Лет одиннадцать мне было, когда отдали заниматься плаванием. Года через два или три, уже разрядниками, мы начали ездить в мае в спортлагерь. Под Анапой, на базе санатория - два десятка четырнадцатилетних пацанов, освобожденные от экзаменов, которые сдавались заранее по упрощенной схеме. Семь утра - подъем. Разминка. Легкий и исключительный творожный завтрак.
В воду - марш!
И следующие пять-шесть часов ты плаваешь то на скорость, то на выносливость, с разной нагрузкой и темпом. Десять-пятнадцать километров в день - минимум. Тренеру хорошо - он в лодке сидит и покрикивает. В обед из моря выползаешь на руках. Тело отучилось ходить, да и вес уже не тот что в воде.
Очухаешься, пообедаешь, и милости прошу на два часа теории, где тренера рассказывают байки о спортивном прошлом.
Вот и вечер. Как вы считаете о чем могут говорить двадцать половозрелых парней?
Естественно о НИХ. О девочках.
После отбоя, если повезет и сторожа с тренерами пьют, можно сбежать и купить на всю компанию портвейна. И не московского косорыльного "три топора", а настоящего - анапского, густого, терпкого.
Вот и сегодня вечером пацаны скинулись и отправили гонца. Да только долго нет его. Поймали?
- Ну что! Принес?
- А то! Держите! - и лыбится во все тридцать два.
- Чего довольный-то такой?
- Да так. С девчонкой познакомился. И это...
- Что?
- Целовались.
- Врешь! - и откупорили первую бутылку и из горла её и по рукам пошла.
- Можете не верить. Но завтра снова с ней встречаюсь.
- Заливаешь!
Утро. Разминка. Ненавистный творог. Море. И обед. И звездный майский вечер под шум волны.
Счастливый донжуан третий раз подряд исчезает через невысокий каменный забор. По возвращению рассказывает про ЕЁ грудь, к которой прикоснулся. Про ЕЁ губы, что красным светят от бесконечных поцелуев. А мы не верим. Ну и завидуем конечно.
Спустя неделю нашего везучего товарища нет полночи. Никто не спит. Все вместе думаем что говорить тренеру утром. Если не вернется донжуан.
Уф. Пришел. Улыбкой светит - аж сверкает.
- Ну все салаги. Я мужчина.
- Брешешь.
- Зуб даю.
- Расскажи...!
- Она как кошка...
Он рассказал в деталях. И показал в кровь исцарапанную девчачьими ногтями спину. И мы поверили. Так исцарапать можно только при занятии ЭТИМ.
Наутро все с сочувствием, и даже тренер, смотрели как он лезет в воду - она соленая и каждая царапка начинает ныть. А у него аж борозды кровавые от шеи и до плавок.
И следующие несколько часов механически - давно заученно - рассекаешь волны.
Ближе к обеду заметили почти все кто в воде - на берегу народ собрался и живо что-то обсуждает, и ржут как кони, в нашу сторону пальцами тычут.
И тренер обратил внимание, скомандовал нам "Из воды!" и заработал веслами на берег.
Мы выползли. Отдышались. Построились в шеренгу. Все взрослые собрались - два тренера, три сторожа, кухарки и сантехник. И все смеются.
- Ну, Петрович, говори, пред строем.
- Кхе-кхе... Значитса так... Мне по нужде приспичило. Вышел я из будочки своей, в кусты забрался и орошаю помаленьку. Вдруг слышу - крадется кто-то. И я затих. И там затихли. Минуты три минуло и снова у забора зашуршало. Я аккуратно начал выбираться из кустов. Вдруг вижу - один из нашенских спорцменов около забора нашего елозит. Гляжу и понять не могу - чо делает-то он? Без футболки спиною трётся о бетон. А в ём-же битое стекло вмуровано. Вот думаю псих какой-то. Но не ухожу и тихо наблюдаю. Не меньше получаса он елозил - я стоять устал. А потом спорцмен одел футболку и в корпус свой пошел...
Мы гоготали до упаду.
Донжуан сам выдрал себе зуб, который заложил товарищам.
И даже начал отзываться на кличку "какошка" образованную от "она была как кошка"
Спустя неделю вернулись все в Москву. И на каникулы разъехались кто куда.
"Какошка" в секцию не вернулся в сентябре. Так советский спорт потерял отличного пловца.
На место выдранного зуба скоро был поставлен новый. И плаваю я с тех пор как рыба. И девочка была. Совсем как кошка.