«Доносчики»
(По мотивам книги М.Н.Золотоносова "Гадюшник.Ленинградская писательская организация",М.,НЛО,2013)
«Но помни и других отцов,
Стучавших, сажавших или подленько молчавших…»
(Е.Евтушенко)
«Мы все лауреаты премий,
Вручённых в честь его,
Спокойно шедшие сквозь время
Которое мертво…
Таившиеся друг от друга,
Не спавшие ночей,
Когда из нашего же круга
Он делал палачей…
И очевидность этих истин
Воистину проста.
Мы сраму не таим,
И не мертвец нам ненавистен
А наша немота.»
(П.Антокольский)
В эмигрантском «Социалистическом вестнике» (Нью-Йорк,1963,№№5-6) и в «Русской мысли» были опубликованы под криптограммами две статьи ленинградского ученого Ю.Г.Оксмана. В них были названы имена Ермилова, Лесючевского, Самарина, А.Сафонова, Я.Эльсберга, как доносчиков в «органы». Статьи заканчивались так: «После разоблачения…литературная и научная общественность рассчитывала, что будут дезавуированы и исключены из Союза писателей и другие разоблаченные после XXII съезда клеветники, виновники гибели в 1937-1952 гг. сотен советских поэтов, прозаиков и ученых. Однако эти надежды не оправдались. По прямому распоряжению Ф.Козлова (секретарь ЦК КПСС) и его помощника Д.Поликарпова, заведующего отделом литературы и искусства при ЦК, были прекращены все «дела» даже самых известных предателей, клеветников и палачей» (Цит по «Сталинисты среди советских писателей и ученых»//«Русская мысль» (Париж), 1963,03.08.)
Попробуем же извлечь из этой кипы «грязного белья» и ещё несколько одиозных имен. Одним из первых выплывет имя Г.И.Мирошниченко - руководителя в 1937-38 гг. партийной организации ленинградского отделения СП СССР. Вот образчики его выступлений в самые страшные 30-е и 40-е гг. «Я считаю, что Городской комитет партии допустил ошибку в отношении Кетлинской (В.К.Кетлинская – прозаик, автор романов «Мужество» и «В осаде», лауреат Сталинской премии - О.В.) вплоть до ее выдвижения в Ленинградский Совет и в части того, что она оказалась на Путиловском заводе…Мы никак не можем А.А.Прокофьева (Первый секретарь ЛО ССП - О.В.) поставить на место и заставить выполнить решение ЦК партии. Он не хочет этого делать, он попирает ногами решение ЦК (!)…Прокофьев…занялся тем, что<бы> опять ввести к нам Зощенко, сделать его ближайшим преемником(!). Здесь выступал Федоров. Я глубоко потрясен той трагедией, которую переживает этот человек (о Федорове см.ниже – О.В.)…В момент опалы Федоров получает орден за свою работу…Начинают изобретаться самые возмутительные вещи вплоть до того, что Федоров сам выпросил себе орден…Гуковский (Гуковский Г.А., профессор, д.фил.н., заведующий кафедрой филологического факультета ЛГУ, брат репрессированного М.А.Гуковского, одного из крупнейших специалистов по истории Возрождения –О.В.)… - главный идеолог в Союзе писателей, и Прокофьев опирается на него. Гуковский выступает против того, что существует ленинградская тема. Мне кажется, что для него вообще никакой советской темы не существует…Не нужно забывать, что рядом с Гуковским находятся Томашевский, Жирм<у>нский…Фадеев (А.А.Фадеев – Генеральный секретарь СП СССР, член ЦК партии – О.В.) сказал, что в Ленинграде целая цитадель формализма, которая остается в тени, незатронутая, проводящая меньшевистские взгляды…буржуазные последователи творят своё пагубное дело в литературе…»(Цит. по М.Н.Золотоносов «Гадюшник. Ленинградская писательская организация: избранные стенограммы с комментариями», М., «НЛО», 2013, С.29-30).
Даже на возмущенную реплику секретаря горкома ВКП(б) Н.Д.Синцова: «Нам очень хорошо известно ваша специальность по изничтожению писателей-коммунистов, авторитет <которых> значительно выше, чем авторитет некоторых…критиков… должен еще раз напомнить вам слова Попкова (Первого секретаря Ленинградского обкома партии – О.В.), что мы будем отнимать партийные билеты,<за склочничество>», Мирошниченко, словно зная, что через три месяца начнется печально знаменитое «ленинградское дело», продолжает угрожать: «…вы взяли на себя смелость так сказать…какое право имеете вы так сказать…я попытаюсь сделать все, что бы выполнить решения <партии >(Там же…, С.31). И защитник писателей Синцов и цитируемый им секретарь ОК ВКП(б) исчезли в сталинской мясорубке 1949 года. А доносчик продолжал процветать. Уже после ареста «ленинградской группы» он продолжает нападки на Ю.Германа, А.Прокофьева, В.Лифшица, В.Кетлинскую, А.Гитовича, В.Шефнера.
