Слушай Израиль

               
                Слушай Израиль!


    Так начинается главная молитва иудеев. Иудей должен повторять ее всегда, но самое главное – успеть сказать эти слова перед смертью, даже насильственной. Продолжение ее такое – Наш Бог един, неделим, вездесущ, непознаваем, и нет другого Бога.
  В канун католического Рождества полетела я в Израиль.  На пограничном контроле строгий допрос. Предъявляю приглашение от моего бывшего соседа в Москве гражданина Израиля. Предъявляю обратный билет. Авиабилеты туда-обратно в Эйлат. Бронь гостиницы в Иерусалиме.
Девушка-пограничница недовольно кривит губы: Вы одна приехали?  А кем вам приходится пригласивший вас израильский гражданин? А гостиничную бронь вы уже оплатили?
   Наконец, ставит штамп, и я – на территории Израиля .
Потом , при перелетах в Эйлат и обратно, при вылете назад в Москву, я пойму, что эта девушка-пограничник была сущим ангелом. Вот какие вопросы мне будут задавать другие представители спецслужб в аэропорту Бен-Гурион:
-Где родились? Откуда родом ваши родители?  Как их звали?  Как звали бабушку и дедушку? Братьев и сестер? Ваших детей?  Чем вы занимаетесь?  Как переводится, или какое значение имеет ваша фамилия?   
 -Бывали ли в Египте? Имеете ли друзей среди арабов?
-Владеете ли арабским языком? Почему у вас так мало вещей? Что вы делали в Иерусалиме? Что вы делали в Тель-Авиве? С кем вы встречались? Сами ли паковали вещи? Брали ли подарки? Вы отдаете себе отчет, что арабы могли вам подсунуть в багаж взрывчатку? 
   При перелете в Эйлат распотрошили  всю мою сумку с вещами. Купальник, сменное белье,шлепанцы, парео, зубная щетка. Я путешествую налегке. Проверили все, даже открыли футляр зубной щетки, распатронили мобильник  и фотоаппарат. Настойчиво задавали вопрос – разве этих вещей хватит на два дня? И почему я прилетела на Красное море на такой малый срок?
  Молодцы, хвалю за бдительность.   
      В толпе встречающих – мой друг Володя .  Когда  он уехал в Израиль , нам казалось, что в этой жизни мы больше  никогда не увидимся. Тогда в Израиль провожали как на тот свет.  И мы действительно не виделись и ничего не слышали друг о друге  целых тринадцать лет. А потом – перестройка, гласность, поднятие железного занавеса, и ничуть не изменившийся Володин голос в телефонной трубке . Это было зимой в конце восьмидесятых. Потом мы встречались еще несколько раз, опять теряли друг друга из виду, и, наконец, после двух лет установившейся переписки по электронной почте  - встреча в аэропорту. По мне, так Володя стал еще интереснее, солиднее, импозантнее, чем был. Меня удивляет, что он в осенней куртке – ведь на дворе 25 градусов. Все равно, зима – поясняет он свой наряд.  И , подхватывая мой багаж, ведет меня к стоянке маршрутных такси.   
Добраться из аэропорта Бен-Гурион до Иерусалима в обычный день не очень сложно. Но скоро начнется шабат, и движение прекратится. Останутся только такси по двойному счетчику, а это ОЧЕНЬ дорого. Билет в маршрутке аэропорт –Иерусалим стоит 55 шекелей. Чтобы получить сумму в рублях, надо умножать на 10.
