Вечером в Биг-Ривер праздновали победу Персея и удачное начало операции по приручению Александра Кардейла. Эндрю с хохотом рассказывал о впечатлении, произведенном Делой на их сиятельство. Правда, об одном он умолчал. О пари. Во-первых, это могло бы еще больше озлобить Делайт, а во-вторых, высокая ставка спора провоцировала герцога действовать более решительно. Эндрю, как старая сводница, решил свести этих так подходящих друг другу, по его глубокому убеждению, людей. Дела с ее неукротимым характером, жаждой деятельности и обидой на весь мир как никто более подходила Александру. Война и пленение сделали из жизнелюбивого повесы угрюмого и замкнутого человека. Только такая девушка, как Дела, могла заставить его вновь почувствовать вкус жизни. В конце концов, он был невольным виновником всех ее бед, ему и исправлять содеянное. Эндрю поклялся себе объединить эти два полюса, и он добьется своего. Только бы Билл с его неуемным темпераментом не испортил задуманного.
Делайт была в эйфории от первого успеха. Впервые за пять лет она заливисто смеялась. Окрыленная первой удачей, она тщательно готовилась ко второй встрече. Сногсшибательное платье уже было готово и держалось в секрете от мужчин. Мари назвала его своим триумфом. Билл не разделял общей радости и мрачно наблюдал за женой и молодой хозяйкой. Кулаки его то и дело сжимались. Он явно предпочитал открытую схватку. Леди Юджиния наблюдала за племянницей. «Старого воробья на мякине не проведешь, – думала она, глядя на Делу, – девочка такая окрыленная не от успешности этого опасного мероприятия. Подумать только – подпилить бортик трибуны и падать с такой высоты! А если бы ее не поймали? Страшно представить возможные последствия. Ажиотаж малышки объясняется просто: она впервые почувствовала себя женщиной, обольстительницей».
От избытка чувств Дела подбежала к тетушке и закружила ее по периметру гостиной, но на пушистом обюссонском ковре ее ноги заплелись, и она наконец угомонилась.
– Эндрю, билеты в театр у тебя?
– Да, дорогая.
– Ложи строго напротив друг друга?
– Все, как ты просила.
– Прекрасно. Я думаю, ты, верный друг, со своей ролью справишься прекрасно. – Вдруг облачко грусти коснулось ее сияющего личика: – А ведь я ни разу не была в театре. Что дают?
– «Дон-Жуан» Моцарта.
– О!!! Какая прелесть! Жаль, что мне не придется слушать его до конца. Когда я сведу счеты, тогда и начну дышать полной грудью. Буду посещать галереи, театры, оперу. Может быть, даже отправлюсь в путешествие, побываю в Индии, проведаю могилки... А теперь извините, я очень устала. Всем спокойной ночи.
Делайт медленно поднялась по широкой лестнице. Она так переволновалась сегодня, что едва ли сумеет уснуть. Может, почитать? Любимые с детства книги давно перекочевали в ее комнату из библиотеки. Дефо и Свифт, Мольер и Бомарше, Шиллер и Гете, Гейне, Бальзак и Диккенс мирно соседствовали на этажерке. Дела любовно скользнула пальчиком по тисненым переплетам. Нет, ей не сосредоточиться на чтении. Почему душа одновременно поет и стонет? Скинув платье, так поразившее утром герцога, девушка погрузилась в душистую ванну. Это огромное мраморное чудовище в форме ракушки было привезено отцом с Востока много лет назад и установлено в бывшей гардеробной комнате рядом с хозяйской спальней. Одному Богу известно, каких усилий стоило переправить эту глыбу с корабля в поместье, а для того, чтобы установить ее в доме, разобрали стену и с помощью хитроумных приспособлений втянули ванну в комнату. Зияющая дыра в стене превратилась во французское окно, а гардеробная – в ванную. В теплое время года окно было постоянно открыто, и, лежа в ванне, глядя на яркие звезды, Дела любила помечтать. Только стрекот сверчков вливался в тишину. Никому не разрешалось подниматься на второй этаж и мешать отдыху молодой хозяйки. После событий пятилетней давности ее нервы были на пределе, сон – чутким, и она установила новые правила, запрещающие беспокоить ее и нарушать уединение. Теплая вода расслабила мышцы, и Дела прикрыла глаза. Сладкая нега разлилась по телу. Какие странные ощущения! Что произошло? Делайт пыталась анализировать. Ну конечно, всему виной все тот же Александр Кардейл. Она, двадцатидвухлетняя девственница, сегодня впервые почувствовала крепкое мужское объятие, и сказать, что оно ей не понравилось, – значит согрешить против истины. Дела должна была признаться самой себе, что Кардейл определенно обладал особым мужским шармом, это делало его крайне опасным для ее истосковавшегося от одиночества женского сердца.