Для нашей темы интересно вспомнить, что Мирошниченко был автором пухлого исторического романа «Азов» и детской повести из истории Гражданской войны «Юнармия», удостоившейся одобрительных отзывов А.М.Горького и Нобелевского лауреата Р.Роллана:«Ваша маленькая книга, которую я прочел с величайшим интересом, очень трогательна. Я должен сказать, что, несмотря на то, что это – книга для детей, она одна из самых трогательных, которые я читал о гражданской войне, имевшей место в вашей стране. Эта небольшая книга еще раз показывает нам, как в вашей стране создается новое человечество, сознательное и свободное. Последние страницы, где вы рассказываете о том, что случилось потом с вашими товарищами и вами самим, желающим «идти вперед», доставили мне самое большое удовольствие. Жму вашу руку, дорогой товарищ, и желаю вам удачной работы, здоровья и сил»(Цит. по htt//nevinka.library.ru/townsman/mirochnichenko.php.). Подчеркивается: «В годы гражданской войны шестнадцатилетний Григорий Мирошниченко – командир молодежного кавалерийского полка, участвовавшего в боях с бандами на Северном Кавказе. Вместе с Красной армией он прошел путь от Кубани до границ Ирана (Там же…).
Попробуем же и мы пройти по извивам биографии этого «героя гражданской войны». В двух вариантах своей автобиографии Мирошниченко подчеркивает: «…В 1920 г., с приходом частей Красной Армии на Кубань…ушел добровольцем…служил рядовым разведчиком в 11-й армии, 28-й стрелковой дивизии…в 1921 г. демобилизовался…» (1939 г.). В 1952 г. заполняя личную карточку члена СП СССР, он вновь повторяет: «…прошел в качестве рядового конного разведчика по всему Северному Кавказу…».
Когда же в биографию были вставлены факты a la Аркадий Гайдар? Скорее всего, когда Мирошниченко окончательно переехал в 1974 г. в Азов и стал там «почетным гражданином города» и «ветераном революции и Великой Отечественной». Но почему преуспевающий писатель автор более 20 романов, повестей и рассказов уехал из столичного города в тихую провинцию? Вот здесь-то и начинается реальная история полного нравственного распада и предательства.
Критик зло иронизирует: «В спектакле «Персональное дело Г.И.Мирошниченко», который тянулся с 1961 г. герой стал воплощением полного разрушения коммунистического идеала. Как если бы Павка Корчагин или сам Николай Островский дожив до шестидесяти лет вдруг оказался подонком, перерожденцем, который нарушал «Моральный кодекс строителя коммунизма», избивал мать и жену и активно писал ложные доносы в 1937 и 1949 гг.» (М.Н.Золотоносов «Указ.Соч.,С.15). Позитивность и негативность советских биографий в равной мере распространялась и на персонажи литературы, и на реальных людей.
Прежде всего, широко распубликованное советской прессой в 1936 г. письмо Р.Роллана к Мирошниченко появилось в газете «Литературный Ленинград» 1-го апреля (!) (затем в «Правде», 04.04., и было перепечатано в газетах Грузии, Армении и Абхазии) печаталось не полностью. Здесь мы опять же сделаем отступление, как это нередко бывает, судьба правоверного большевика не случайно пересеклась с великим писателем. Общеизвестно, что последние годы Роллана были неразрывно связаны с его женой Марией (Майей) Кювилье, в первом браке княгиней Кудашёвой. Вдова офицера Белой армии, имевшая на руках маленького ребенка, старую мать и свекровь из «бывших», работавшая до 1932 г. личным секретарем и представителем президента Государственной Академии Художественных Наук (ГАХН), Петра Соломоновича Когана была, по воспоминаниям Цветаевой:«в тяжелые послереволюционные годы ангелом-хранителем поэтов» и «ходатаем по их земным делам»(М.И.Цветаева«Письма.Часть 1»,М.,«Эллис Лак»,2010,С.69).
С детства она была двуязычной: и русский, и французский были для нее родными языками; в юности она в совершенстве овладела английским и немецким. Понятно, что у Кудашевой были весомые причины для выражения подчеркнутой лояльности Советской власти: Опека и заступничество Когана и государственная служба гарантировали ее семье относительный покой и материальный достаток. Помимо выполнения своих секретарских и представительских обязанностей в ГАХНе, Кудашева по-прежнему писала оригинальные стихи, много переводила (в сборнике «Революционная поэзия современные поэты Запада» (1927) были напечатаны переведенные ею стихи Жоржа Дюамеля, Шарля Вильдрака, Марселя Мартине. Когда в Россию приезжали Дюамель и Люк Дюртен, Кудашева сопровождала их по Москве, много им помогала. Конечно, такая личность не могла остаться вне поля зрения ОГПУ, особенно, когда она вступила в переписку с Ролланом, стала по настоянию писателя, его представителем в переговорах с советскими издательствами, а затем при поддержке Горького в 1929 г. уехала и в 1931-м вышла за него замуж. Ее родные оставались в СССР и она вынуждена была выполнять «просьбы» той стороны (См. Л.С.Флейшман «Борис Пастернак и литературное движение 1930-х годов», Спб.,2007, С 224-225).