  На стоянке ажиотаж. Пассажиров немного, и водители расхватывают нас, крича что-то на иврите. Таксистов , водителей автобусов и маршруток с русским языком днем с огнем не сыщешь.   В этом шуме-гаме нам не удается толком проститься с Володей, но я кричу ему – если бы не ты, я бы здесь очень растерялась! Он в ответ сует мне пакет с фруктами – вдруг проголодаешься в дороге!   Но вот маршрутка рванула с места, и мы помчались в сторону Иерусалима. Несколько француженок, пара немцев.  Никто не понимает водителя, и водитель не понимает никого.  Среди пассажиров находится один молодой человек в кипе, знающий и иврит, и английский. Он переписывает пассажиров и отели, в которые их надо везти. Мне он поясняет, что водитель не повезет меня в мой отель, расположенный в арабском квартале, иначе там  ему разобьют машину. Поэтому он пересадит меня в Иерусалиме в арабское такси, и за 15 шекелей я доеду до места.  Езда в Израиле нервная. Сигналят, прижимают, резко тормозят. Меньше, чем через час мы уже в новом Иерусалиме,  в его западной части. Меня пересаживают в такси - белый мерседес . Водитель-араб долго не понимает, куда мне нужно, хотя я сую ему бумажку с адресом. Он латиницы не знает. Мы кружим по городу, пару раз чуть не сталкиваемся ( кстати, очень много поцарапанных в мелких авариях машин), наконец, он  с помощью отчаянной жестикуляции останавливает полицейский джип с арабами. Они делают знак ехать за ними, и через минуту мы- у дверей отеля. Я протягиваю бумажку в 50 шекелей, ожидая сдачи, он забирает ее… И требует с меня еще хотя бы тридцать!  Что мне остается делать? Махнуть рукой на свои денежки!  Тридцать шекелей я ему не дам хотя бы потому, что у меня их и нет. Есть только доллары и банковские карты. По банковской карте я оплачиваю свой номер. А дальше – выясняется, что в этой части города нет банкоматов, и нет обменников.  Итак, я остаюсь в свой первый день в Иерусалиме вообще без наличности. Что такое отель «Иерусалим панорама» ?  Это очень скромное заведение, в номере ужасно холодно, кондиционер там какой-то самодельный, устрашающего вида, и тепла он не дает.  Мне приносят  обогреватель – допотопный спиральный.  Он не работает, так же, как не работает и телевизор. Вид в окно – стена соседнего дома, но если свернуть голову левее, то виден кусок стены Старого города с позолоченным куполом гигантской мечети. Как потом объяснит гид, это самое древнее на земле мусульманское сооружение.  Я раскладываю в номере на письменном столе скатерть-самобранку:  закуску из самолета (запеченная индейка, Аэрофлот уважает рождественские обычаи), фрукты из Володиного пакета.  Перекусив,  пускаюсь в паломнический путь. Уже наступают сумерки.  Наш отель стоит на Масличной горе. Я спускаюсь вниз мимо кладбищ по обеим сторонам дороги. По левую руку, на спуске в овраг –римские надгробия, справа  вверх идут мусульманские захоронения. Тьмы и тьмы. Высоко на горе весело поблескивают золотые луковки куполов  русской  православной церкви. На дороге мне встречаются два православных батюшки какого-то особенно замшелого вида, но они ласково напутствуют меня – Бог в помощь!  И у меня становится очень легко на душе. Я иду в темноте одна по арабскому кварталу и, вопреки обыкновению,  ничего не боюсь. На протяжении  примерно трех  километров вдоль стены Старого города мне не встретится  ни души. Но вот стоянка туристических автобусов  возле указателя -  Сионская гора.  Из путеводителя я знаю, что на вершине этой горы – могила царя Давида, хотя все экскурсоводы и историки оговариваются, что, возможно, это и не его могила. Позже мне дадут почитать  книжку Игоря Губермана и Александра Окуня « Путеводитель по стране сионских мудрецов», где описаны все подобные казусы. Отсылаю всех к этому замечательному произведению.  Я же сосредоточусь на своих собственных впечатлениях – впечатлениях одинокой путешественницы.
    Возле автобусов стоит группка соотечественников. Я спрашиваю у них, далеко ли до западной стены.  Темнокожий мужчина с бэнджем (надпись на иврите), на ломаном русском спрашивает, из какого я автобуса, из какого я города, и  как зовут моего гида. Я объясняю, что я одна – он просто не может в это поверить.  Потом призывает меня примкнуть к их группе – одинокой женщине, по его мнению, в Старом городе в этот час могут грозить опасности!  Но я его не слушаю и иду вперед. Еще километр – и я вижу впереди на горе иллюминированную шестиконечную звезду. Несомненно, это синагога, значит, я приближаюсь к еврейскому кварталу. Действительно, повернув на указатель «западные ворота»,  встречаю на своем пути шествие совсем молодых религиозных евреев, это подростки, которые радуются шабату. Их не меньше сотни, они идут, что-то напевая, перекрикиваясь, и я присоединяюсь к этой нестройной колонне. Они ведут меня вдоль стены Старого города по лестницам, и ,то поднимаясь, то опускаясь по ступеням, мы выходим на улицу, которая ведет в новый город. Я вижу вдали здания банков и отелей, по идее, мне надо туда – может быть, найду банкомат. Но по наитию  поворачиваю вдоль стены Старого города и подхожу к Яффским воротам.  Внутри Старого города кипит жизнь. Шатаются группки пожилых европейцев скандинавского вида. Молоденькие католики в шапках Санта Клауса с молитвенниками в руках, стоя прямо на улице возле здания латинской патриархии ,распевают псалмы. Прохожие останавливаются послушать, аплодируют. Мне становится весело, я чувствую себя чуть ли не как дома, и мое хорошее настроение еще усиливается, когда я вижу открытый обменник.  