозревать, что уже и Хет над нашими рассуждениями смеётся. А Аль - хоть её это напрямую касалось - к дискуссиям о Каэрине интереса не проявляла, звала их «гаданьем на цветочке» и своё мнение держала при себе.
«Гаданье» состояло в следующем: по мнению Вила (в коем, сам признавал, не очень-то был уверен), Луч мог сети не услыхать - допустим, лечил кого-то или попросту находился не в Джалайне; но чего не мог точно - это тупо положиться на случай, доверив ему, случаю, скрыть от Звезды его преступление! Ну нет, горячо заявлял Вил, может, и негодяй, но не дурак же он - бросить жертву со своей «подписью» у дороги, где первый прохожий-Вэй наткнётся! Как и случилось! Я возражал не менее пылко: ничего себе «у дороги» - в зарослях у неприметной тропки, куда свернули наугад, а нормальные путники идут по тракту, а не лезут в чащу! Той тропой до нас много дней не ходили, а звери народ шустрый: час-два, и всего кучка костей осталась, да и те не видны в траве. И Аль, хоть проснулась, ничего не помнит, а от Вэй не хочет помощи. Выходит, мертва она или жива - преступник в безопасности. А найди её не мы, а какой-нибудь Вэй, он бы решил силой Чар её исцелить - и наверняка Трент мигом явился бы. Великий Луч, специалист в Кружевах, и в Джалайне он самый главный - ясно, он-то и занялся бы «лечением»!
Речи полного невежи в Чар, комментировал Вил: любой Вэй сразу увидел бы на сети след Каэрина.
А премудрый вэй’лорд, язвительно отвечал я, не объяснит - всякий след любой Вэй не увидит? Если преступника столь легко узнать, отчего он рискнул оставить её на свободе, да ещё в чужом Поле?! Чтоб тот же Каэрин сразу его вычислил? Похоже, «подпись» не так уж видна, и вообще куда логичней прятать тёмные делишки не у соседей под носом, а в собственных владениях...
И дальше, по кругу, снова и снова: почему, как же, вероятно, возможно... вопросы без ответов, и всё это время он, возможно, слушал нас через сеть, а золотоглазый Хет молча смеялся. Я знал: Вил долго ждал атаки, долго что-то в нём оставалось отточенным и сжатым, вроде стальной пружины, готовой мгновенно распрямиться. А затем пружины не стало - Вил успокоился и в слежку больше не верил. Я обрадовался: боевая готовность друга, при явной невозможности победить, здорово действовала мне на нервы. Я не ждал. Тот, кто не оставляет следов и стирает память, не станет нападать открыто.
Тракт стал так широк, что спокойно разминулась бы пара карет, и нам даже не пришлось бы слезать на обочину. Холмы сменились просторами полей, качающихся, словно волны, в порывах ветра, а если сощуриться, то и цвета волн - зелень, оттенённая лёгкой синевой, глянцево-яркая в вырывающихся из туч проблесках солнца. А может, лишь казалось, что солнца сегодня больше: из-за путевых столбов, выкрашенных сочной жёлтой краской (наверное, чтоб не терялись среди выстроившихся двумя рядами, справа и слева от дороги, высоких берёз). Столбы отмечали каждый тар, а не два, как всюду, и скамьи возле них тоже были жёлтые, с резьбой на спинках и чистенькие, будто только что помыты, а таблички-указатели на столбах - алые на белоснежном фоне - выписаны отчётливо и изящно. Глядя на эту ухоженность и продуманную заботу во всём, я думал невольно: он и правда хороший Магистр, Каэрин Трент, - и у него сердце злодея? Или не для людей он так отлично устроил всё здесь, а просто желая превзойти прочих Магистров?..
С немалым трудом отстиранный плащ я сразу после трактира спрятал в мешок: на крайний случай, когда опять понадобится Рыцарь. А от ветра и куртка защитит. Аль весело рассказывала вернувшемуся Хету про вчерашний шэн. Вил молчал и успешно портил всем настроение.
- Вил, любовь моя, в чём дело? Не идёт стих, ты натёр ногу, или Энт зря не сделал ставку побольше?