Так вот, в опубликованном письме к Мирошниченко, в оригинале опущены следующие строчки: «…простите, что я только сейчас отвечаю на ваше письмо, написанное месяц тому назад. У меня мало свободного времени, я завален всевозможными срочными делами и случается, что моим корреспондентам приходится ждать по нескольку месяцев. Ваша маленькая книга, которую моя жена прочла с величайшим интересом и содержание которой она мне рассказала (некоторые места она мне перевела)» («ЛЛ», 01.04.36). Т.е. Роллан по русски не говорил, и не читал, а для Майи прочесть книгу, действие которой происходит на Кубани, где погиб ее муж, конечно было интересно. М.Золотоносов высказывает обоснованную гипотезу, что готовя своего кандидата на роль вождя ленинградской литературы, НКВД вполне мог задействовать и своих зарубежных «агентов влияния». Письмо Нобелевского лауреата, «лучшего друга СССР» стало авторитетной рекомендацией. Через год Мирошниченко уже «политкомиссар» ЛО СП СССР. События начала 60-х заставляют нас, чтобы понять, за что так ненавидели Мирошниченко ленинградские литераторы, вернуться еще на 15 лет назад. Сам Мирошниченко говорит о своей роли в разоблачении «метастаз авербаховщины»,т.е. когда после ареста вождя РАПП Л.Авербаха была арестована беременная Ольга Бергольц, расстрелян ее первый муж Борис Корнилов, погибли несколько десятков видных представителей ленинградской литературы и науки. Сам Мирошниченко упоминает «разоблаченных мною Свирина, Горелова (литературный критик), Беспамятного, Спиридонова, Олейникова (имеется в виду поэт-сатирик Н.Олейников – друг Н.Заболцкого и Д.Хармса – О.В.). Но поскольку протоколы партийных собраний ЛО СП СССР за 1937-38 гг. уничтожены (См.М.Золотоносов «Указ соч.», С.125-126), а «честь» разоблачения врагов за это время приписывают себе другие «бдительные» точных ответов у нас пока нет. Так на роль «разоблачителя» мог претендовать и критик Плоткин, после статьи которого в «Ленинградской правде» (18.03.37) Б.Корнилов был арестован( «Авербаховщина в Ленинграде»// «ЛГ»,1937,10.05.).
В дневниковых записях Ольги Бергольц (13.10.36) есть такая фраза: «Мишка <Чумандрин> и абсолютный болван Гриша Мирошниченко неправы, когда говорят, что надо было в первую очередь ударить по Маршаку и изобразить его главной опасностью в детской лит<ературе >(«Ольга. Запретный дневник», 2010, «Азбука-классика»,СПб,С.79). Чумандрин в чистках все-таки уцелел и честно погиб в бою. Но 11 ноября 1937 г. «…в стенах Ленинградского Союза писателей состоялось общее собрание детской секции под председательством Г.Мирошниченко…нашлись среди учеников Маршака и такие, что с готовностью присоединились к клевете на своего учителя…Только три человека не изменили ни себе, ни своим, брошенным в тюрьму товарищам. Это Маршак ни единым словом не отказавшийся от своих учеников. Это писательница Лидия Будогосская, не побоявшаяся…крикнуть на весь зал: «Все это ложь!». Это муж Тамары Григорьевны Габбе – Иосиф Израилевич Гинзбург. Он пришел на собрание, что бы защитить меня (жену защищать он не мог), и передал в президиум заявление (указав свой адрес и телефон), в котором обвинял Мирошниченко в лживости и двурушничестве. А в доказательство приложил снимок с титульного листа книги…«Юнармия», где автор в восторженных выражениях благодарит меня за помощь в работе. Мирошниченко встал и произнес…: «Товарищи, на это собрание проник террорист и бросил бомбу!» Два «молодых человека в штатском» подошли к Иосифу Израилевичу и вытолкали его из Дома писателя»(Любарская А.И. «За тюремной стеной// Ленинградский мартиролог:1937-1938»,Спб.1998,Т.3,С.565-566). В те же дни «ленинградский цензор Чичивелов (до этого он был редактором детской книги Мирошниченко «Винтовки») написал подробный донос на всю детскую редакцию, в которой до этого работал, не преминув отметить, что Маршак, в молодости «писал сионистские стихи»(А.В.Блюм «Еврейский вопрос под советской цензурой»,Спб.1996, С.77).
Маршак спешно уехал в Москву. «Несколько писателей: Григорьев, Голубева (автор неоднократно переиздаваемой детской книги о Кирове «Мальчик из Уржума» - О.В.), Мирошниченко – выступили на открытом партийном собрании с заявлением, что Маршак – английский шпион. Доказательства? Помогал японскому собрату, долго жил в Англии (где его, по всей видимости, и завербовали), постоянно переводит с английского. Разве недостаточно? В адрес Самуила Яковлевича полетела телеграмма: «Гражданин Маршак! Прошу дарственную надпись на моей книге считать недействительной. Григорий Мирошниченко»(Друскин Л.С. «Спасенная книга: Воспоминания ленинградского поэта»,L,1984, С.64-65). В Москве профессор Сперанский, что бы уберечь, спрятал его к себе в клинику. Дочь А.Д. Сперанского была женой сына Маршака.
