10 дней генерала Старыгина прода

Томсон Джонни
День второй, 29 июля 1941.

Утро началось с петушиной тревоги, ну или скажем с петушиной побудки, и направлявшийся будить генерала Канбаев столкнулся с Старыгином в дверях. Генерал успел, оказывается уже встать и одеться, во дворе хаты генерала ждал рядовой из комендантской роты с роскошным рушником и кувшином колодезной воды.  Умывшись Старыгин, решил пройтись по позициям, осмотреть готовность бойцов, вначале генерал прошелся по окопам второй линии обороны, для маскировки их рыли ночью, и в двадцати - тридцати метрах от окопов разбили ложные позиции пехоты. То есть неглубокие окопы, но с огромными вычурными брустверами, пусть хоть как то это обезопасит бойцов. Артиллерия противника возможно примет брустверы за позиции и нанесет удар по ним, а там никого-то и нет, у истинных окопов второй линии как раз брустверов-насыпей нет.

Ну вроде все готово, к первой линии соваться нет резона, убьют еще немцы, причем это не трусость в генерала не пустила его на позиции первого эшелона. Нет, генерал просто хорошо знал, что происходит с подразделением, если в критический момент убивает командира.  Тем более больше в дивизии ни одного обстрелянного человека, ни одного ветерана боев на Халхин-голе или на Хасане, и ни одного участника советско-финской, даже участников Освободительного похода в дивизии нет. Потому генерал, решил ограничится вторым эшелоном, и пошел в сопровождении верного ординарца Канбаева, обратно в штабную избу, завтракать.

Через полчаса завтрак был окончен, и у всех на лице читалось напряжение, потому как кроме самого Старыгина, никто еще в бою не был. И конечно каждый переживал за себя, как он поведет себя в бою, не подведет ли социалистическую родину, тем более гитлеровцы напирают и напирают, громя наши войска. Потому ответственность, только возрастает, и напряжение в каждом бойце и командире тоже.

Тут генерал решил чуть разрядить обстановку, и немного рассказать, о успешных боях его предыдущего подразделения в тылу врага. Сперва Иван Анисимович рассказал как боевая группа дивизии особого назначения, сражалась в одном из ДОТов УР-62, затем о том, как умело спланировав засаду, боевая группа дивизии 15 июля (всего две недели назад) расколошматила гитлеровский полк. Гитлеровцы так и не думали нападать, видимо больше озабочены были добиванием 61-го корпуса, и Старыгин ровно час рассказывал своему штабу, о боевых действиях ДОН.

Затем разогнав штабистов по делам, Иван Анисимович позвонил Толоконцеву, и узнал, что и там подозрительно тихо. Да и не было слышно ни выстрелов, ни рокота моторов, скоро осень и наверно потому, чтобы успеть до осени, птицы и насекомые щебетали, скрежетали, пели и всячески нарушали тишину. Старыгин позвонил Завьялову, и узнал что и с этой стороны покой и благодать, прямо не война, а курорт какой-то подумал Иван Анисимович.

Дивизия, тоже не дремала, командиры полков напрягали, комбатов, комбаты в свою очередь комрот, и вплоть до командиров отделений доходило напряжение из штаба. Артиллеристы готовили свои пушки и снаряды, пулеметчики набивали ленты или диски, танкисты и броневики осматривали свои броневые машины, а простые пехотинцы разбирали и собирали винтовки и карабины.

Тут прямо напротив дивизии Старыгина началась сильнейшая перестрелка, видимо, какая-то часть из 61 корпуса пошла на прорыв, и Старыгин отправил вперед разведку, на пяти танках, четырех броневиках и с пехотинцами. Через полчаса, командир разведгруппы старший лейтенант Черемисин, уже докладывал, о происходящем: красноармейцы численностью до полка, пытаются пробить окружение, и почти вышли из котла, но тут их накрыли гитлеровцы. Старлей молоденький блондин с истинно рязанским лицом горячился чуть ли не требуя у генерала, отправится помочь нашим окруженцам. Старыгин и сам понимал прекрасно, что своим необходимо помочь, поэтому уже через 10-15 минут  полк Саркисянца, при поддержке двух танковых батальонов ушел на помощь товарищам.