Я мог заранее предсказать: долго она не выдержит. Вил жёстко сжал губы. Я быстро вмешался:
- Поднять со стела до двух - нормально. Не мелочь, но и не велико богатство. А вот больше - тут уж могли присмотреться и к одежде, и к флейте, и денежку попросить на стол, а нам оно было надо?
Хет фыркнул (совсем как Альвин), покосился с явным одобрением и сунул мокрый нос в мою руку.
- Ты мне объясняешь? Да, почаще бы так! Три камня, конечно, риск, но один ты всегда положишь, а насчёт ходов - тут я б на тебя хоть сотню поставила. Весело, мирно и надёжно. Только лучше в плаще.
- Аль, перестань! Не подначивай его!
- Ты никогда не замечал, что Энта без толку подначивать на то, чего ему самому делать не хочется?
- Вот я и беспокоюсь...
- Я догадалась, что ты беспокоишься, - заверила Аль. - Твоё беспокойство трудновато просмотреть. Если б ты у нас был Магистром, уже сверкали бы молнии. Не растолкуешь, кто и чем тебе не угодил?
- Никто. Всё прекрасно. И будет ещё прекрасней, если вы, наконец, забудете про этот дурацкий шэн!
- Почему? Он выиграл, шума не было, и нас без проблем впустят туда снова. Что тебе не нравится?
- Мне не нравится, - мрачно произнёс Вил, - что всё это нравится вам. Ставки, азарт... Дрёма!
- Чудесное сравнение. А ветер непременно ураган, а твои аккорды - в точности мелодии Кружев.
- Вот твои сравнения и впрямь косят на оба глаза, и про мелодии Кружев ты вовсе ничего не знаешь, а я знаю, о чём говорю! Будто я мало видел игроков! Азарт затягивает, гасит разум почище дрёмы!
- Не с первого раза, - умиротворяюще возразил я. - Не шуми. Я не игрок, и разум пока при мне.
- Да? Ты пропускал ходы.
- Я отвлекал народ от нашего вида и мыслей о менестрелях. И потом, так им было интересней. Даже проигравшие веселились. С довольными людьми всегда проще. А безрассудство их восхищает.
- Безрассудство - ты сам сказал! Оно тобою и правит в азарте, а не разум!
- Видимость, а не суть. Азарта не было. Просто нам требовались деньги, а я предчувствовал победу.
- Только сначала. Но от второй партии ты не отказался, а поднял ставку.
- А я так легко мог взять и отказаться? Чтобы они разозлились и всё-таки вспомнили о менестрелях?
- А если бы я не упал? - с сарказмом осведомился Вил. - Скажешь, ты и это «предчувствовал»?
- Не именно это, но я ждал чего-то подобного. Ты или Аль... кстати, она и собиралась.
- Ну, само собой. Ты ведь у нас Рыцарь, гений и любимчик богов. Проиграть ты у нас не можешь.
Я мысленно извинился перед Хетом и убрал руку с его загривка, думая о степи, разбойниках, падающей Лили и бесспорных достоинствах терпения. С пальцев слетело несколько чёрных шерстинок.
- Я же не проиграл. О чём тут спорить?
- Спорить? - Вил поднял брови в притворном изумлении. - С тобой? Ты же всегда прав, всё знаешь и ступаешь след в след за удачей! И не рисковал, и сердце твоё не замирало от страха - но и восторга... - он повернул голову, поймал тёмным колючим взглядом мои глаза и тотчас отвернулся. Изящная рука, словно лаская, скользнула по струнам минелы. - Все игроки верят в удачу. Но побеждает-то один.
Аллея из берёз, отделяющая тракт от полей, кончилась, как и сами поля; теперь путники имели возможность любоваться пологим берегом реки Тмель, бархатно-лилово-золотистым от диких лилий, - слева, а справа - молодой рощицей лип-медвянок, бьющих на ветру в сотни мягких ладоней листьями с прожилками цвета свежесобранного мёда - отсюда и взялось название. Завершался сезон сбора целебного сока, и от рощи плыл волшебный густой аромат, пронизывал всё вокруг, шлейфом струился за друзьями вдоль дороги, оседал на стремительную ленту Тмели и с ней уносился прочь. Аромат...