Именно после вызова в кабинет Мирошниченко 19 марта 1938 г. был арестован и на 8 лет исчез в лагерях Николай Заболоцкий (См. Никита Заболоцкий «Жизнь Н.А.Заболоцкого»,М., «Согласие»,1998, С.257).
В 1949 г. Мирошниченко и его сподвижники (о них ниже) мертвой хваткой вцепились в экс-секретаря ЛО СП СССР, лауреата Сталинской премии III-й степени (1948), депутата Ленсовета и любовницу секретаря горкома партии В.К.Кетлинскую. Дочь контр-адмирала Казимира Федоровича Кетлинского, загадочно убитого в Мурманске в 1917-м (видимо англичанами) обвинили:
1.В том, что она скрыла «белогвардейское прошлое» своего отца;
2.В том, что в 1926 г., будучи комсомольской активисткой голосовала за «зиновьевскую» резолюцию (ей было 19 лет);
3.А главное, в том, что поддерживала связь с «врагом народа» С.Лозовским (бывший председатель Совинформбюро, арестован по делу ЕАК) и не «раскусила» преступных замыслов своего мужа, литературоведа Зонина (в чем, впрочем, Кетлинская тут же покаялась и отреклась от «бывшего троцкиста» и «меньшевиствующего идеалиста», Зонин был уже арестован). Однако исключить из партии депутата и лауреатку, а главное протеже самого Фадеева все-таки не осмелились, в итоге она отделалась строгим выговором, что по тому времени было почти «прощением».
Зато Вера Казимировна полной чашей отплатила Мирошниченко в 60-х гг. В итоге Ленинградская организация рассматривала три(!) персональных дела Мирошниченко, но только не за доносы и клевету на «собратьев во литературе». Партийное бюро при активном ее участии, предъявило Мирошниченко обвинение:
1.В сокрытии причин своего увольнения с Балтфлота в 1945 г., т.к. рассматривался случай изнасилования эстонской гражданки, но виновник уломал командование уволить его «по собственному желанию»;
2.В систематическом пьянстве и избиениях своей жены-инвалида;
3.А главное, в систематических утаиваниях членских партийных взносов со своих гонораров и сдаче в аренду под жилье своей дачи, что естественно рассматривалось, как «рецидив частнособственнических инстинктов» и «извлечение нетрудовых доходов».
После этого «злодей Ерошка» уже не был партийным начальником, ему как ранее его врагу - Кетлинской, исключение заменили «строгачём с занесением»(по Галичу). Взыскания сняли только в 1967 г.
Тем не менее, роман «Азов» вышел в «Воениздате» в 1949 г., в 1960-м появилась вторая книга «Осада Азова», третья «Слава Азова» осталась незаконченной. Вторая книга трилогии была посвящена «азовскому сидению» (1637-1642), а третья должна была описать азовские походы Петра I. Автор благоразумно пропустил вторую половину XVII в., когда донские казаки, запертые после возвращения Азова туркам на Нижней Волге и на Каспии, грабили персидские и русские торговые караваны, а затем были основной движущей силой разинского восстания. Но групповая «холодная война» в ленинградской писательской организации неожиданно отразилась в мифологических образах очень слабого исторического романа:
«Вскоре явились новые нежданные гости. К вечеру, когда зашло солнце. Со всех ближайших гор…поползли, извиваясь клубками змеи, гадюки горные, гадюки медвяного цвета, гадюки черные. Были змеи с пестрыми и розовыми головками, медянки бронзоголовые, красноголовые змеи, бледноголовые угри, пещерные гады с бурыми головами, пепельные…Шипят, жала высунув, скручиваются в клубки, прыгают, выгнув поблескивающие на солнце(солнце же уже скрылось!) извивающие спины…Из долины переползли к дворцам. Подползли через стены, под ворота. Несметная сила. Каждый кусточек шевелится…Тут-то и нашлась работа розовым скворцам.
Они поднялись тучей, и всё небо стало где темно-розовым, где светло-красным. Тревожный крик скворцов слышалс над городом прояжно, звонко. Они поднимались то высоко, то с шумом проносились над самою землёй…Город затих в каком-то оцепенении и страхе. И вот начался бой. Скворцы, сорвавшись сверху, бросались на врагов, клевали ползучих гадов. Ударит клювом маленьким в голову змеи – отскочит. Ударит снова – вскрикнет. Опять ударит. Змеи шипят, клубятся, извиваются, бросаются на птиц. А птица, как стрела, вопьется и спорхнет. Кучками, по пять и больше – клюют, клюют, щебечут. Проклёвывают затылки ядовитым гадам. Убьют – бросают, других клюют. Хвосты змеиные вьются в смертельной судороге. Бой длился долго.Ожесточились и змеи и птицы. Обильной кровью покрылась земля…Когда бой кончился, скворцы поднялись к небу, а уцелевшие змеи уползли куда-то. На…улицах, в садах…всюду лежали мертвые змеи, а рядом окровавленными комочками валялись скворцы…Утром улетели – никто их больше не видел…»(Мирошниченко Г.И.«Азов»,Л., «Воениздат»,1949,С.198). Кого понимал автор под омерзительными гадами? «Безродных космополитов» вообще или своих врагов в ленинградской писательской организации. Можно только гадать.