Ура, вот я и при шекелях. Теперь я могу… А что, собственно, я могу?  Я ведь хочу попасть на рождественскую службу в какой-нибудь из католических храмов.  Но еще рано, еще только половина восьмого вечера.  Я спускаюсь в лабиринт мусульманского базара, и вскоре набредаю на указатель -  Церковь Гроба Господня.  Иду по узким улочкам, ориентируясь на крест – и вот он, вход, вот приметная мраморная  колонна с кривой глубокой трещиной – это след от молнии. Во дворе Храма всего несколько человек. Сидят на каменных ступенях, медитируют. Я присоединяюсь к ним. Откроется ли Храм для прихожан сегодня?  Я не знаю. Может быть, вернуться в отель?  Там накрыт праздничный рождественский ужин для гостей.  Я пускаюсь в путь, держа курс на восточный квартал. По дороге, услышав русскую речь, спрашиваю, как мне пройти  к Масличной горе.  К счастью, я наткнулась на гида. Он объясняет, что иду я в правильном направлении. И действительно, минут через пятнадцать  выхожу из ворот в арабскую часть города. Но до Масличной горы мне очень далеко.  Я узнала это место, здесь днем мой незадачливый водитель останавливался, чтобы спросить  дорогу на стоянке такси. Меня зазывает водитель-араб. Он называет свою цену – 50 шекелей. Я торгуюсь и сбиваю  до 35.  Через пять минут он подвозит меня к дверям отеля.  Вокруг открыты маленькие лавчонки с продуктами. Точно такие же лавчонки я потом буду встречать и в Ришон-ле Ционе, в том городе, где живут мои бывшие московские соседи, Зина и Саша .  Я поднимаюсь на шестой этаж в ресторан. Да, в описании отеля на сайте  указано все точно. Панорамный обзор, отлично виден Старый город, гигантский золотой купол мечети, и православная церковь, и кладбища, и арабский квартал. Точнее, сейчас виден только освещенный купол. Утром, во время завтрака  мы оценим этот вид. Праздничный рождественский ужин подходит к концу. Я пришла последней.  Высокий пожилой араб, видимо мэтр, галантно ухаживает за мной.  Приносит мне горячий консоме – довольно вкусный бульончик из индюшатины, в буфете можно выбрать горячее : запеченное филе индейки, круглые бараньи котлеты, курица гриль, овощи. На столе – крупные ломти свежего белого хлеба и большой кувшин с водопроводной водой.  Вода имеет привкус, но я пью ее за милую душу.  Вокруг меня говорят на испанском и японском языках. Народу немного, занято только четыре стола.  Я решаю, что тоже должна с кем-нибудь поговорить, и звоню сначала бывшей однокласснице, потом бывшим соседям по Москве.  И в этом приятном обществе  провожу рождественский вечер. 
    В  5 часов утра меня будит голос муэдзина, призывающего правоверных на молитву.  Я засыпаю снова, и снова просыпаюсь от голоса муэдзина. Минарет возвышается прямо над гостиницей. Пора идти на завтрак. 
    В ресторане полно народу. Индусы. Англичане. Японцы. Испанцы. Шведы. На завтрак – вареные яйца кремового цвета, маслины, тунец, несъедобный сыр , съедобный сыр, кекс, варенье, масло, молоко, кофе, чай. Едим и фотографируем. Экзотика. За этот вид отелю можно простить все его скромные удобства.  Ванна маленькая, узенькая, холодная. Ладно, я без претензий. Главное – сейчас  возьму вещи, и пешком пойду в Старый город.
  Иду вчерашней дорогой, и вижу, что мимо могил вниз бежит исхоженная тропинка.  И там, далеко внизу, группка туристов что-то фотографирует. Я бросаю взгляд  в направлении интересующего их объекта, и меня осеняет: эта тропинка ведет прямо к Гефсиманскому саду.   
        Я спускаюсь и замираю на мостике.  Здесь все перемешено.  Сад с низкорослыми оливами.  Остатки римских склепов. Мусульманские надгробья. Колокольный звон плывет со стороны Старого города.  С минарета слышны напевы муллы. Вечность открывает мне свой величественный облик. Погружаюсь в незнакомые ощущения.   
    Не знаю, сколько времени прошло, пока я стояла у Гефсиманского сада. Но солнце уже высоко, и мне приходится стянуть сначала ветровку, а  потом и свитер. Ремень  дорожной сумки тяжело натирает плечо. Я взбираюсь по ступеням наверх к стенам Старого города. Ступеней много, очень много. Через каждые три пролета  останавливаюсь для отдыха. Какое счастье, что я без гида. Несчастные туристы  торопятся за своим пастырем вверх по лестнице прямо передо мной. Гид молодой, легкий, энергичный, он быстро взбегает по ступеням, а его «овцы» стараются изо всех сил, чтобы не отстать.  У гида рассчитана каждая минута – быстрее, быстрее! И они исчезают из вида. А я останавливаюсь на площадках, слушаю и впитываю всю эту окаменевшую здесь Вечность.  Понимаю разницу между туристом и паломником. Турист узнает много интересной информации, которая потом неизбежно выветривается из головы, но у него нет возможности помедитировать и ощутить Время.  Паломник же- наоборот. Его переполняют ощущения, мысли, сама по себе происходит какая-то мощная работа духа.  Я пытаюсь анализировать свои чувства и понимаю, что основное  из них –  смирение.  Смирение – это значит, быть заодно с миром, не противоречить порядку и закону мироздания.  Были люди и страны, прошли люди и страны, и будут, и пройдут, и я пройду – куда, не знаю, но так надо. Заодно со всем миром.
