В начало: http://www.proza.ru/2013/10/21/1692
Глава одиннадцатая
Элли не успела разглядеть лица стоящих на пороге людей. Один из них, загородив широкой спиной второго, ткнул в лицо развернутое удостоверение. Что за фотография была на развороте, а, тем более то, что значилось мелкими буквами под ней, девушка не разглядела – слишком испугалась этого резкого жеста, да и самого шкафоподобного господина занявшего собою весь дверной проём и выпалившего невнятное:
- Майо-о-ор Шспри-у-у-ц.
То ли Шприц, то ли Фриц, то ли ещё что – не разберешь. Как бы там ни было, но фрукт он, без сомнения, еще тот. От него так и разило угрозой, как от спелого плода дуриана. Поэтому принюхиваться к нему, то бишь переспрашивать, себе дороже.
Не давая придти в себя, майор с невнятной фамилией ловко убрал книжечку во внутренний карман пиджака (костюм на нем был штатский) и вынул вместо неё банкноту.
- Вам известно, что это? – спросил он.
- Ну да, это деньги! – ответила с вызовом Элли.
Она уже немного оправилась.
- Чьи это деньги?
- По всей видимости, ваши!
- Я бы на вашем месте не был бы так самоуверен, - надавил шкаф. - Вы расплатились этой купюрой в магазине, - тут он заглянул за подсказкой в один из своих выдвижных шкафчиков, - да, в магазине модной одежды на Липовой аллее, дом 6?... Только не надо припираться – видеокамера зафиксировала вашу личность. Очень, я вам скажу, четко зафиксировала!
- И в чем меня обвиняют?
На этот вопрос отреагировал уже другой офицер – вернее офицерша. Она отстранила шкаф с удивительной легкостью и мягко почти по-матерински сказала:
- Может быть, мы войдем? Не стоять же на пороге, – и добавила, ещё понизив голос, - соседи могут услышать.
Когда они расселись за кухонным столом – Элли напротив офицеров, она, наконец, смогла их разглядеть. Здоровяк её совсем не заинтересовал – вышибала он и есть вышибала - сломанный боксерский нос, лошадиная челюсть, белозубый оскал и ни единой капли интеллекта в кирпичного цвета глазах.
Зато блондинка произвела впечатление. Что-то было в ней такое - Элли даже не сразу поняла, какого именно оттенка это нечто. В повадках её изредка проскальзывали цепкие движения пантеры, в остальном же она напоминала бесшерстную кошку, вальяжно расположившуюся на диване. Такая же, как у сфинкса гладкая белесая кожа и такие же внимательные глаза слегка на выкате. Эти глаза при определенном желании можно было бы назвать голубыми, но при этом в узких зрачках голубого расплескалось совсем чуть-чуть, настолько они были выбеленными почти бесцветными.
Маленькая, стройная в элегантном, но строгом костюме цвета нави; с короткими пепельными волосами под каре и превосходным макияжем - она в какой-то момент показалась Элли довольно-таки старой. Но лишь на то мгновение пока молчала.
- Элеонора… Элли, - сказала она, ласково улыбнувшись, и сразу помолодела лет на двадцать. – Ваш папа романтик. Наверное, часто читал вам в детстве эту волшебную сказку.
- Мама… читала.
- Вы знаете, я тоже люблю эту историю. Маленькая девочка попадает в волшебную страну и одна, без чьей бы то ни было помощи, добивается всего…
- Ей помогали, - вставила Элли.
- Как же, как же, помню, чучело набитое соломой, лев и железный дровосек. Но вы же понимаете - они без неё так – пустое место. Трусливый лев, железяка без сердца, и пугало огородное. Хороши помощнички! – она скосила устало - многозначительный взгляд на своего напарника и добавила: - Так что сама, всё сама, - тонкие породистые пальчики слегка прикоснулись к витой цепочке на дряблой шее. - А где ваша мама?
- Её нет, - Элли набрала полную грудь воздуха. - Давно.