В итоге мы выяснили, что и «Историю ленинградских фабрик и заводов» (идея Горького) Мирошниченко не редактировал, а занимал в редакции странную должность «начальник массового отдела». Редактором был всемогущий (тогда еще!) вождь РАПП Л.Авербах. Так, что вряд ли жители Азова будут гордиться таким «почетным гражданином».
Но уже в 1981 г. извивы биографии писателя пересеклись с самим «Гениальным генеральным» (т.е. с Леонидом Ильичем Брежневым). Этот комический (впрочем, кому как!) эпизод в «застойном» Ленинграде назвали «последним выстрелом «Авроры». Может быть кто-то вспомнит, что так назывался комсомольский, молодежный журнал. И вот в это, как «кур во щи» попал замечательный детский писатель Виктор Голявкин (между прочим, он был в Баку чемпионом по боксу среди юношей), славившийся абсурдными, сюрреалистическими, фантастически смешными рассказами, ходившими в самиздате. Говорили, что Евтушенко, увидев в Париже сюрреалистические пьесы Ионеско, воскликнул: «Да все это в Ленинграде давно пишет Витька Голявкин!». Рассказы эти переписывали, пересказывали, цитировали не только в Ленинграде, но и в Москве.
Вера Панова, - восхищавшаяся его рассказами, посоветовала автору писать для детей: «Эти рассказы никогда не напечатают, а детские - может быть». Его первая детская книжка «Тетрадки под дождем» вышла в «Детгизе» в 1959 г. с его же рисунками. Она имела огромный успех, породила массу подражателей. Потом появились «Наши с Вовкой разговоры», «Паровозик в небе», «Рисунки на асфальте», «Города и дети». Рассказы печатались в букварях, переводились на многие языки. Создавались фильмы по его сценариям – «Боба и слон», «Мой добрый папа» с Людмилой Гурченко и Александром Демьяненко в главных ролях. А через 10 лет вышла первая книжечка его взрослых абсурдистских рассказов «Привет вам, птицы!». Знаменитый детский писатель многое переписал, причесал, вообще не вставил в книжку. Он боялся скандала, чтобы не «задробили» «Арфу и бокс». Эта замечательная взрослая повесть вышла в 1970 г. К этому времени писатель перенес тяжелейший инсульт и практически ничего не писал. Его жена приносила в журналы старые ненапечатанные рассказы. Один из них – «Юбилейная речь» - взяли в журнал «Аврора», в отдел юмора, переносили из номера в номер, забыли его содержание и поставили…в юбилейный номер, посвященный 75-летию Брежнева. А это было событие «всесоюзного» масштаба. Всенародно праздновали юбилей не только генсека, главы правительства, верного ленинца, выдающегося борца за мир, но и, главное, выдающегося писателя: за книжечку «Малая земля» он был принят в Союз писателей, получил Ленинскую премию по литературе. Напечатанная миллионными тиражами на всех языках мира, она читалась по радио и телевидению, изучалась в школах, институтах, на бесконечных семинарах, газеты ежедневно печатали отзывы читателей, восторженные письма ветеранов, журналистов, писателей, рабочих и колхозников, генералов и академиков..., в истории литературы вообще не было ничего подобного.
Именно в этом юбилейном номере и по случайному совпадению именно на 75-й странице и появился этот злополучный рассказ Виктора Голявкина, давно написанный, никакого отношения к Брежневу не имеющий.
«Юбилейная речь»
«Трудно представить себе, что этот чудесный писатель жив. Не верится, что он ходит по улицам вместе с нами. Кажется, будто он умер. Ведь он написал столько книг! Любой человек, написав столько книг, давно бы лежал в могиле. Но этот - поистине не человек! Он живет и не думает умирать, ко всеобщему удивлению. Большинство считает, он давно умер, - так велико восхищение этим талантом. Ведь Бальзак, Достоевский, Толстой давно на том свете, как и другие великие классики. Его место там, рядом с ними. Он заслужил эту честь! Он сидит передо мной, краснощекий и толстый, и трудно поверить, что он умрет. И он сам, наверное, в это не верит. Но он, безусловно, умрет, как пить дать. Ему поставят огромный памятник, а его именем назовут ипподром, он так любил лошадей. Могилу его обнесут решеткой. Так что он может не волноваться. Мы увидим его барельеф на решетке.
Позавчера я услышал, что он скончался. Сообщение сделала моя дочка, любившая пошутить. Я не скрою, почувствовал радость и гордость за нашего друга-товарища.
Наконец-то, - воскликнул я, - он займет свое место в литературе!
Радость была преждевременна. Но я думаю, долго нам не придется ждать. Он нас не разочарует. Мы все верим в него. Мы пожелаем ему закончить труды, которые он еще не закончил, и поскорее обрадовать нас”. (Аплодисменты).