- Ты путаешь, - сказал я, прислонясь к столбу и глядя на стальные блики затаившейся в лилиях речки. - Это не азарт. Я ощущал это перед состязаниями в скачках, перед боем иногда - с лордами Круга в детстве, или если противник не один... Ты же сам танцуешь. Кто станет на удачу полагаться в танце?
Губы Вила странно покривились, будто затрудняясь решить, сложиться им в гримасу или улыбку.
- И многие у вас до Посвящения танцуют с Лордами Круга или вызывают сразу нескольких?
- Не все решаются. Или просто не хотят: у нас-то риск не в почёте. Здесь вопрос не азарта, а умения.
- Как и в шэне. Ты мог кидать камни по одному и в те же три хода победить, и люди бы точно так же толпились вокруг, ахали и делали ставки. Нет, непременно надо было выбрать самое опасное.
- Кидая по одному, - заметила Аль, - он не выиграл бы заодно ужина, ванны и роскошных покоев. Манера «всё или ничего» и риск на пределе - это впечатляет. Кстати, о самом опасном: камни ерунда, вот если бы кто-то додумался спросить, пусть даже в шутку, есть ли вообще у него деньги...
- О, ему и это ерунда! Он ведь всё рассчитал. Он сейчас скажет, что заранее выдумал десять ответов.
- Три, - безмятежно поправил я и зевнул: - Ох, и отчего ты так любишь вскакивать до рассвета?
- Тебе непонятно?! - окончательно вышел из себя Вил. - Я люблю! Конечно! Стоило дождаться, пока всё-таки спросят - обидно же, зря пропало целых три ответа! Вчерашнего веселья тебе недостаточно!
- Хотя, - обращаясь к Альвин, серьёзно продолжил я, - не три... да, пять способов не соврать, но и не признаться. Впрочем, если выбирать, я лучше сыграл бы снова. Дома я побеждал, как правило...
Лицо моего друга окаменело, в глазах блеснули золотистые точки. Я, не удержавшись, рассмеялся.
- Развлекаешься? - Вил прищурился, глядя на меня в упор. - Ну-ну. Больше ты на деньги не играешь.
- Приказ вэй’лорда? - насмешливо уточнил я.
- Угадал. - Золотые искры в его глазах стали острыми и ледяными. - Обещай.
Аромат...
- Я вижу сны, Энт... я так устал от них. Тебе никогда не снилось, что ты... кто-то совсем другой? И всё другое, вещи и слова... даже мысли. И я... я не один. Ты видел во сне самого себя когда-нибудь?
- Не раз. Но в снах всегда всё странно. Видишь себя, или вообще ты женщина... Что тебя пугает?
- Но это не я на самом деле, Энт. И странно там по-иному. Не могу объяснить. Там... не могу. Нет слов. И ещё были линии... узоры... Кружева? Нет, что ты, узоры Кружев я знаю! А те, в снах, - они не такие. Застывшие. Они зовут. Что-то с огнём... холодным... как огонь может быть холодным, Энт?!
Испуганный голос, испуганные глаза под бледными утренними звёздами. Чёрные, и золотые точки...
Аромат... Ярко-жёлтый столб за спиной тёплый, будто его цвет даже сквозь тучи впитывает солнце.
- Ты и теперь не хочешь читать её?
Двое у догорающего костра; и молчим - оба. Тихий, тихий, призрачный шёпот из тьмы.
- Ты ведь знаешь? - Я не отрываю взгляд от лица, мраморно-белого во тьме, молча признаваясь: да. Губы едва шевелятся на этом лице, тоже почти белые, волосы смешались с ночью, только глаза - два бездонных озера, отражающих свет звёзд, и, может, они, а не губы, спрашивают неслышно: - Давно?
Ни звука, ни кивка, ни трепета ресниц. Собственно, это и есть ответ. Тень улыбки - быстрая тёплая тень всего, что вижу я в глубине озёр... или колодца в степи... горячее и живое, золотисто-звонкий огонь цвета тьмы, под одним белым плащом стук моего - нашего? - сердца. И манит - манит всегда.
- Наверно, ты прав, Энт. Рыцарь-Вэй - это слишком. Даже без друга - Открытого и менестреля...
Аромат... целебного сока на моих пальцах, сок и кровь, росчерк кнута на спине Вила: удар, который должен был достаться мне. «Просто он принял тебя за менестреля». Запах сока долго ещё не уходит...