- Да-да, понимаю, - пауза подобающая в подобных случаях. - Я понимаю, что такое расти без матери. Это история моей жизни, - и удовлетворившись реакцией девушки, она продолжила: - Но не будем о грустном. Вам, Элли, не о чем беспокоится. Мы всего лишь хотели узнать у вас, откуда к вам попала эта банкнота?
Элли молчала.
- Хорошо. Спрошу по-другому. Кто дал ее вашему брату?
Элли вскинула голову, а женщина-сфинкс, все так же заботливо-покровительственно улыбаясь, сказала:
- Вот видите, дорогуша, нам известно все. Мы всего лишь хотим вам помочь. Хотим помочь вашему брату избежать неприятностей.
- Он пришел три дня назад…
- Он был один?
- Нет, с ним был еще… такой странный тип в плаще. Он не отсюда. Высокий такой и говорил непонятно.
- Ваш брат попал в плохую компанию, - сокрушенно вздохнула пепельная блондинка. – Это очень опасный человек. Его разыскивают все спецслужбы страны. И очень давно!.. Не могли бы вы описать его поподробнее.
Тщательно составив фоторобот со слов Элли, она сказала:
- Я займу у вас еще минутку вашего времени. Как вы думаете, дорогуша, куда они могли направиться?
Только когда за непрошенными гостями захлопнулась дверь, Элли смогла выдохнуть.
Хорошо, что отца не было дома, - подумала она. – Не хватало ему еще всего этого.
Постояв немного в задумчивости, она вдруг метнулась к окну. Не прикасаясь к занавеске, выглянула во двор. Стоило удостовериться в том, что эта парочка уберется. Мало ли что у них на уме: может засаду решили устроить где-нибудь за углом.
На противоположной стороне дороги чернел тонированными стеклами джип. Таких машин ни у кого из соседей не было – Элли знала это наверняка. Да и не могло быть – слишком уж дорогая для здешней публики игрушка.
К этой самой игрушке и направилась странная парочка. Шкаф влез на водительское сиденье, а миниатюрная блондинка, перед тем как скрыться в машине по-приятельски помахала рукой, будто могла видеть сквозь стены или точно знала, что Элли подглядывает за ними.
***
- Гасти, Гасти. Ты видел? - взбудоражено шептал Пабло, уставившись перед собой и не в силах повернуть голову.
Этот шепот еще разносился по салону, а Пабло все не узнавал собственный голос. Ему казалось, что кто-то другой за него произносит хрипло-вибрирующие звуки, издевательски искажая и растягивая слова.
Где-то с полчаса как проехали запутанную развязку, и всю дорогу после неё в голове зрела догадка, что нужный поворот всё-таки проскочили. Когда догадка дозрела, он решился съехать на обочину, чтобы сверится с бортовым навигатором, а заодно и размять затекшие ноги.
День клонился к закату, и солнце уже не палило так нещадно, но кондиционер работал вовсю. Справа - за поросшим бурьяном оврагом, поднимались высокие ели, а прямо начинался длинный спуск и, насколько видел глаз, тянулась прямая стрела дороги с прерывистым оперением посредине.
К противоположной стороне дороги - как раз напротив того места, где остановил свой Глендваген Пабло - примыкал разухабистый проселок. Оторвавшись на минуту от своего занятия, он увидел пылящий по этому проселку пикап.
Нагруженный доверху всяким хламом, ржавый рыдван чуть ли не скреб задней осью. А по основной дороге мчался перламутровый и длинный как гусеница, лимузин.
К лобовому стеклу пикапа приникло плешивое лицо в очках с такими диоптриями, что даже с этой стороны шоссе были видны бессмысленно выпученные зрачки. Но даже такие увеличительные стекла не позволили их обладателю заметить опасность. Вцепившись обеими руками в руль, он смотрел строго перед собой.
Сейчас что-то будет, - подумал Пабло, заворожено следя за тем как пикап медленно, очень медленно выползает поперек разметки.