Нетрудно себе представить масштаб разразившегося скандала. Главный редактор Горышин и редактор отдела были уволены. Имя писателя на много лет было вычеркнуто из литературной жизни. Только в 1985 г. вышла его книжка «Калейдоскоп», первая после запрета. И хотя уже давно умер Брежнев, а годы его правления официально называли «застольными», рассказ «Юбилейная речь» в последний момент из книжки убрали... На всякий случай...Сотрудники журнала единодушно утверждают, что помещая рассказ они имели в виде Григория Мирошниченко.
«Вот так и кончается мир,
Только не взрывом, а визгом»
(Т.Элиот)
Еще одной приметной птицей в стае «розовых скворцов» был писатель Евгений Александрович Федоров (1897 – 1961), пришедший в СП в 1936 г. со сборником юмористических рассказов «Вороная кобыла». Так же участник гражданской войны, выпускник Института красной профессуры, даже проработавший некоторое время ученым секретарем Института экономики АН СССР, хотя его дореволюционное образование исчерпывалось Военно-топографическим и Землемерным училищами. И хотя первые литературные опыты Федорова относятся еще к началу 20-х (несколько стихотворений и рассказов в 1916-17 гг. в приуральских газетах и журналах и ряд рассказов о жизни русской деревни до и после революции в журнале. «Крестьянка»), но для выходца из семьи крестьян-бедняков у него уже был другой более ценный опыт, армейского политработника и партийного чиновника. В своей анкете для личного дела он подчеркивает командование эскадроном им. Степана Разина в Чапаевской дивизии в 1918 г. тяжелую контузию, несколько лет работы в землеустроительных организациях Белоруссии, Крыма, Урала, сдачу экстерном(?) экзамена на звание инженера и, что самое важное руководящие должности на партийной и хозяйственной работе (Горьковская обл., Ростов-на-Дону, Ленинград). Впрочем, все эти этапы боевого и трудового пути еще нуждаются в серьезной проверке историка. Но вот цитаты из его выступления на общегородском собрании работников литературы и издательств 16 августа 1946 г. после памятного «Постановления ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград». Федорова вообще не волнуют партийные решения, Ахматову он даже не упомянул, а Зощенко кратко обругал. Он лишь попытался воспользоваться присутствием А.А.Жданова, чтобы добиться преимуществ для себя лично: «…У нас в Союзе писателей существует ряд группировок…я не принадлежу ни к одной, поэтому я изгой, я отверженный. Вначале меня считали сумасшедшим, но это не подошло, потому что сумасшедшие не могут писать романы…,тогда на смену выдвинулось новое – кустарь-одиночка…все же я страдал и страдаю из-за такого группового руководства…Может быть поэтому ни «Ленинградская правда», ни «Вечерний Ленинград» (газеты – О.В.), ни тем более журналы «Звезда» и «Ленинград» не печатают меня и замалчивают, как будто я не существую на свете…» (М.Золотоносов «Указ соч.», С.26-27). На его обвинения ответил главный функционер А.Прокофьев: «…Все это началось с того момента, когда я написал статью в «Ленинградскую правду» о книжке Е.А.Федорова «Гроза над Шелонью». Я прочитал эту книжку и она меня возмутила своей пошлостью…В этой вещи есть совершенно неудобоваримые страницы натуралистического характера, которые никак не вяжутся с тем, что мог написать советский писатель…» (Там же…). Далее он продолжает свою отповедь: «Евгений Александрович! Когда Вы кончите этот поток заявлений, идущий во все организации?! Как-то, будучи в Москве, я встретил…бывшего редактора «Известий»…,который мне рассказал, что Федоров написал заявление К.Е.Ворошилову. Если собрать все заявления, которые пишет Федоров, получился бы целый том…». Его поддержал другой литературный функционер Г.Хлопов: «Известно, что вы ходите и пишете непрерывный поток ваших заявлений, которые…несправедливо тянутся и по сей день (стилистика стенограммы сохранена – О.В.). Вы начали это практиковать с 1939 года» (Там же…). Еще одно вступление: «…считаю, что поведение Федорова – это зло. И сегодня на моем первом партийном собрании мне стыдно, что сидят…коммунисты, писатели и тратят 9 часов(!), что бы разобраться в мутной воде, которую льет Евгений Федоров…»(Там же…С.218). Но Федоров не сдается: «…Что сделало руководство Союза по осуществлению исторического постановления ЦК? Прокофьев, Герман и их группа во главе своей работы…поставили свои личные, групповые интересы…травили, загоняли в тупик и оголтело мстили…»(Там же…,С.29).
У читателей может сложиться мнение, что ленинградские литературные бонзы, прямо травят «выходца из народной гущи». А ведь и ранний Прокофьев в стихах, и Ю.Герман (роман «Наши знакомые», повести «Жмакин» и «Лапшин» и по которому его сын впоследствии поставил знаменитый фильм «Мой друг Иван Лапшин») были не самыми плохими ленинградскими литераторами.