И сразу же, как спасательная группа достигла территории занятой противником, стрельба усилилась, связь с Саркисянцем поддерживается по рации радийного БТ. Танк как бы стал передвижным штабом спасгруппы, и Вазген постоянно докладывал происходящее. Гитлеровцы не ожидали нападения с тыла, и были опрокинуты, скоро спасгруппа достигла передовой части выходящих из окружения красноармейцев. Спасатели и спасаемые объединились, и отбиваясь от напиравшего врага, двинулись в расположение дивизии, гитлеровцы понимая, что обреченные на смерть уходят, и потому открыли ожесточенный огонь по спасгруппе и окруженцам. Но красноармейцы бегом шли вперед, тут Саркисянц доложил координаты фашистских батарей и попросил подавить их гаубичным огнем.

Диварт полковник Смекалов, сразу получил распоряжение, и побежал исполнять, прошло немного времени, и гаубицы дивизии завыли смертельным для врага воем. Для поддержки группы Саркисянца, Старыгин отправил вперед еще один батальон танков. И в течение получаса, сперва к дивизии вышли окруженцы, затем и танковый батальон с саркисянцовцами.

- Разрешите доложить товарищ комдив, - докладывал скоро подполковник Саркисянц, - в ходе боя обеспечен проход сводного полка под командованием майора Николаева, из бойцов 172 стрелковой дивизии  61-го стрелкового корпуса. В ходе боя рассеян противник численностью до двух батальонов, захвачено четыре бронетранспортера, восемь минометов и много боеприпасов к минометам. Так же захвачено около двух сотен единиц стрелкового оружия, два станковых и пять ручных пулеметов. Две батареи противника разбиты гаубичным огнем, и орудия негодны к употреблению. Остальные успели эвакуироваться. Наши потери тридцать три человека погибло, двадцать восемь ранены.

- Благодарю за службу товарищ подполковник.
- Служу Советскому Союзу, товарищ генерал.
- Ну Вазген Вартанович, идите отдыхать.

«Ну вот, теперь обстрелянных у нас стало больше» подумал генерал, и позвав Канбаева, приказал ему срочно вызвать майора Науменко, зампотыла дивизии. Пока Старыгин неспешно пил стакан горячего чая, Канбаев разыскал начальника службы тыла, и вот в комнате появился майор Науменко.
- Здравия желаю, товарищ генерал, дивинтендант Науменко прибыл.
- Послушай Тарас, как у нас обстоят дела с провиантом?
- С собой у нас есть пятидневный запас, кроме того скоро должны возвратится двадцать грузовиков, со склада армии.
- Тогда временно берешь на довольствие ребят Николаева, ребята и повоевали, оттянув на себя, пять немецких дивизий, и помучались в окружении. Потому обеспечишь их провиантом, когда их выведут в тыл, мы не знаем, не голодать же ребятам?
Майор, сделал недовольное лицо, как и любой другой из материально-ответственных лиц он очень не любил передавать материальные ценности, тем более людям не из их дивизии.
Есть такая профессиональная черта, у интендантов, бухгалтеров, кассиров, завскладов и т.д. Но разве против приказа самого командира дивизии может, выступить дивинтендант, конечно нет, и скрипя сердцем и печенками вперемешку с почками, майор согласился.

- Так точно товарищ генерал, разрешите выполнять?
- Да, и смотрите у меня товарищ Науменко, не смейте экономить на этих парнях, вам ясно.
- Так точно.
- Все свободны, идите.

