Палуба дрогнула, и корабль начал разворачиваться. Делайт вздохнула полной грудью. «Первый этап побега благополучно завершен. Побег? А как иначе назвать эти судорожные сборы и заметание следов? – Девушка нахмурилась. – Как это ни смешно, но я смалодушничала. Объяснению с Кардейлом предпочла бегство. Струсила. Ну что ж, будь что будет. Я наконец-то исполню свою давнюю мечту и поклонюсь могилам родных».
Монахиням было отведено три шестиместные каюты. Делайт, леди Юджиния и сестра Келли заняли свои места. До Гавра они были одни в полупустой каюте, далее ожидалось пополнение миссионерского корпуса. Распаковав свои немногочисленные вещи, Дела поднялась на верхнюю палубу, оставив старых подруг их воспоминаниям. Прислонившись к борту, она наблюдала за тающей кромкой берега. Пассажиры разошлись по своим каютам. Только шум двигателя да клекот чаек нарушали тишину. Солнце припекало, но легкий бриз, развевающий широкие монашеские одежды Делайт, охлаждал ее разгоряченное тело. Нервная дрожь так сотрясала взволнованную девушку, что казалось, будто еще мгновение – и она начнет клацать зубами. Дела крепче вцепилась в поручни. «Все будет хорошо. Все будет хорошо, – не уставала она мысленно повторять себе. – Все будет хорошо». Не скоро смогла она успокоиться и вернуться в каюту.
– Дитя мое, – сестра Келли поднялась ей навстречу, – вижу, что душа твоя в смятении. Успокойся и помни, что Господь ведет нас по жизни. Положись на Его волю. Он не оставит детей своих. – С этими словами она вложила в руки Делайт маленькую Библию.
– Благодарю вас, сестра Келли. Поддержка мне сейчас необходима.
Леди Юджиния смахнула слезу. Ее импульсивная девочка в порыве отчаяния заварила такую кашу, а теперь сомневается, правильно ли поступила. «Как бы то ни было, назад дороги нет. Индия так Индия. Что ни делается – все к лучшему, на лучшее и будем уповать», – подумала старушка. Она ободряюще улыбнулась и выглянула в иллюминатор.
– А не прогуляться ли нам по палубе? Всегда мечтала покормить чаек с борта корабля.
Женщины взяли немного хлеба из своих запасов и покинули каюту. Жара уже спала, и пассажиры высыпали на палубу. Детвора подбрасывала хлебные мякиши вверх и визжала от восторга, когда юркие чайки подхватывали лакомство на лету. Сестра Келли направилась проведать своих миссионерок, а Делайт и ее тетушка с удовольствием присоединились к детской компании. Скормив весь хлеб прожорливым птицам, они решили прогуляться и осмотреться. По правому и левому бортам палуба была уставлена парусиновыми шезлонгами. В носовой части была открытая танцевальная площадка, переходящая в концертный зал.
– Если бы не твое монашеское одеяние, дорогая, ты могла бы немного развлечься, – леди Юджиния лукаво посмотрела на свою спутницу. – Не жалеешь?
– Ах, тетя, я не в том настроении. Честно говоря, мне совсем не импонируют танцевальные вечера и новые знакомства. Единственное, к чему я стремлюсь, – это уединение, – она перевела взгляд на открытые окна ресторана. – Какой шикарный ресторан! Тебе не кажется, тетушка, что наши монахини будут чувствовать себя здесь неуютно?
Леди Юджиния скользнула равнодушным взглядом по роскошному убранству ресторана:
– Здесь будут обедать пассажиры, заплатившие за первый класс и люкс, прочих будут кормить в столовой на второй палубе. Я между делом навела справки: можно купить себе каюту первого класса, доплатив…
– Тетя, – раздраженно перебила ее племянница, – нас вполне устраивает второй класс. – Вид старушки, удивленно-обиженной резким тоном Делайт, послужил девушке сигналом остановиться. – Прости мою грубость, милая тетя. – Дела прижала к своей щеке сухонькую ручку старушки. – В последнее время я сама себя не узнаю. – Она удрученно вздохнула, помолчала минутку и с силой сжала руку леди Юджинии. – Пусть причина, по которой мы двинулись в путь, не очень приятная, но тем не менее это наше первое путешествие. Так давай же отныне наслаждаться всем, что предоставляет нам судьба. Прочь, горестные воспоминания!
Они прислонились к борту и залюбовались игрой красок вокруг. Море завораживало и пленяло. Белые буруны, разбегающиеся в стороны от киля, растворялись в лазури, переходящей в бирюзу, гаснущую вдалеке в глубинах цвета индиго. Легкая дымка или плотное облачко, порой набегавшие на солнце, тотчас меняли расстановку цвета и света и восприятие картины в целом. Делайт восторженно ахала, прижав руки к груди:
– Помнишь, тетушка, в детстве у меня был игрушечный калейдоскоп? Здесь тоже ежеминутно меняются оттенки и полутона. Если бы я умела рисовать, я обязательно бы написала серию морских пейзажей. Море неуловимо, в нем нет статики. Восторг, да и только!
Дождавшись, когда все оттенки синего уступили место красно-оранжевым закатным краскам, отдав дань буйству колера, восхищенные женщины спустились в столовую.
– Монашеское одеяние имеет одно очень важное преимущество, – шепнула, наклонившись, тетушка. – Не надо переодеваться к обеду.
Дела понимающе хихикнула, но тут же придала лицу серьезное выражение и направилась к столам, отведенным монахиням. Сестры уже заняли свои места и чинно сидели в ожидании опоздавших. Сестра Келли прочла короткую молитву, и все приступили к трапезе. Комплексный обед, входивший в стоимость билета, был прост, сытен и вкусен. Аппетитные запахи, стерильно-белый, без излишеств интерьер и вышколенный персонал создавали самое приятное впечатление. Кроме того, Делайт понравилась четкая организация кормления пассажиров второго класса, позволившая в короткое время обеспечить горячей едой около полутора сотен человек. Ей все было интересно. Делайт решила дать волю своему любопытству и, выбрав одиноко стоящий шезлонг, устроилась в сторонке понаблюдать за публикой. Выросшая в узких границах своего имения и прилегающих селений, она с интересом присматривалась к работе стюардов и поведению пассажиров, умилялась детским шалостям и посмеивалась над стремлением некоторых мамаш выставить своих дочерей в более выгодном свете. Общаться ни с кем не хотелось, но наблюдать со стороны за копошащимся людским муравейником было очень занимательно. Дела почувствовала себя по-настоящему успокоенной, и все личные проблемы отошли на второй план. «Вот теперь я точно знаю, что все будет хорошо, – подумалось ей. – Мне уже хорошо». Поздним вечером, озябнув на ветру, вволю налюбовавшись звездным небом и лунной дорожкой, она наконец вернулась в каюту.