За мгновение до того, как должно было произойти неминуемое, водитель перламутровой гусеницы, наконец, заметил препятствие. Тяжелый вой тормозов замедлил, но так и не смог остановить постанывающую металлом и сотрясаемую недобрым предчувствием сороконожку. Водитель пикапа, услышав посторонний звук, вместо того чтобы ударить по газам, нажал на тормоз и стал вертеть плешивой башкой.
То, что произошло в следующий момент, не вписывалось ни в какие рамки здравого смысла. В наступившей тишине лимузин скрипуче подсобрался гармошкой, выгнулся и словно успевшая за эти доли мгновения окуклиться бабочка, оттолкнулся от поверхности и взмыл в воздух.
Надо было видеть лицо водителя! Фуражка набекрень, растянутая во весь рот недоуменная ухмылка (то ли испуганная, то ли счастливая – не поймешь). А руки вращают баранку из стороны в сторону, точь-в-точь как трехлетний карапуз, впервые забравшийся за руль игрушечной машинки на педальном ходу.
Эта беспечность его и подвела. Пока колеса, вращаясь и чуть-чуть не касаясь ржавой крыши пикапа, висели в воздухе, всё было ничего, но как только коснулись асфальта, лимузин развернуло и, кувыркнувшись несколько раз через себя, он застыл, перегородив собой всю дорогу.
Только когда стих грохот, Пабло, все еще не веря собственным глазам, попытался найти поддержку хоть у кого-нибудь:
- Нет, ты это видел? – он смог, наконец, повернуть шею к Гастону.
Но тот ни на что не реагировал - сидел, уронив голову на грудь.
- Ты все дрыхнешь, - с досадой бросил Пабло и выскочил из машины.
Пыль еще не улеглась на блестящем от тысяч осколков стекла асфальте, а чудом оказавшийся возле лимузина Гастон («как он успел меня опередить?») уже помогал водителю выбраться из кабины. Оказавшись на земле, тот сполз на четвереньки и, мотая головой, стал что-то беззвучно выкрикивать.
Пабло помог ему подняться и довел до обочины. Водитель как-то странно гримасничал, хватал ртом воздух и всю дорогу норовил упасть.
- Это контузия,- успокоил всех Пабло. - Скоро пройдет.
Усадив контуженного на траву от греха подальше, он оглядел место происшествия. Голова была ясная как никогда. Даже слышалось, как в ней что-то поскрипывает. Однако кульбит, проделанный такой длиннющей и, несомненно, тяжеленной машиной, в голове не укладывался.
Подобный кульбит можно и нужно было бы отнести к разделу невероятного, но такого раздела в мозгу Пабло попросту не существовало. Вероятность найти хоть какое-то вразумительное объяснение этому затяжному прыжку была неимоверно мала. И, тем не менее, мозг напряженно работал над разрешеньем загадки.
Резкое торможение плюс выбоина на дороге - вот и результат. Припомнилось, как нечто подобное он видел по какому-то научно-популярному каналу. Нужно было только убедиться в том, что рытвина существует.
Но рытвины как назло на положенном месте не оказалось.
Пабло растерянно пошарил глазами по сторонам. Водитель пикапа всё так же сидел в кабине, вцепившись в руль и пуча глаза. С обеих сторон подъезжали и останавливались автомобили, серый плащ метался рядом с контуженным, а объяснение всё не приходило.
Послышался протяжный вой сирены и не успел Пабло додумать мысль о том, что не надо бы вот так стоять на виду у всех, как мигалка проскочила скопление разномастных крыш по пыльной обочине, и, вынырнув черным капотом, развернулась надписью «ПОЛИЦИЯ» поперек дороги.
Из машины встал во весь свой немаленький рост офицер, поправил фуражку и не спеша засунул сигарету под щетку усов. Попыхивая, окинул взглядом место происшествия: две машины, одна перевернутая; на обочине кто-то (потом разберемся) и посреди дороги замешкался паренёк – что-то он нагловато замешкался.