И недовольный Науменко ушел «разбазаривать народное добро», так ворчливо окрестил, операцию по наделению продуктами окруженцев, тыловик. Скоро все вышедшие из окружения красноармейцы 172-ой стрелковой дивизии получили провиант, правда сухим пайком, ибо горячее пока не было готово, до обеда еще полчаса, зато кипятка вволю, как говорится от пуза.

Старыгин решил переговорить с соседями, что же у них там происходит, тишина-то уже настораживает, неужели фашисты решили остановится на достигнутом? Да вроде нет, не такая сущность у этих кровожадных неозверей, у них планы, орднунг, и к зиме по плану они желают захватить Москву. Оказывается и у Толоконцева и у Завьялова, на территории тишина, немцы видимо решили пока не замечать изготовившиеся к обороне дивизии.

Скоро поспел обед, и к генералу Канбаев принес котелок с суп-пюре гороховым, чаем и положенным по генеральскому пайку провиантом. Старыгин уже давно отвык, есть в одиночестве, и потому пригласил Канбаева разделить трапезу, а генералам не отказывают. Так же Старыгин попросил Канбаева вызвать диварта Смекалова и начтштаба Антонова, что бы превратить обед в небольшое совещание, и в более близкое знакомство с подчиненными. Скоро в комнатку вошли оба краскома, и на всех принес провианту расторопный старлей казах.

- Виталий Александрович, а ты откуда будешь? – спросил начштаба генерал.
- Да Костромы я, после школы решил пойти в летчики, но комиссия меня не пропустила, видимо в летчики я не подхожу, зато подошел в пехоту, вот и после окончания училища получил взвод. В 1938 оклеветали меня и ежовцы арестовали, долго вели следствие, все хотели, что бы я признался в том, что я японский шпион. А как я могу быть японским шпионом, если японцев только на картинках и видел. Пришлось даже отсидеть, десять лет дали по пятьдесят восьмой, но тут им и самим хана пришла, товарищ Сталин во главе НКВД поставил Лаврентия Павловича. Ну, меня и выпустили, восстановили в звании и отправили по иронии судьбы на Дальний восток поближе к моим «хозяевам» японцам. Следователя который вел мое дело арестовали, троцкист оказался, выполнял приказы своего заокеанского клинобородого Бернштейна.  Тут началась война, и я затерроризировал командира дивизии Налбандяна своими рапортами. Тот видимо не выдержал и меня направили в эту дивизию, и вот ваш покорный слуга с вами, в одной лодке.

- Да, жаль поздно раскусили мы всяких троцкистов, ежовцев и других истинных врагом нашего строя. Ты уж не обижайся Виталий Александрович на страну, партию и правительство.

- Да я и не обижаюсь, тем более на суде у того следователя Рубинштейна я свидетелем выступал, следователю дали высшую меру социальной защиты. По-моему даже как-то слишком за мои четыре зуба и два ребра, но не одного меня он «разматывал» на статью.
Там еще и генералы были, вот как враги размахнулись.

- А ты Африкан Перепетуевич из каких краев? Кстати ну и имечко с отчеством у тебя?
- Я из Смоленска, из интеллигенции, тамошней, и в их среде были популярны такие имена, отца назвали Перепетуем, но все звали и зовут просто Петром. Так что можете и вы меня Африканом Петровичем звать, не обижусь.

- Каким образом в дивизии оказался Африкан Петрович?
- А я дивартом в N-ской дивизии КОВО был, наш корпус был окружен, вот и пришлось вырываться из окружения. Тяги для орудий не осталось, а пушки не пулеметы, их на себе не попрешь товарищ генерал. Вот постепенно мы и оставили всю артиллерию в тылу врага, правда попортили ее насколько успели, а после выхода к своим, меня отправили в распоряжение наркомата обороны и вот я тут.

- А я Жасын Абишевич Канбаев, родился в Чимкенте, после школы, закончил Ташкентское, пехотное училище, затем служил в ТуркВО, после начала войны неоднократно писал рапорты об отправке на фронт, вот и отправили, ординарцем комдива, а я хотел на роту. Просто в ТуркВО я на роте был. Но приказы не обсуждаются, и вот я ординарец генерала Старыгина.