– Господи, что за глупости лезут мне в голову! Совсем разомлела! Ерунда какая-то! Боже милостивый, как же я его ненавижу, – с этими словами Делайт выпорхнула из ванны и, завернувшись в большое пушистое полотенце, прошла в смежную комнату. Когда-то это была спальня родителей, но после смерти отца девушка навсегда покинула свою детскую и переселилась сюда. Главной ценностью этой комнаты она считала семейный портрет, висящий над камином. Молодые родители с двумя младенцами на руках. Вглядываясь в милое мамино лицо, Дела искала ответы на все мучавшие ее вопросы. Под нежным взглядом этих добрых глаз она всегда засыпала успокоенной. Так случилось и на этот раз.
Александр Кардейл метался по широкой старинной кровати в отведенных ему апартаментах особняка Джорданов. Дом поражал размерами, богатством и прекрасным вкусом хозяев, но Алекс едва замечал все это благолепие. Душа неистовствовала и рвалась ввысь. Что могло лишить покоя такого хладнокровного человека? Даже будучи в плену дикого племени, терпя пытки и унижения в течение долгих лет, Александр был внутренне спокоен. Мятежный дух крепчал в борьбе, ничто, включая неудачи множественных побегов и жестокую кару за это, не могло сломить его и выбить из колеи. Строжайший самоанализ и самоконтроль помогли выжить в эти лихие, страшные годы. И вот его хваленое самообладание лопнуло как мыльный пузырь. Из-за кого? Неужели это под силу обычной лошаднице без корсета и нижних юбок? Одним прикосновением она превратила невозмутимого Александра Кардейла, седьмого герцога Хеттингерского, в пылающий костер. Вновь и вновь Алекс переживал волнующие минуты их странного знакомства. Было в этой женщине нечто до боли знакомое. Кардейл мог руку дать на отсечение, что ему уже приходилось заглядывать в бездну этих синих глаз. А волнующий аромат ее тела? Нежный, еле уловимый, странно-экзотический, непохожий ни на что, ускользающий и остающийся в глубинах памяти навсегда. Встречались ли они прежде? Едва ли. В воспаленном мозгу проплывали смутные образы знакомых женщин. Делайт Вингз среди них не было. Что за странное имя? Делайт – восторг. Вингз – крылья. Крылья восторга. Закружат ли они видавшего виды, прошедшего сквозь ад мужчину? А может, это она являлась ему во снах в том пекле, предвещая встречу? Наваждение какое-то.
Так и не сумев уснуть, Алекс подхватился из постели и уже через двадцать минут был в конюшне. Грум оседлал Волка, серого, с коротко стриженной гривой жеребца, и Александр, взяв с места в карьер, помчался навстречу солнцу. Пытаясь охладить буйную голову, он несся по бездорожью, ломая кусты, перескакивая ручьи и валуны, пришпоривая и пришпоривая коня. На крутом берегу Темзы он наконец остановился и стреножил Волка. В этот момент первые солнечные лучи прорезали синеву неба и заиграли в капельках росы. Гладь реки заискрилась. Птичий гомон заполнил тишину. «Вот он, рай земной», – подумалось Алексу, и он поймал себя на том, что впервые в жизни любуется природой. Умиротворение снизошло на него. Александр огляделся. Вон загулявший ежик торопится в свое гнездо, а чуть подальше подрагивают заячьи уши. Какой смешной! «Стоп. Что это вдруг я стал таким сентиментальным? Или это женщины так действуют на нас, мужчин?» – подумал Кардейл.
Вдалеке раздался топот копыт, и среди деревьев промелькнул и исчез силуэт всадницы. «Вспомни черта, и он тут как тут», – усмехнулся Кардейл. Никогда и ни с кем не смог бы он спутать эту изящную фигурку с гривой черно-красных волос и ее непревзойденного скакуна. «Надо сегодня же уговорить Эндрю побывать на конезаводе этой соблазнительной лошадницы», – решил он, но планам его не суждено было сбыться так скоро.
Эндрю предложил отправиться в Лондон и посетить оперу. Билеты были на руках. Знаменитая итальянская труппа гастролировала по королевству, и пропустить такое представление было бы величайшей глупостью, тем более что давали любимого Александром «Дон-Жуана» Моцарта.
В зале театра яблоку негде было упасть. Публика в ажиотаже ждала начала представления. Все звезды итальянской оперы участвовали нынче в премьере. Зрелище предвещало быть грандиозным. Цвет высшего общества во главе с Ее величеством был здесь. Глаза слепило от блеска бриллиантов, изумрудов и рубинов на шейках дам. Обнаженные женские плечи и декольте до самых низших пределов заставляли сердца мужчин биться неистовее. Бесконечные кудри и локоны, украшенные драгоценностями и страусовыми перьями, приковывали взгляды.