- Обещаю, мой сьер. Клятвы на мече тебе не надо?
- Ладно уж, обойдусь. Ещё лечи тебя потом... Гляди, тропинка. Ловко, а? С тракта совсем незаметно.
Жёсткая линия рта смягчается, сменившись знакомой прохладной усмешкой. Я слегка киваю - всё в порядке, извинение принято, - отталкиваюсь от жёлтого столба и по узкой тропе сбегаю к речке, вытаскивая из кармана леску: в трактире из предосторожности есть не стали, Хет охотиться не спешит, и в любом случае, чем нарываться на продолжение такого разговора, лучше я позабочусь о завтраке.
Хет возник, как всегда, незаметно: задумчивым медовым взором скользнул по лицу, разлёгся рядом и пристально уставился на воду. Я не раз пытался, но так и не смог добиться от друга вразумительного ответа - написано ли в загадочной Книге про лат, и если да, что именно? Вил говорил: это не обычная книга, всё равно не поймёшь... а лат - и так ясно, что сказка. Я не спорил, поскольку спорить без единого доказательства считал глупым занятием, но насчёт Хета - мне «и так ясно» не было. Вейхан и лат, Хет и Альвин... Альвин - неизвестно откуда, и почему «спала»... и вообще-то - почему проснулась?
Рыба не клевала, зато удалось подбить камнем дикую уточку - Хет выловил её из реки и принёс Аль с таким гордым видом, будто сам и поймал. Я потрепал «охотника» по холке и уточнять не стал, а едва Аль отвернулась, острые зубы мягко сжали руку, и лукавство в медовых глазах - видел бы Вил! - было вовсе не собачье. Поговори со мной, в сотый раз позвал я. Но Хет увлечённо ловил блох и не отзывался.
От тракта убегала в живописную берёзовую рощу дорога поуже - судя по указателю, к деревням Ров и Миета, а также сьерину Адер. Для менестреля выступать в сьерине обычно приятнее, чем в деревне: во-первых, людей образованных, а посему и в музыке понимающих толк, там куда больше - начиная с семейства сьера, а если кто из гостей особой учёностью не блещет, из вежливости и эти в чужом доме обойдутся с музыкантом по примеру хозяев. А во-вторых (девять из десяти адептов Звезды заверили бы: сие объяснение к истине намного ближе), в гостевую, услышав пенье, наверняка выйдет живущий в сьерине Вэй, а в его обществе и самый большой любитель поразвлечься с беззащитным менестрелем на подобное развлечение не осмелится. Вейлин, как-никак, хранитель Порядка и Закона - поди угадай, не усмотрит ли со своих вейлинских вершин в такой «забаве» признаков неуважения к пресловутым Закону и Порядку? Словом, везучий менестрель, сумевший достичь входной двери и проскочить короткий путь из прихожей в гостевую, избежав опасного внимания слуг и прочих работников сьерина, мог за ближайшее своё будущее не волноваться: спокойное выступление, сытный ужин, ночлег в тепле и уюте и заметно потяжелевший карман ему обеспечены. А если один из менестрелей - девушка, а другой уже в сьерине бывал и имел шумный успех, то можно и не прошмыгивать мышью, а идти себе неторопливо и уверенно, как подобает гостям достойным и желанным. Никакой слуга не обругает и не выгонит.
Потому они прошли очередную развилку, не свернув к Миете - красивое слово древнего наречия, на самом деле означающее попросту «козий луг». Тем не менее, весело рассказал Вил, страшно довольный, что в Миету им не надо, тамошние жители названием гордятся безмерно и ни единого путника не выпустят, не осчастливив длинной, запутанной и от начала до конца выдуманной повестью о поразительных и решающих для всего Тефриана событиях, из-за коих достойная деревня и поименована, по одной из версий, «Холм доблести», по другой - «Героическая пастушка», а сторонники третьей горячо отстаивают «Коня отважного принца». Историю великой деревни Вил излагал с интонациями, жестами и бесчисленными, причём произносимыми с видом очень важным и глубокомысленным, «ну, э-э, стал быть...» повествователей. Энт и Альвин стонали со смеху. Даже Хет чихал и повизгивал.