А вот о творческих достижениях Федорова этого не скажешь. В 1940 г. его «Картлийская повесть», посвященная естественно Вождю к грядущему 60-летию, должна была резко повысить и его материальный уровень, и престиж. Союз писателей срочно через Литфонд выделил Федорову деньги на командировку «по Сталинским местам» в Грузию и Азербайджан, а книгу выпускали «сверхмолнией» к предстоящей областной конференции ВКП(б). Когда ее через «Госиздат» в количестве пяти экземпляров передали Генсеку, то сам Сталин неожиданно отозвался так: «т.Жданов! Т.Поспелов поступил глупо и неприлично, заказав Федорову книгу обо мне без моего согласия (и ведома). Книгу Федорова нужно ликвидировать, как халтурную, а Поспелову дать надрание. 17 IX-40» («Большая цензура…С.524).
Конечно, после такого фиаско к Федорову действительно относились как к «городскому сумасшедшему» и всячески затирали. Пока во время «борьбы с низкопоклонством» он не примкнул к группе Мирошниченко и стал штатным разоблачителем «безродных космополитов» в Союзе писателей.
Что бы окончательно разобраться в литературных качествах прозы Федорова приведём лишь небольшой фрагмент из его повести о карельских партизанах «Гроза над Шелонью». Одна из основных героинь несостоявшейся трилогии партизанка Зельма. В ее внешности, многое, как метко замечает критик, напоминало библейскую Марию Магдалину: «Вся земная. Широкие бёдра под туго натянутым шерстяным платьем колыхались на ходу. Слегка курносая,задорная,она при смехе закидывала курчавую золотистую шевелюру и, как сильный и весёлый зверь, скалила ровные белые, как кипень зубы. Смех её был безумный, весёлый и многообещающий. Она не любила женского общества и держалась мужчин. С ними она обращалась бесцеремонно и всегда волновала своей смелостью. Она подходила вплотную к собеседнику и, не щадя его возраст и положение, наступала так, что тугие груди её касались его. Горячим дыханием она обдавала человека, волновала его…»(Е.Федоров «Гроза над Шелонью», Л.,1944,С.227). Такая сексапильная Зельма – весьма странный персонаж, чужеродный для советской прозы по многим причинам: от открытой сексуальности, неправдоподобной для партизанской среды, до еврейского имени. Естественно, что Прокофьев, блюдя пуританизм историко-революционной прозы, не только отметил, искусственность диалогов и описаний: «Неизвестно откуда…Федоров взял язык, на котором изъясняются положительные герои его книги – колхозники и партизаны. Простые русские люди таким выспоренным языком не говорили и не говорят: «Поможем нашим сынам в ратоборстве с поганым» или «Пусть наше могущество прошумит в молодой поросли. Колхозницы, будьте плодоносны, как наша русская земля!». Зафиксировав выспренность классицизма Прокофьев отметил и «бульварщину», и «грубый натурализм ряда эпизодов»(См.А.Прокофьев «О ленинградской теме»// «Ленинградская правда», 1945,08.04.).
Но если рассмотреть этот образ в более широком контексте, то северная партизанка вполне встает в ряд женских персонажей советской прозы от товарища Ксении Ордыниной в «Голом годе» Пильняка через шёлоховских Аксинью и Лушку, до Дашутки в «Даурии» и героинь «Вечного зова», и «Судьбы». Интересную особенность таких героинь подметила американская исследовательница Кэтрин Кларк: «…женщина - ведьма существует в запасниках советской литературы с момента её возникновения. «Ведьмы» обычно происходят из «чуждого» класса и привержены мелкобуржуазным индивидуалистическим ценностям, ибо кто ещё будет представлять себя как «сексуальный» объект?! Если герой начинает испытывать влечение к ней, это мешает его служению общему делу»( К.Кларк «Советский роман: история как ритуал»,Екатеринбург,2002,С.161). Впрочем, в современной прозе образ женщины – сексуального объекта доминирует и не только в «женских любовных романах», но это уже уведёт нас далеко от основной темы.
Однако, Федоров в 50-х гг. продолжал активно издаваться. Хотя роман «Горная дорога» (1938), подвергся разгромной критике в «Известиях» (11.10.38) и конечно главной причиной стало то, что партизанским соединением командовал уже исчезнувший маршал Советского Союза В.К.Блюхер. В 1959 г. после реабилитации Блюхера, роман появился в расширенном и дополненном издании под названием «Вдоль голубых уральских гор». Но бывший начальник оперативной части партизанского отряда (о котором идет речь в романе), возмущенно писал, что Фёдоров в погоне за большими эффектами произвольно менял биографии реальных действующих лиц, переставлял эпизоды, места и даты сражений и т.д., хотя по этому поводу существует достаточно большое количество архивных материалов и документов. Т.е.писатель нарушал строгие законы исторического жанра.