На скучном широколобом лице офицера изобразилась проницательность: паренек, судя по всем признакам – на ногах и крови не видно - явно не потерпевший, а, следовательно, лицо виноватое.
К нему прямиком и направился.
Этим лицом, без вины виноватым, был само собой Пабло. Он не успел вовремя смыться и теперь пытался поддержать чувство собственного достоинства, изображая невозмутимость. Офицер подошел вплотную и то ли смачно выругался, то ли браво представился, и только потом членораздельно спросил:
- Вы виновник?
- Упаси Господи.
- Значит свидетель.
- Да, - не подумав, ляпнул теперь уже свидетель.
- Никуда не уходите. Будем составлять протокол.
При слове протокол у невольного свидетеля ноги стали ватными и забулькало в животе, словно это он сам только что летал вверх тормашками.
Водитель пикапа так и вылез из кабины, держа перед собой негнущиеся руки. На все расспросы полицейского он отвечал рассудительно и все в том духе, что знать ничего не знает, видеть ничего не видел. И в этом он, похоже, душой не кривил. От контуженного толку было еще меньше. Особенно после того, как его увезла скорая.
- Ну а вы что расскажете? - спросил уже изрядно раздраженный усач, возвращаясь к Пабло.
- Ну а что тут рассказывать. Камень на дороге валялся, вот этот и ковырнулся через него. Полетел так, что хоть в кино снимай.
- Кино? Какое еще кино?
- Не знаю какое… Боевик, наверное.
- Что вы мне голову морочите? – насупился широколобый офицер. - Где этот камень?!
- А я почем знаю? - попятился Пабло. - Улетел, наверное.
- Улетел? - переспросил с издевкой усач. – Камни, значит, у вас летает. Автомобили летают. Не многовато ли?
Свидетель захлопал рыжими ресницами.
- Чего видел то и говорю, - сказал он. - Вон этого лупоглазого лучше терзайте. А мне вообще некогда.
- А я еще не закончил, - усач прикурил новую сигарету от старой. - Так значит, говорите, летают?
- А, по-вашему, что тут произошло? - сказал Пабло.
- По-моему? - переспросил офицер и снова изобразил проницательность. – По-моему дело ясное. Один выехал на проезжую часть, а второй не справился с управлением. Вот и всё кино.
- Ну, значит, так и было.
- Разумно! - сказал офицер. - Так значит и запишем?
Свидетель кивнул.
- Хорошо, - офицер взял наизготовку планшет и тут только заметил Гастона. - А это что еще за маскарад? Тоже свидетель?
Гастон с потерянным видом разглядывал исковерканный лимузин.
- Какой он свидетель? - сказал Пабло. - Он вообще не-мой.
- Немых нам еще здесь не хватало, – офицер дернул усом. - А вы сегодня случайно не того. Что-то мне ваши глаза не нравятся.
Он пристально посмотрел в зрачки Пабло - не дать не взять включил встроенный анализатор содержания алкоголя в крови.
- Да они у меня всегда такие, - стал вяло оправдываться Пабло,- когда не высплюсь.
- А ну-ка дыхните, - сказал офицер, подаваясь вперед.
Дышать Пабло отказался. Намекнул на то, что законы знает. Усачу это почему-то не понравилось.
Может всё бы и обошлось, но тут подошел немой и заговорил.
***
В мрачном помещении отделенным от коридора железной решеткой под потолком тускло горела одинокая лампа. Вокруг лампы вился мотылек. Пахло сыростью, мышами и тоскливой безысходностью.
У противоположной стены на скамейке лежал человек. Он тяжело дышал из-под рукава. По мятой куртке и запекшимся пятнам на брюках Пабло определил бомжа. И старался не дышать в его сторону.