      Какой нелепый парадокс, что именно в этих местах смирение не имеет вовсе никакой цены,  что здесь все время идет война.  Вот и Старый  город в Иерусалиме разделен на четыре части. И в мусульманский квартал, и к западной стене города можно пройти только мимо поста полиции.  На Храмовую гору  туристов пускают с 8 до 10 утра.  В 10 утра начинается молитва в мечетях,  и неверных изгоняют из этой части города.  Потом снова открывается туристская тропа.
    В мусульманском квартале есть свой маленький дворик, где три квадратных метра Стены плача принадлежат детям Аллаха. Там тоже кто-то оставляет записочки с просьбами к  высшей силе, но этих записочек значительно меньше, чем с еврейской стороны.  На еврейскую часть площади у  Стены Плача можно было бы взглянуть сверху из мусульманского квартала, но там натянута плотная ткань. Ее натянули иудеи, поскольку арабские подростки любят швырять камни  в молящихся  внизу иноверцев.    Я прохожу к западной стене, к Стене Плача со стороны еврейского квартала.  Сегодня Шабат, поэтому площадь у стены превратилась в синагогу под открытым небом.  Туристов пока нет, только такие же, как я, одиночки, или как теперь принято выражаться, индивидуальные путешественники.  Нас не наберется и десятка. 
    С левой стороны у Стены Плача молятся мужчины.  Это красочное ритуальное действо,  там, за перегородкой расставлены столы, на них лежат  книги в футлярах , должно быть, это Тора. Религиозные иудеи, одетые в праздничные наряды, принятые у хасидов, поют, водят какие-то хороводы – все это можно разглядеть только через ажурные отверстия  в воротах.  К  счастью, здесь стоят очень легкие пластиковые стулья, я опускаюсь на один из них, на другой ставлю свой багаж . Запасаюсь водой из фонтанчика – и смотрю, запоминаю, записываю. Я специально даже не вынимаю фотоаппарат,  чтобы не раздражать верующих .
    Какие у них наряды?  А самые разные.  Варианты:
1. Черные чулки, черные панталоны , черные башмаки, белая рубашка, черный длиннополый сюртук, белая кипа, белая накидка с кистями.
2. Белые чулки, черные панталоны, белая рубашка, черный сюртук,  на голове  высокая  меховая шапка  с кожаным верхом. Как бы круглая папаха.  Похоже на колесо.
3. Все то же самое, но на затылке- круглая черная  шляпа. Или – черная кипа. 
    Мальчики одеты так же, как  взрослые,  все они в кипах.  Маленькая плоская круглая шапочка на затылке, пришпиленная к волосам,  может быть черной или белой, может быть из плотной материи или из трикотажной.  Вязаная кипа означает, что ее обладатель  толерантен к светской жизни, он может служить в армии.  Те, кто не в вязаной кипе, живут своей религиозной жизнью, выполняют все заветы и в армии не служат. 
  Пейсы. Пейсы  носят по-разному. Видела молодых мужчин с выбритой головой и с одним кокетливо вьющимся ухоженным пейсом у виска. Не поняла, как в этом случае крепится кипа.
   Так, ухожу к правой части стены, там за перегородкой молятся женщины, вход свободный. Те, кто уже закончил молитву, пятятся задом. Их задача- выйти на площадь из зоны молящихся, оставаясь лицом к Стене.  Здесь все женщины сидят на стульчиках, с Торой  в руках.  Сосредоточенно молятся.  Самые  святые места- вплотную к стене.  Считается, что шепот молящегося будет услышан, так же, как и просьба, изложенная в записке. Мне говорили, что все эти записки складывают в кожаный мешок и закапывают в землю для сохранности на веки вечные.
    Нетерпеливые, вроде меня, подходят к стене как можно ближе, прикладывают к ней ладонь, а потом целуют ее.  Периодически женщины встают на стулья возле перегородки с мужской половиной, оттуда им передают священные книги, которые они целуют и возвращают обратно.