- Эд-жейан, - выдавил Рыцарь, смаргивая слёзы, - хватит! Это конец. Дальше я не вынесу.
- О, а я там был раз пять. И каждый из них - слушал. В нескольких вариантах.
- Я захотела бы умереть уже на втором. Или убить рассказчика. Нет, лучше - всех.
- Угу. И помедленней. Представь: ты приходишь и поёшь, поёшь, поёшь, как спятившая птичка, сам себя уже не слышишь, и одна мечта: сжевать неважно что, завалиться хоть на сено, хоть на голую землю и спать, - а тебя хватают и часа два, не меньше, бубнят этак не спеша, со вкусом. Да ещё глаз с тебя не сводят и то и дело осведомляются, запомнил ли. И упаси боги зевнуть или на секундочку убрать с лица выражение огромного интереса. Потом неделю не то что двигаться, дышать будет больно.
- Не теперь, - с мурлычущими нотками бира уточнил Энт.
- Вот-вот. Снова взамен платы за мои старания услыхать за час полсотни «ну, э-э» - и что я натворю, с рыцарской выучкой и Рыцарем за спиной, подумать страшно. Жалко всё-таки деревню, пусть стоит.
Хет сморщил нос. Вил благодарно отметил, что особой жалости к деревне собачка не испытывает.
- Пусть, - с заметным разочарованием согласился его друг. - Но без нас. Нас дожидается сьерин.
- Не тебя, милый, - нежно отозвалась Аль. - Твою блистательную персону, думаю, если и помнят, то несколько в ином качестве. Сьерам Джалайна наверняка известно имя прошлого Лорда Трона, а?
Энт рассеянно кивнул, явно не испытывая волнения при мысли о встрече с теми, кто его, возможно, знает, зато от Вила, внешне спокойного, прямо-таки пахло тревогой. Аль улыбнулась с видом человека, вновь убедившегося, что мир устроен именно так, как он и ожидал, повернулась к Энту и заботливо предложила, пока сьерин далеко, достать флейту - потренироваться, дабы Замок не краснел, услыхав от сьера о менестреле, не выгнанном за бездарную игру лишь оттого, что он вообще-то Рыцарь. Он охотно признал, что ни о таких менестрелях, ни их слушать радости мало, и он как раз думал - не лучше ли ей пожалеть безвинных домочадцев сьера и не трудиться петь? Кстати, кроме Рыцарей, бывают ещё, хм, менестрели, кого ниоткуда никогда не выгонят, как леди ни пой... В отличие от прочих мужчин Тефриана, искренне верующих в необходимость беречь хрупких телом и сердцем женщин от всего - в том числе и шутить с ними крайне осторожно, - дети Ордена признавали лишь хрупкость телесную, да и то с оговорками (иные дочери Замков с мечом в руке не уступали лучшим воинам-братьям, а вспомнить Деву-Пламя, и вообще - разве не девушка в битве побеждает чудищ и злодеев в большинстве сказок?). Хрупкость же «сердечную» считали очередной из длинного списка нелепых выдумок людей за Чертой.
- Самовлюблённый жуткий грубиян, - весело сообщила хрупкая девушка. - И я это терплю. Вот она, участь менестреля. А ведь он ещё и поёт. За одно то, что я постоянно его слушаю, Орден мне должен...
Она замолчала. Она смотрела в высокую траву на обочине, хотя Хет не предупредил её. И Вил туда смотрел, а Энт, который только что шёл и смеялся рядом с нею, уже был там: стоял на коленях над тем, что лежало в траве. И не смеялся больше. То есть он выглядел так, словно вообще не умеет смеяться.
На самом деле, лежащее было не чем, а кем-то - во всяком случае, пока. Вряд ли старше её (чтобы понять, требовалось основательно приглядеться) - и этому кому-то досталось так, как в своей недолгой тефрианской жизни Аль ещё не видела. Но опыт созерцания трактирных драк и того, что у её друзей звалось «тренировками», подсказывал: жертву лупили от души, долго и кучей, и скорее всего, ногами.
- Трясины, - сквозь зубы выплюнул Энт, видимо, делая схожий вывод. - Сволочи. Извини, Аль.
- Ничего, - разрешила она, - продолжай в том же духе. Я не против. Я даже могу подсказать.