С того самого момента как их затолкали в каталажку, Пабло не присел ни разу. Вцепившись обеими руками в решетку, он битый час взывал к совести властей, туманно намекал на какие-то связи – мол, один звонок и тут такое начнется.… Предлагал решить всё по-свойски.
Олицетворяющий собой власть дежурный, ни на что не реагировал. В окошке маячила его бритая макушка (фуражка лежала на столе, справа от локтя, подпирающего подбородок), и изредка показывались сонные глаза, в которых ничего не выражалось, кроме вселенской тоски.
Гастон сидел на скамье. Задрав голову, он следил за бессмысленными, но такими упорными метаниями мотылька. Что-то невыносимо щемящее было в этой мельтешне, какой-то безрадостный намек сквозил и моментами даже как будто бы слышался голос учителя, но слов было не разобрать. Чувство жалости прокралось в сердце: вот он мечется вокруг яркой цели, а понять, кто и зачем её зажег не в силах.
Под скамейкой послышался тонкий писк и возня.
- Что это? - прошептал Гастон.
- Мыши, - послышался хриплый голос из-под локтя.
Мужчина, которого Пабло принял за бомжа, свесил ноги со скамьи. Пригладил редкие волосы и, помассировав указательными пальцами веки, достал очки. Водрузив их на внушительный греческий нос, он внимательно посмотрел на Гастона и спросил:
- Боитесь мышей?
- Опасаюсь, - не сразу ответил тот.
- Ничего-ничего, молодой человек, - успокоил обладатель греческого профиля. - В этом нет ничего ненормального. Можно сказать, что это у вас в подсознании зарыто, – он сверкнул линзами. – Будучи хтоническими существами мыши во все времена вызывали в людях глубоко мистические переживания…
Странным гулким эхом эти слова оттолкнулись от заплеванного пола, от стен с криво нацарапанными надписями. Даже мотылек прекратил свою незатейливую пляску вокруг мутной лампы. Академический тон, которым была произнесена последняя фраза, прозвучал настолько странно в этом месте, настолько не вязался с неопрятной внешностью говорящего, что заставил Пабло совершенно забыть о властях. Он прервал свои причитания и уставился на бомжа. Тот невозмутимо достал из глубин необъятной куртки носовой платок, снял очки и, подышав на стекла, начал неспеша их массировать.
- Благодаря своему особому статусу, - говорил он, - пограничному между жизнью и смертью, их во все времена помещали рядом с богами. К примеру, в древней Индии мышь считалась ездовым животным (вахана) бога мудрости Ганеши. Для египтян она олицетворяла преисподнюю и смерть. В «Книге мертвых», между прочим, можно найти изображение богини с мышиной головой. Древние греки, известные своим гедонизмом, приписывали мышам чувственность и вожделение. Не поверите, они их даже изображали на монетах вместе с богиней любви Афродитой! Зато в Средние Века мышь считалась уже символом зла. Тогда думали, что они состоят в тесной связи с ведьмами и колдунами…
Пабло в приступе бешенства затряс решетку. Строгий окрик из глубин коридора заставил его прерватся.
- Зря вы молодой человек растрачиваете свою энергию, - переключился на него «академик», - это простой исполнитель и не в его власти что-либо изменить. Так что до утра в вашей судьбе не предвидится никаких изменений. Да и в моей тоже…
- Да вам-то, откуда что известно?
- Мне-то? Мне приходилось изучать эту систему изнутри и если у вас найдется минутка-другая, то я изложу вам свои соображения по этому поводу…
Пабло обреченно махнул рукой. Опустился на скамью рядом с Гастоном и, уронив голову на руки, затих.
Еще до рассвета к входу в полицейское отделение подъехал тонированный джип. Из него выбрался широкоплечий детина и направился прямиком внутрь. За ним еле поспевала хрупкого вида блондинка. Детина сунул в окошко дежурного удостоверение и потребовал:
- Нам нужны те двое. И немедленно!
_______________
Следующая глава:http://www.proza.ru/2013/10/30/490
...