    Это происходит в субботу. А в четверг  на этой же площади у Стены Плача празднуют Бар-мицву.   Это праздник тринадцатилетних мальчиков.  В три года мальчикам начинают читать Тору, и через десять лет они впервые получают право сами прочитать недельную  главу из Торы на богослужении.  Праздник Бар-Мицва очень почитаем, к нему долго готовятся и отмечают его торжественно. У Яффских ворот Старого города трубили в рога, танцевали и пели многочисленные группки  празднующих. На четырех шестах несли шатер из синего бархата, под ним умещался виновник торжества со своим отцом и старшим наставником. Религиозный смысл праздника описан в энциклопедиях, я же отмечаю, что семьи по этому поводу очень радовались. У Стены Плача молились мальчики бар-мицва, церемонию снимали множество приглашенных фотографов и телеоператоров.    
    Ко мне подошел какой-то хасид в шляпе, спросил, откуда я приехала. Не понимаю, чем был вызван его интерес. Оделась я благопристойно – на голове косынка, длинная юбка, плечи и руки закрыты.  Торговцы-мусульмане безошибочно признавали во мне русскую . «Бабушка, иди сюда», - этот призыв меня вначале шокировал, потом оказалось, что так они называют русских матрешек. Но, видимо, хасиду что-то во мне показалось подозрительным.
    В еврейском квартале я была впервые, хотя до этого дважды приезжала с экскурсией с Кипра. Тогда, видимо из-за недостатка времени нас проводили коротким путем  через Яффские ворота в Храм Гроба Господня, оттуда- к Стене Плача, и потом тоже какой-то короткой дорогой – назад к Яффским воротам. Еврейский квартал весь построен заново. Очень узкие, очень чистые улицы, вымощенные камнем, дома тоже каменные, магазинчики, сувенирная лавка «Ривка», на площади -  огромное религиозное сооружение, где совмещены синагога и мечеть ( на разных уровнях), школы для девочек, школы для мальчиков. Квартал наполнен праздничной толпой, торопящейся в сторону Стены Плача.  Многодетные семьи, все очень опрятные, красиво одеты. Видела маму с четырьмя детьми мал мала меньше, младший – грудной. Все дети помогают маме и друг другу идти дружной стайкой и катить коляску.  Отдыхаю на скамье под пальмой возле синагоги-мечети и пускаюсь в путь.  Немного поблуждав между стоянками автомобилей и закрытыми магазинами, каким-то образом добираюсь до Яффских ворот.
     Отсюда через мусульманский базар  направляюсь – уже во второй раз – в Храм Гроба Господня. И – повезло так повезло!   Попала как раз на праздничную службу в католическом приделе .  Помолилась. Получила благословение сначала от католического священника, а потом и от служителей остальных конфессий – и от православного батюшки, и от григорианца.  Ни одного человека не было при входе в пещеру божественного огня, и я отдала монаху купленные в лавке свечи, которые он опалил, а потом притушил колпачком. Считается, что на этих свечах остался тот самый огонь, который сходит каждую Пасху.
      После этого священнодействия я решила покончить с религиозной частью своего путешествия. Но при выходе из Храма мне захотелось еще немного посидеть в его дворе, и я устроилась на одной из каменных тумб. Что для меня было особенно ценным в этом паломничестве – это молчание. В Израиле есть, кстати, монастырь молчальников, о котором расскажет мне Володя в следующую нашу встречу.  Насельники этого монастыря, мужчины, придерживаются того мнения, что все грехи мира происходят от суесловия. Они мотивируют это тем, что Бог создал все органы человека парными,  а вот рот и язык – одинарны. Поскольку использовать их нужно реже.  Ну что ж, я тоже люблю помолчать.  Люблю побыть одна в толпе. Но вот одиночества долго не выношу. Здесь как раз такой случай, когда я и одна- и в толпе.  Вокруг меня галдят на разных языках  светлокожие и темнокожие туристы.  И внезапно я устаю от этой разноязычной и разноцветной толпы. Хочется помолчать и посидеть с закрытыми глазами.