– Ни на одном светском рауте я не видел столько красавиц разом, – прошептал Фредерик. Кардейл равнодушно пожал плечами. Это был его первый выход в свет за последние пять лет, и он чувствовал себя как на сцене. Внимание почтенных дам и юных соблазнительниц было приковано к нему. Еще бы, такая партия! Неженатый герцог, владелец огромного состояния и собой недурен. Наконец зазвучали фанфары, тяжелый занавес дрогнул, и полилась волшебная музыка Моцарта. Она захлестнула Александра и унесла в мир грез и наслаждения. Голоса певцов завораживали, бередили скрытые струны души и поднимали на недосягаемую высоту. Шум бурных оваций вывел Алекса из транса, он кинул взгляд в зал и увидел ее. Она сидела в ложе прямо напротив ложи Эндрю, прекрасная и величественная, как королева. Ничто в облике прекрасной дамы не напоминало «лошадницу». Великолепно вылепленное лицо и горделивая осанка делали ее похожей на сказочную принцессу. Ничего общего с известными, всеми признанными светскими красавицами. Во-первых, смуглая кожа. «Похоже на загар», – подумал Алекс. Во-вторых, прическа. Ни одной букли. Волосы гладко зачесаны наверх, заплетены в толстую косу и уложены короной вокруг головы. В-третьих, драгоценности. Количество их было сведено к минимуму. Только серьги. Но какие! Бриллиантовыми дорожками они сбегали к точеным плечам, отражая огонь сотен свечей и солнечными зайчиками рассыпаясь по платью. А платье? Странная темно-синяя ткань под цвет глаз переливалась серебром и, как вторая кожа, обтягивала пышную грудь и очень тонкую талию. Вопреки светской моде, платье было наглухо закрытым, с воротничком-стойкой, узкими рукавами до самых запястий. Оно выбивалось из парада кружев, шелков, газа и бархата. На фоне пышных нарядов, едва прикрывавших полуобнаженные тела, это узкое платье не могло не обратить на себя внимание. Оно заставляло играть воображение, дорисовывая то, что наглухо скрыто. Вот женщина встала, и широкая юбка заструилась, облегая округлые бедра, подчеркивая безукоризненность форм. Александр подскочил, боясь потерять ее из виду.
– Эндрю, ты обещал похлопотать по моему вопросу перед мисс Вингз. Не будем терять времени, воспользуемся антрактом.
– У нас еще весь вечер впереди, милорд. Посмотрите, как эти молодые леди поедают вас взглядом и тают, тают, как крем-брюле, – попытался съязвить Эндрю, проверяя заинтересованность Алекса Делой.
– Оставь свои шуточки, дружище. Мне необходим скакун этой дамы, как можно скорее и самый лучший.
– Да, да, Алекс прав, – вмешался в разговор Фред. – Пари заключено, господа, время пошло.
Пока троица пробиралась сквозь толпу зрителей в фойе, Эндрю описывал отменные качества обитателей конюшен в Биг-Ривер, стараясь подогреть пыл Кардейла.
Делайт стояла у мраморной колонны одна. Она теребила свой веер и, видимо, нервничала. Эндрю подвел к ней своих гостей.
– Дорогая, ты сегодня ослепительна. Готов спорить, что наши дамы с удовольствием позаимствуют фасон твоего платья. Дела, надеюсь, ты помнишь его светлость и сэра Фредерика?
– Разве можно забыть такую встречу? Добрый вечер, господа. – Она присела в изящном реверансе.
– Леди Вингз, вы божественны. Рад, что наша вторая встреча не заставила себя долго ждать.
– А уж как я рада, милорд. – Алексу показалось, что это было сказано с каким-то подтекстом. – Ведь я теперь ваша вечная должница.
– Кстати, о долгах, – Эндрю многозначительно посмотрел на подругу, – у тебя есть возможность расплатиться. Его светлости нужен хороший скакун. Не могла бы ты предложить ему что-нибудь из своих конюшен? Знаю, твои покупатели месяцами ждут своей очереди, но, Дела, возможно, ты сможешь помочь герцогу?
Дела молчала, раздумывая.
– Хорошо, согласна. Приезжайте навестить меня в имении. Посмотрим, что можно для вас сделать. Буду рада. К вашим услугам, милорд.
Только Александр собрался продолжить беседу, как Дела прервала его попытки:
– А теперь извините, мне надо проведать тетушку в дамской комнате. У нее легкое головокружение.
Пока они общались, Алекс с недоумением поглядывал на толпу молодых денди, бросающих плотоядные взгляды на его собеседницу, и не понимал причин такого поведения. Когда же она попрощалась и повернулась спиной, он замер, парализованный видом открывшегося ему зрелища.
– О Боже, – пробормотал он на выдохе. У скромного, глухого, переливающегося серебром темно-синего платья сзади, до самой поясницы, был узкий треугольный вырез, открывающий взору волнующую нежность девичьей спины с трогательной лункой убегающего вниз позвоночника. Александр судорожно глотнул, представляя, как его руки скользят по этой прелестной спинке все ниже и ниже…
– У-ух! – восклицание Фредерика привело его в чувство. – Какова лошадница?!
Декольте притягивало как магнит, а царственная осанка и плавное покачивание великолепных бедер заставляли кровь кипеть. Жаром обдало все тело Кардейла – от макушки до кончиков ногтей. Это был открытый вызов моде и обществу в целом. Александр жаждал видеть ее, слышать мягкий тембр ее голоса, вдыхать аромат ее духов, но начался второй акт, а она так и не появилась.