За беседой командиры не заметили, как приятная минутка обеда закончилась, и диварт ушел к своим пушкарям-корректировщикам, Антонов к своей работе, а Жасын побежал к телефонистам, узнавать новости, потому что со стороны дивизии Завьялова, стала раздаваться канонада. Связисты Завьялова сказали, что на их позиции, гитлеровцы обрушили мощный авиаудар, и до сих пор бомбардировщики гитлеровцев утюжат позиции и даже КП дивизии. Дальнобойными гаубицами гитлеровцы добавляют огня, не дают поднять головы. У Толоконцева все было тихо, и связисты толоноцевской дивизии сообщили, что генерал собрал комполков и штабистов, для совещания, о подготовке обороны дивизии.

Как только Канбаев передал полученную информацию Старыгину, тот отправил самого же Канбаева, что бы Жасын объявил тревогу зенитчикам. Раз бомбят Завьялова, то сейчас очередь дойдет и до Толоконцева и до Старыгина. Прошло полчаса напряженного ожидания, на завьяловском участке разгорался бой, но у Старыгина и Толоконцева была тишь  гладь. И если бы не перестрелка-канонада на позициях дивизии Завьялова, то казалось, что красноармейцы на каких-то довоенных учениях. Скоро вернулись разведчики, привели с собой полузадушенного лейтенанта вермахта, тот оказался из 258-ой пехотной дивизии. Напротив трех дивизий РККА, находились согласно информации от лейтенанта Отто Балька следующие соединения вермахта:
258 -я пехотная дивизия;
23 -я пехотная дивизия;
4-я танковая дивизия 24-го мотокорпуса.
А за ними еще и 30-я танковая дивизия и еще какие то неизвестные лейтенанту войска.

Затем разведчики увели пленного, потому что тот чуть придя в себя, завел популярную среди немецких пленных песню, сдавайтесь мо, я вам обеспечу достойный плен. Пока разведчики вели немца в сарай, ему обеспечили несколько раз достойный плен, надавали тумаков бойцы. Правильно, нечего было каркать о плене Старыгину, бойцы-то знали, через, что Ивану Анисимовичу уже пришлось пройтись, ведь пугать после Бреста генерала пленом или окружением, все равно, что пугать гусара борделем.

Старыгин позвонил в штаб армии, с инициативной помочь соседям (Завьялову) своим танковым резервом, за что получил нагоняй от члена военного совета армии. Просто у телефона больше никого из начальствующего состава не оказалось, а генерал-лейтенант Козлевич, объяснил Старыгину, что не самый в мире умный Старыгин, начальству видней, кому и как воевать. Пусть, мол, Иван Анисимович не лезет в авантюры, а занимается своими делами и своим участком.

Бой у Завьялова продолжался, причем с каждой минутой разгораясь, и Старыгин позвонил другу:
- Дмитрий Сергеевич, как у тебя дела? Может подсобить чем, у меня все тихо?
- Да нет Вань, не надо мы пока держимся, тем более, вдруг гитлеровцы и добиваются того, раз ты ослабишь свои позиции, подкинешь два три подразделения на мой участок, а они и вдарят. Потому не надо, сиди и гляди в оба Иван Анисимович, пока справляемся, а будет невмоготу, я сам тебе позвоню, за предложение спасибо.
- Ну Дима сам знаешь, мое дело предложить, твое отказать. – и Старыгин положил трубку, тревожась за старого друга, потому что и по телефону была слышна канонада. Немцы били в стык дивизии Завьялова, и стрелковой дивизии генерал-майора Касатонова, то есть бой шел в километрах 25-30 от КП Старыгина.