 Неплохо бы пообедать. Но идти в ресторан не хотелось, пиццерии и маленькие бары были забиты народом, и я приняла свежее решение.  Купила у торговца-армянина круглую желтую булку с финиками, достала бутылку с припасенной у западной стены водой из фонтанчика и устроилась возле ворот в нише, где, вероятно, раньше сидели нищие.  Но в тот момент там отдыхали три туристки из Польши.  Я постелила свой многофункциональный парео  и не без комфорта  пообедала, разглядывая яркую многоцветную толпу, входящую в Яффские ворота. В какой-то момент я заметила, что меня снимает на видеокамеру турист из Западной Европы. Интересно, за кого он меня принял – за бездомную?  Если так, то у меня есть хороший шанс пообедать в столовой для неимущих, которую открыли в еврейском квартале состоятельные американцы. Шучу.  Надо сказать, что у меня была мысль арендовать для отдыха комнату в хостеле, которых внутри старого города великое множество. Но, войдя в один из них под названием «Хостел у Яффских ворот»  была смущена ценой, которую запросили за более чем скромную каморку хозяева. 260 шекелей. Впрочем, они тут же сбили цену до 150-ти. Но мне не захотелось отдыхать в каморке без окна, и я наудачу побрела по улочке под названием «Улица латинского патриархата». Там –то для меня нашелся и стол и дом.  Интернет-кафе.  Армянский юноша лет двадцати  и помогавший ему армянский мальчик лет двенадцати  предложили  все необходимые путнику услуги. Я смогла оставить у них на хранение дорожную сумку, умыться, послать весточку в Москву и выпить чаю с мятой.  И всего за тридцать шекелей.  Кроме того, мальчики отыскали мне в Интернете расписание автобусов в Ришон-ле-Цион, куда я собралась отправиться сразу после окончания шабата, и выдали карту Старого города.  Я покружила в нем еще часа три, а потом попрощалась с мальчиками из Интернет-кафе и отправилась на автовокзал.  Помаявшись на остановке автобусов, которые еще не ходили , решила сдаться на милость таксиста. 100 шекелей.  2 километра.  Автобус до Ришон-ле-Циона , расстояние 67 километров, стоил 24 шекеля.  При входе в автовокзал мы прошли строгую процедуру проверки багажа  и  личный досмотр.  Я была довольна, что здесь так заботятся о безопасности рейсов. Каково же было мое разочарование, когда отъехав от автовокзала метров триста , водитель  взял на остановке группу пассажиров, которых никто не проверял. Лично мне все они показались очень подозрительными.  Среди них, кстати, было несколько арабов.  Один из этих арабов уселся на пол в проходе прямо рядом с моим креслом.  Я успокоилась только тогда, когда через пятьдесят километров он вышел из автобуса.  Сама я доехала до места и вышла на нужной остановке только благодаря тому счастливому обстоятельству, что рядом со мной сидели три бывших соотечественницы, которые собирались выйти на той же остановке, что и я. Они же попросили водителя, который отказывался понимать и русский и английский, открыть для меня багажное отделение, чтобы я могла забрать свою сумку. Не представляю, как бы я справилась без  этих случайных помощниц.  Вообще, пользоваться автобусами в Израиле чужестранцу довольно затруднительно, поскольку на лобовом стекле  надписи  - только на иврите. Поэтому в дальнейшем  мои друзья снабжали меня многочисленными записочками с номерами автобусов и  названиями остановок, и всюду, где могли, опекали  меня, как умственно отсталую. 
            - А ты представляешь, как чувствовала себя здесь я двадцать лет назад?  - спросила меня Дина.
      С Диной мы в школе сидели за одной партой и вместе делали уроки. Она была очень трудолюбивой, и методично изучала весь школьный курс. Я тянулась за ней. Мне легко давалась только литература.  При встрече я так и не спросила Дину, каким ветром ее занесло в Израиль, если ее родная сестра Лида поехала в ЮАР. 
   Мы встретились теплым вечером 29 декабря в центре Тель-Авива после сорокалетней разлуки. Впервые после окончания школы.  Обнялись, расплакались, взялись за руки. Почувствовали себя снова девочками из 23-й рижской средней школы.  В симпатичном ресторанчике ( удобные мягкие восточные сидения, огромные порции, красивое освещение) были втроем – с нашим одноклассником Гарриком, милым добродушным человеком. Потом долго ждали на стоянке  моего автобуса, так и не дождавшись, отправили Гаррика к жене, и остались вдвоем. Вокруг  звучала непонятная речь, мимо текла редкая толпа. Я хорошо поняла вопрос, который задала Дина.  Да, наверное, это было очень нелегко.  Приехать в незнакомую страну, не имея друзей, денег, работы, жилья, не зная иврит…  И все же она выстояла. Нашла работу по специальности.  Нашла здесь свою любовь. Выучила не только иврит, но и польский язык, поскольку  Моше, ее избранник, приехал в Израиль из Польши. Было это давно, ему тогда исполнилось только 6 лет. На месте Дизенгоф-центра,  большого торгового молла, каких сейчас и в Москве пруд-пруди, в то время стояли палатки с беженцами, в которых жила семья Моше.  Да, много времени утекло. Но о Моше речь впереди.
    Дина стала очень интересной женщиной, хотя и рассталась со своей длинной рыжей косой.  Ее пышная стрижка приобрела с годами медный оттенок, зеленые глаза ничуть не потускнели, а фигура стала заметно лучше, поскольку в школе  Динка была просто тощей девчонкой.  Дина спустя сорок лет стала фактическим лидером нашего бывшего класса. Это она собрала нас всех , используя ресурс сайта «Одноклассники». Лично я только из-за нее надумала поехать в Тель-Авив.  И  не ошиблась. Наша встреча доказала мне, что с годами одноклассники становятся  очень дорогими людьми. Как заметила Дина, одноклассники отличаются  от всех остальных знакомых, которыми мы  обрастаем в жизни, тем, что помнят  наших родителей молодыми.   Я думаю, что обрела в Дине сестру.   