- Что же он выкинул на этот раз? - не отводя глаз от сине-багрового лица юноши, пробормотал Вил.
- Ты его знаешь?
- И ты. Издалека. Хм... ярмарка в Клайне. Он пел, заметил нас и живенько смылся. Ты ещё спросил - чего это он заспешил, другие подходят и здороваются. Крэв... Крэвин Эннис. Пел паршиво. Вспомнил?
Энт, помедлив, кивнул и зачем-то оглянулся на Альвин. Она подошла поближе и села на корточки.
- А что он выкидывал раньше?
- Что?.. - Вил поглядел на неё так, словно ей следовало находиться за сотню таров отсюда, и откуда она взялась здесь, он понятия не имеет. - Да, раньше... Иногда путал своё и чужое. Карманы, песни... но это... - он зябко повёл плечом, хотя холодно вовсе не было. - Даже за воровство это немного слишком.
- Отчего же, - сказала Аль. - За воровство вполне нормально. Добрые, как ты именуешь их в трактирах, землепашцы обычно не одобряют воровства. Именно таким вот способом и не одобряют.
- И правы, ты считаешь?
- Не болтай глупостей. Рыцарь, зачем? Надеюсь, ты не собираешься этим его укрывать?
Энт успел встать с колен, бросив в траве открытый мешок, и с сосредоточенным лицом встряхивал и разглаживал ладонью свой плащ. Сделать его менее мятым, конечно, не получалось, но он продолжал.
- Я собираюсь в Миету за помощью. Он умрёт, если останется тут лежать. А мы его не дотащим.
Вил скривил губы в презрительно-сожалеющую усмешку.
- Не смеши меня. На следы посмотри. Сообразил?
Совет был излишним. Следы Энт читал не хуже книг и давно уже знал: попало бедолаге менестрелю не здесь, добрался он сюда (чудом, не иначе!) уже в таком состоянии - по тропинке через луг, ведущей, очевидно, к той самой деревне Миета. Он в последний раз встряхнул плащ и накинул на плечи.
- По-моему, по закону воров бить нельзя. По закону надо звать вейлина, а тот возьмёт с вора штраф или назначит сколько-то дней работы. И никаких побоев. И закон этот, по-моему, никто не отменял.
- Умница. Только для менестрелей, если ты ещё не понял, малость другие законы. Денег у него нету, трудиться он, считается, не умеет - чего ж понапрасну тревожить вейлина.
- Понятно. Не польза, так хоть удовольствие. А вейлин, значит, стоит в сторонке и не вмешивается.
- Вейлина тогда не приглашают, - раздражённо сказал Вил. - Ты будешь его лечить или трепаться?
- Тут я его не вылечу. Сейчас не лето, а мы не в Лойрене. Без Чар ему надо два-три дня полежать в тепле - и то если нет чего-то похуже сломанных рёбер. Нет, я пойду. Пусть вор, но вейлина он получит.
- Нет в Миете вейлина.
- Почему нет?!
- Мне Звезда не доложила.
Энт рывком распустил шнурок, год назад сменивший серебряную брошь с редким голубым агатом - изысканной застёжки как раз хватило на накидку для Аль и прочную дорожную обувь для всей компании. Плащ, который весь день не надевали, дабы уберечь от пыли, беспрепятственно скользнул в траву.
- Я услышал, - угрюмо объяснил Вил, - в Кружевах. На его месте... ну, пусто. Особая такая тишина.
На пару минут и здесь, в Сумраке, воцарилась особая тишина - только что не искрящаяся от гнева.
- А сразу нельзя было сказать?
- Я сразу не знал. Тишину трудно понять. Вот в Поле все мигом видны. А он мог и спать, к примеру.
- Чудесно, - вздохнул Энт. - А я-то ещё думал, какой из Трента Магистр хороший. У него под носом деревня без вейлина осталась, а он и не чешется. М-да... а в сьерине Адер вейлин ведь точно есть?
- Есть, да только он совсем старенький. Я ж там бывал. Он уж и не лечит, небось. Разве что насморк.
- Ты говорил, - вмешалась Аль, - чем Вэй старше, тем искуснее.