Скоро с запада, налетела туча немецких бомбардировщиков, и дав круг над КП нашего генерала, часть полетела бомбить хозяйство Толоконцева, а часть ушла на восток, видимо на штаб армии. Старыгин с бойцами своей дивизии, опять остались безучастными наблюдателями. Приказ, есть приказ, и ничего не оставалось, как терпеливо ждать противника. У Ивана Анисимовича возникло чувство, что гитлеровцы то ли брезгуют 18-ой моторизированной дивизией, то ли бойкотируют его соединение.

Около получаса утюжили гитлеровские стервятники позиции дивизии Толоконцева (и в глубоком тылу), у Завьялова так же продолжался бой, а у Старыгина все так же было тихо. Скоро к телефону вызвали Ивана Анисимовича из дивизии Толоконцева, и генерал-майор узнал удручающие новости. Под прикрытием бомбардировки, на КП дивизии Толоконцева ворвалось около двух рот гитлеровских диверсантов в форме РККА, пока охрана штаба дивизии разобралась, штаб был окружен диверсантами. Так получилось, что там еще не закончилось совещание, и все командиры полков, вместе со всем командованием дивизии оказалось в кольце. Через полчаса перестрелки немцы взяли штаб, и в ходе боя погибло все начальство дивизии, гитлеровцы хотели  взять Толоконцева в плен, но старый вояка покончил с собой и пятью диверсантами гранатой Ф-1. Никого живого после взрыва в комнате не осталось, так кончил свою жизнь бывший поручик царской армии Николай Сергеевич Толоконцев, он предпочел смерть позорному плену.

Начальник штаба первого полка капитан Гончаренко, которому связисты успели сообщить (перед смертью) о происходящем, поднял первый батальон и полностью истребил, диверсантов, но дивизия осталась без командования. И теперь связисты просили помочь с командирами генерала Старыгина. Ни одна линия связи не работала, и связисты смогли связаться только с комдивом 18-ой моторизированной, ни с ни с корпусом, ни с армией связи не было. Как ни странно связь с корпусом и армией, у Старыгина тоже пропала. Генерал сразу по телефону назначил  капитана Гончаренко временно исполняющим обязанности командира дивизии, и дал указание тому самому назначить на освободившиеся должности командиров из дивизии. Затем приказал Горчаренко приготовить все соединения дивизии к отражению врага, а так же повысить уровень бдительности.

К тому времени в свои права вступила ночь, и Канбаев принес ужин, наскоро Старыгин поужинал, и отправил Канбаева на поиски подполковника Гинзбурга, начальника особого отдела дивизии, и Антонова начштаба. Связисты непрерывно вызывали штаб корпуса и армии, но телефон безмолвствовал, или обрывы на линии, или корпус с армией отступили, причем без предупреждения. А старший на все три дивизии теперь получается Иван Анисимович. Скоро оба командира, вошли в покой генерала и тот сразу начал разговор:

- Товарищи командиры, у соседей беда, прорвавшиеся диверсанты в форме РККА, обезглавили дивизию, штаб армии и корпуса не отвечает, немцы наступают, необходимо назначить временно комдива, я поставил пока командовать капитана Гончаренко. Вот думаю Виталий Александрович отправить тебя комдивом, а тебя Соломон Рувимович, помочь повысить бдительность, и найти и назначить начальника особого отдела. Видишь прохлопали особисты толоконцевские врага, тем более я думаю у них есть агент противника. А то как бы они угадали момент совещания? Если бы не решительность Гончаренки, поднявшего первый батальон и рванувшего на помощь к штабу, то что бы было? Надо связистов послать в штаб корпуса, ну что бы понять, что со связью, просто разрыв, или чего бы очень не хотелось, штаб корпуса или отступил или разбит. Да со связистами надо отправить взвод охраны, вдруг враг прорвался, они обожают так охватывать наши войска в кольцо.

Сразу же Антонов (новоявленный комдив) и подполковник Гинзбург уехали в сопровождении четырех БА-20 в дивизию покойного Толоконцева, разведчики со связистами уехали на восток, а Старыгин лег спать.