     Не знаю, сколько бы мы еще просидели на этой автобусной остановке, где вместе с нами ждали того же автобуса еще несколько человек. Но Зина и Саша, у которых я гостила в Ришон-ле-Ционе, и которые очень за меня беспокоились, позвонили мне с сообщением, что этот автобус закончил свою работу в 9 часов вечера. То есть, мы опоздали на него всего на пару минут.  И Дина усадила меня в такси, дав  инструкции на иврите водителю, а мне вручив 100 шекелей. Не думала я, что поездка по Израилю окажется такой дорогой из-за этих такси.  Обратный путь в аэропорт и очередные 100 шекелей оплатит мне  Володя .
    Мы знакомы так давно, что иногда он кажется мне родственником. Я знала его родителей, помню его взрослого сына первоклассником. Помню, как в Ригу, где Володя тогда работал, приехала из Одессы его жена Марина. С банкой клубники и пакетом молодой картошки . При развитом социализме не в сезон  этой лакомой еды  на рижских рынках купить было нельзя. Латвия не пускала за свои прилавки выходцев из южных республик( и сейчас, кстати, не пускает) .Поэтому приезд Марины с ранней клубникой и молодой картошкой ярко запомнился всему коллективу газеты, где мы в то время вместе с Володей работали. Мы были молоды, веселы, и  часто шатались втроем:  Володя, я и Галка, жена моряка, все
 лихие журналистские перья. Мы быстро справлялись с редакционными заданиями, и часто обедали вместе. Если водились деньги ( трешка на человека), мы шли  в самый шикарный ресторан. Заказывали сырный салат, бутылку вина и горячее.  А иногда, считая копейки, скидывались на самую дешевую колбасу. Однажды продавщица, выполнявшая такой заказ, дружелюбно осведомилась, какой породы наша собачка.
  Теперь Володя зрелый журналист, выпустивший несколько книг,  глава большой семьи. Но, встретившись,  мы вспоминаем нашу молодость, хохочем, и снова превращаемся в озорных корреспондентов, которым жизнь представлялась  нескончаемым источником интересных тем для публикаций.
    Володя чувствует себя как рыба в воде. Но не все мои израильские знакомые могут сказать о себе то же самое.      
 Известно, что в Израиле выходцев из России называют просто русскими. Мы не говорили на эту тему с Зиной и Сашей, но я понимаю, что они приложили много усилий для адаптации. В Израиль семья приехала в начале 90-х.  Выучили иврит.  Сейчас, когда оба на пенсии, посещают клуб. Занятия физкультурой, разнообразные лекции. Они выбрали клуб, где общаются на иврите, хотя могли пойти по более легкому пути. Здесь есть клуб и для русскоговорящих.  Благодаря Зине и Саше я смогла лучше узнать жизнь своих бывших соотечественников в Израиле.  Например, однажды за Зиной заехали родственники, чтобы вместе поехать в ресторан на семейное торжество по случаю рождения нового  ребенка в многочисленном клане. У Зины, Слава Богу, девять двоюродных сестер и братьев.  На этом семейном торжестве в ресторане присутствовали 120 человек, гости много и хорошо говорили о молодых родителях.  Какая приятная традиция!  У нас  обычные люди устраивают в ресторане только свадьбы и поминки, и все реже – юбилеи.    
 Три раза в неделю к  моим друзьям приходит социальный работник. Это Ира, которая приехала сюда из Мурманска. Ловко управляясь с хозяйством, она  не прочь и поговорить с гостьей.
-Когда я репатриировалась, то мне казалось, что я единственная еврейка за Полярным кругом. Но здесь оказалось много наших.
    Вместе с Ирой приехала большая семья. Помимо работы у Саши и Зины, она вкалывает в частном детском саду, организованном ее дочерью, предприимчивой молодой дамой.  Ира привыкла жить в Израиле, только жалуется на жару. Говорит, что в летние месяцы даже ночь не приносит избавления от зноя.  Зина и Саша соглашаются, что летом можно существовать только возле кондиционера. Днем высовываться под палящие солнечные лучи не стоит. Не так-то много зелени на улицах.  Люди оживают ближе к ночи, выходят из домов, идут посидеть в кафе у фонтанов, прогуляться в пальмовую рощу.  Говорят, что летними ночами на улицах полно детворы, и родители не беспокоятся за своих отпрысков. Здесь нет хулиганства.