- Ну да, но кость или там разрыв внутри тела срастить - тут искусности мало, тут чистая сила нужна, а она... ну, чем ты старей, тем её меньше. Магистры её из Кружев берут, а вейлины не умеют. Половина их силы на то идёт, чтоб в сто лет быть, как в тридцать. И вообще, ради кого ему здесь надрываться? - и без паузы зло осведомился: - Энт, чем тебе помешал этот стебель? Он рос и тебя не трогал! Идиотская манера - чуть руки свободны, сразу то траву рвёт, то ветки ломает! Он был живой, между прочим!
- Вил, милый, - ровным тоном сказала Аль, - утихни. Энтис не виноват, и нечего на него кидаться.
Он заносчиво развернулся к ней и сверкнул глазами - выпад, пропавший совершенно впустую, поскольку, давно поняв, что лицу Вила нельзя доверять, она изучила более правдивый язык его жестов, а лёгкое движение плеч и сжавшиеся на минеле пальцы означали не ярость, а смущение и чувство вины.
- Нет, он прав. Я не замечал... жалко. - Энт хотел было отбросить сорванный стебель, но передумал и бережно положил. Вот ты у нас извиняешься открыто, думала Аль, и в глазах ну прямо океан раскаяния... только там, на дне океана, много всякого. И тебя, Рыцарь, я далеко не всегда могу разгадать.
Юноша тихо застонал. Вил сдёрнул с пояса фляжку, шипя сквозь зубы: «Идиот», - теперь, похоже, в свой адрес, - налил немного воды на ладонь и брызнул ему в лицо.
- Крэв! - капли блеснули в одиноком луче солнца на закрытых веках и спутанных грязных волосах, прилипших к ссадинам на скуле и лбу. Тонкая струйка стекла с неподвижных губ, чертя на подбородке багровые дорожки. Энт выудил из мешка остаток старой рубахи, сохранённый как раз для таких целей, оторвал лоскут и протянул другу, но тот отмахнулся и вновь требовательно позвал: - Крэвин! Очнись!
Видно, он услышал: веки поднялись. И тут Аль заподозрила, что беднягу слишком сильно приложили по голове: глаза расширились, он дёрнулся и напрягся, весь сжавшись, - будто ждёт удара и отчаянно пытается лежать смирно и не отползать от Вила прочь. Девушка искоса глянула на Энта. Нет, ей не почудилось, он видит тоже. И понимает не больше её.
Вил заткнул флягу и с отстранённым видом потёр ею щёку. Взгляд его был совершенно холодным.
- Крэв. За что они тебя? - голос вполне соответствовал взгляду. - Что ты сделал?
- Ничего, - хрипло выдохнул менестрель и закрыл глаза - ей показалось, он боится заплакать. - Вил...
- Не я бил тебя. И не собираюсь. Не ври мне. Ну? Опять играл с чужими карманами?
- Нет! - Крэвин даже привстал, судорожно упираясь локтями в землю и с усилием выталкивая слова: - Клянусь. Я только с нею говорил, она... позвала. Им просто... не понравилось. - На коже, очень бледной под грязью и следами побоев, выступили крупные капли пота. Он то ли кашлянул, то ли всхлипнул и снова откинулся в траву, умоляюще всматриваясь в ничего не выражающее лицо Вила: - Ну поверь.
- Ты лучше пей. - Он подсунул юноше под голову мешок и молча держал флягу, пока тот медленно, морщась, глотал: делать это ему явно было больно. «Просто не понравилось». Энт отлепил пальцы от рукояти меча, открыл собственную фляжку, смочил губы и вернул пробку на место. Помогло. Он давно обнаружил: если хочется что-то с грохотом расколотить (или кого-то, точно следуя Заповеди, не убить, но подвести довольно близко к этому состоянию), а подходящего предмета нет, и об кого-то, в общем, руки пачкать противно, лучше всего такие простые, обычные действия... кстати, вот ещё полезное дело - поискать, где заново наполнить фляги... а не повторять в уме три слова, вцепившись в меч и потихоньку зверея... и сколько ни выдумывай успокаивающих манёвров, уже твёрдо зная: скоро, совсем скоро он пойдёт туда - к ним. И доходчиво объяснит: поступая с людьми подобным образом, здорово рискуешь однажды повстречаться с тем, кому твоё поведение тоже «просто не понравится».
Сейчас он вдруг понял, что ему абсолютно не нравится та трясина, куда Вил вот-вот... Поздно. Воздух знакомо изменился. Хет поставил уши торчком и в упор смотрел на Аль, а она вообще ни на кого не смотрела и любовалась небом, а значит, и ей было ясно. В глазах Вила вихрились золотые точки.
- Надо убраться подальше от тракта. Вставай. Мы поможем. Сумеешь?
Вопрос прозвучал так небрежно, будто Крэвин всего лишь прилёг подремать и без всякой помощи вскочит и бодро пустится в путь, распевая весёлые песни. Крэвин молчал, и вид у него стал ещё несчастней. Энт не удивился: и лёжа-то едва дышит, а тут вставать! Но отчего не спорит (хотя для него Вил обычный менестрель, а вейлина скорее встретишь на тракте), а безропотно силится оторвать себя от земли, не дожидаясь, пока его подхватят... и боится их. В своём затянувшемся странствии Энт успел повидать страх. Боится и прячет взгляд. Правда, и Вил заледенел - не дотронься... Энтис не впервые подумал, что друг больше подходит Ордену: ну пусть парень врёт и что-то спёр в Миете, а Вил воровства не терпит, но с наказанием и без них не поскупились, и добавлять вовсе не обязательно. И вообще, Вил-то знает, как нынче живётся менестрелям! Если бы не охота (спасибо трём годам ежедневной стрельбы по мишеням и отличному луку сьера Эверлена), и им редко удавалось бы поесть досыта, а что до сна - без звонкой монеты и лук не спасёт от ночёвок в кустах у дороги, трясясь на пронизывающем осеннем ветру и упрашивая добрых богов, чтоб не было дождя. А они тепло одеты, и Хет под боком - живое меховое одеяло, но когда ты совсем один, продрогший и голодный, доведённый до серого отчаяния пасмурным небом и чередой насмешек и неудач... о да, он мог бы представить... по крайней мере, понять. А Вил, видно, понимать не хочет. И легко не простит. Ну чем не вылитый Рыцарь?
Одно хорошо: довольно долго вокруг был лишь луг - сплошной ровный ковёр низкой, едва по колено, почти уже лишённой летнего многоцветья травы; а сейчас примерно в половине тара от тракта виднелась кучка берёз, выраставших словно из волшебного ярко-синего огня - цветущих целый год кустов дикой миалы. А где миала, там есть и вода - так что (если забыть об отсутствии крыши, стен, целебных лесных трав и защиты от Магистров, начиная с Луча Трента) с укрытием им повезло.
Разумеется, порыва идти самостоятельно Крэвину хватило ненадолго: сделав пару шагов, он издал тонкий жалобный звук и повис на них всей тяжестью, и дальше они не вели, а волокли его по лугу, то и дело спотыкаясь о какую-то особенно крепкую ползучую траву (скоро Вил, забыв недавнюю пылкую речь в защиту безвинных растений, ожесточённо разрывал стебли-капканы носком сапога, вполголоса бормоча проклятия), а Аль с Хетом шли поодаль, и лицо у Аль - Энт через плечо на неё поглядывал - было чужое и неприступное. Ей страшно, думал он. Очень, а она ненавидит страх. И я... и мне. Очень...
«Альвин. Странно. Объясни. Для не-друзей - неприятных - ты рискуешь? Надо? Правильно?»
«Нет!.. проклятье. Не знаю! И это не я решила, спрашивай у него! Неприятных?»
«Горечь. Злость. Такое в памяти. Злая-радость, ярость, боль. Потом горечь. Досада. Гнев... на себя?»
«Не знаю. Вил редко злится. На себя - делая этакую глупость, ха, ещё бы... Но радость? Непонятно».
«Ты человек. И он». Тепло, сочувствие, лёгкая грусть. Она нежно гладит чёрную шкуру в ответ.
«И я люблю тебя. Люди не всегда понимают людей, Хет. Тебя я лучше понимаю иногда. А второй?»
Её друг отзывается в мыслях-ощущениях чем-то вроде виноватого пожатия плеч, а в мире Сумрака - дёргает ухом, будто отгоняя надоеду-пчелу. Пчелы, кстати, нет. Обычный ответ насчёт «чтения» Энта.