   Парадокс Израиля: хулиганства нет, а на улицах все равно опасно. Мне показали мирное местечко в парке, где пожилые жители города  под тенью навесов играют в шахматы, в домино, в карты, просто читают прессу. Дважды в этом месте гремели взрывы. Были погибшие. Обманчиво спокойствие израильской жизни.
      Поэтому и трясут службы безопасности  иностранцев в аэропортах. Вылетаю в Эйлат.  В самолете мое место между двумя молоденькими девушками в армейской форме.  Они ведут себя по отношению ко мне очень предупредительно. Одна помогает закинуть наверх сумку, другая интересуется, удобно ли мне сидеть. Летим всего сорок минут. Демонстрация всего аварийно-спасательного оборудования – на экранчиках  перед каждым рядом. На взлете эти экранчики убираются в верхнюю панель. Летим. Стюардессы разносят  легкую закуску – бутылку минеральной воды и маленький  шоколадный бисквит. Потом идут по рядам, собирают в обычный пластиковый пакет мусор.  Мягко садимся прямо в центре города. Восемь часов вечера.  Довольно тепло. Называю таксисту отель, он договаривается со мной за 20 шекелей. Эта сумма кажется мне очень щадящей, я охотно соглашаюсь.  Мы проезжаем полкилометра – и вот отель.  На обратном пути я поеду сюда в аэропорт на бесплатном автобусе – от моей гостиницы это всего одна остановка.   Отель как отель.  Мне на запястье надевают браслет «все включено». Еду в лифте на свой пятый этаж, со мной – молодая пара. Соотечественники. Кривятся. Фу, отель ужасный, гадкий.  Так и не поняла за два дня, что этим молодым людям из российской глубинки (судя по говору) так сильно не понравилось.  В номере – удобная кровать, вид с балкона на бассейн и море вдали. Еда в ресторане –  с 7 утра до 10 вечера с небольшими перерывами. Шведский стол. Отель переполнен.  Афроамериканцы. Эфиопы. Латиноамериканцы. Одеты все очень красочно. Джентльмены из Аргентины так и просятся на обложку глянцевого журнала. « В далекой знойной Аргентине, где небо синее, как на картине, там Джо танцует с Кло».  Мой сосед по отелю «Джо»  из Аргентины  был просто шикарен   в своем светлом костюме с жилетом и в мягкой светлой шляпе.
     Администраторы и турагент – русские дамы.  Покупаю билет в Океанариум и билет на Дельфиний риф. Собственно, мне  не хочется купаться с дельфинами, это слишком сильное впечатление. Просто вечером на дельфиньем рифе можно получить за 47 долларов релакс. Купанье в трех бассейнах:  с водой, имитирующей воду Мертвого моря, с  водой из Красного моря и  с дождевой водой.  Бассейн с дождевой водой оказывается самым приятным. В стоимость билета входит 10-минутный расслабляющий массаж в воде.
   Перед входом в зону рекреации ( кроме бассейнов там еще и залы с низкими лежанками в восточном стиле для отдыха, и выпивки-закуски, и пресс для самостоятельного приготовления фруктового сока  из гранатов , апельсинов, яблок ) служащая меня инструктирует – мобильник отключить, говорить шепотом.  Зона полного отдыха и расслабления.  Несколько дам разного возраста неподвижно лежат на воде с помощью  поплавков. Я присоединяюсь к ним. В это время заходит группа французов, и начинается ужасающий гвалт, хохот, плеск воды. Похоже, что инструктор их ни о чем не предупреждал.    
     После сеанса  в почти полной темноте под плеск волн пробираюсь к выходу. На шоссе – ни души. Со стороны египетской границы, которая здесь всего в нескольких километрах, приближается такси.  Останавливается возле меня. За рулем – молодая женщина. Называю адрес. Она кивает головой, а потом говорит по-английски заученную фразу:  я не знаю иврита, я не знаю английского, ваш адрес поняла. И, действительно, привозит меня по назначению в считанные минуты.
    На мой взгляд, Эйлат здорово проигрывает по сравнению с Египтом. Небольшой залив, не так много пляжей, вдоль моря какие-то многотысячные автомобильные стоянки, склады. Индустриальный пейзаж. Во второй раз на этот курорт вряд ли соберусь.
       Общее впечатление от большого Тель-Авива – довольно однообразная архитектура, коробки домов , каменных, бетонных, хай-тек.  Очень мало индивидуальных черт в облике городов.  Видела в Ришоне аллею нобелевских лауреатов-евреев. Очень много умных людей прославили еврейский народ. Эта аллея тянется вдоль нового района, где в последние 15 лет построены новые красивые дома и виллы. Но все равно, здесь не встретишь  архитектурных шедевров.
     Самое лучшее, что было в этой поездке –  встречи с людьми, с моими друзьями , с теми, кого не видела много лет. Ради них мне хочется вернуться в Израиль еще раз и попытаться лучше его узнать.