В 1936 г. сатирическая повесть «Шадринский гусь» (второе название - «Шадринский гусь, или Повесть о Шадринском писаришке Епишке»), получила региональную «Ждановскую премию», а писатель орден. Повести «Тайна булата» (1943), «Находка Ерофея Маркова» (1945), «У горы Магнитной» (1948, под назв. «Детство в Магнитной»), фальсифицировали историю уральской металлургии, т.к. демагогически приписывали открытие «златоустовской стали» народным умельцам, а имя создателя русского булата П.П.Аносова, как «царского чиновника», дослужившегося из кадетов до генерала и гражданского губернатора Томска не упоминалось. А вот когда все технические открытия стали приписывать русским изобретателям и Совет министров СССР 15.11.1948 г. издал постановление «Об увековечивании памяти великого русского металлурга П.П.Аносова», Федоров посуетился и в 1954 г. появилась книга «Большая судьба». Впрочем, премии она не удостоилась. Однако, в 1958 г. его повести (с конца 1930-х по начало 1950-х): «Черепановы», «Кыштымский зверь», Повесть о злоключениях первого русского золотоискателя «Находка Ерофея Маркова) впервые были собраны вместе в двухтомнике избранных произведений.
Наиболее крупное и известное произведение Федорова - трилогия «Каменный пояс» (романы «Демидовы», 1940; «Наследники», 1940; «Хозяин каменных гор»,1953) посвящена освоению русскими богатств горного Урала в Петровскую эпоху. Сюжетным стержнем трилогии является история семейного клана русских рудопромышленников Демидовых. Фамилию Демидов тульский кузнец Никита Антуфьев получил от Петра Великого. События в романе охватывают почти 200-летний период русской истории. Действие происходит на Урале и в Сибири, в Москве и Петербурге, во Франции и в Италии. Среди исторических персонажей - Петра I и Елизаветы Петровны, Меншикова, Суворова, Потемкина, Емельяна Пугачева сотни вымышленных действующих лиц. Династия Демидовых начинается со скромного тульского кузнеца-умельца и заканчивается его правнуками: Николаем Никитичем (умер в своем дворце во Флоренции) и Анатолием Никитичем - князем Сан-Донато (скончался в парижском имении на Елисейских Полях). По Федорову жажда наживы превращает человека в зверя. Дворянские титулы, которыми были награждены наследники тульского кузнеца, роскошь и богатство не произвели решительных перемен в их характерах, нравах и повадках. Разве что их жестокость стала более утонченной.
Наиболее удачной оказалась, по мнению критиков, первая часть трилогии, где автору удалось показать и привлекательные черты «первонакопителей» - их мастерский труд, организаторские способности и т.д., и одновременно их невероятную жестокость по отношению к рабочему люду, к тем, кто создавал их баснословные богатства. Ставший заводчиком Никита Демидов делает лучшее и более дешевое, чем иноземные мастера, вооружение для армии, за что Петр I жалует его грамотой на владение Уральскими землями. Но хозяин в погоне за все большими прибылями обманывает царя, спаивает и закабаляет народ. В отца пошел и сын Акинфий - он убивает человека, открывшего богатое месторождение руды, чтобы ничем не делиться с ним. Открыв серебряные залежи, Демидов, обманывая государство, втайне сам организует чеканку денег. Узнав же о приезде ревизора, хозяин приказывает открыть шлюзы и затопить подвалы, где работали денежные мастера - это одна из самых сильных сцен в романе. В нем неоднократно рисуются картины произвола, жестоких наказаний и пыток, каторжных условий труда и быта рабочих. Критика как 1940-х, так и 1960-х предъявляла Фёдорову серьезные упреки в отношении художественного качества этих книг. Так же резкой критике подверглось в 1955 г. последнее крупное произведение Фёдорова - роман «Ермак». В журнале «Дон»(№6 1957) рецензия на роман так и была озаглавлена «Смесь правды с небылицами».
Практически все произведения Фёдорова продолжали вызывать резкие критические замечания. Отмечались и фактические неточности, и художественные просчеты: недостаточная образность повествования, обилие необязательных эпизодов, схематизм в обрисовке ряда характеров. Серьезные претензии предъявлялись Фёдоровым по поводу изображения реальных исторических лиц, которые были достаточно хорошо известны. Так, Петра I Фёдоров изображал (в отличие и от Пушкина, и от А.Толстого) только с сугубо положительной стороны. У него Петр I спокоен, рассудителен, чуток и т.д. Даже Анна Иоанновна у Фёдорова представлена в светлых и даже ласковых тонах.
Кстати, писать жалобы и ложные доносы Федоров, тем не менее, не перестал. Даже после смерти писателя, Прокофьев, ставший к тому времени, твердокаменным сталинистом, вынужден был признаться, на вопрос партийного бюро, почему он не присутствовал на похоронах Федорова, поэт откровенно ответил: «…Я не скрывал своего отрицательного отношения к Евг.Федорову, этот человек сделал мне очень много плохого, много поливал меня грязью. Мог ли я любить его, да и было бы честнее подписаться под некрологом или стоять у его гроба, зная, что человек тебя ненавидел…»(М.Н.Золотоносов, Указ.соч., С.129).
В вышедшем в 1964 г. фильме по детскому рассказу Е.Шварца «Сказка о потерянном времени» (реж. А.Птушко, подготовка материала Т.Лисициан) со звездным составом актеров, есть злые волшебники, которые строчат доносы подряд по телефонной книге. В ленинградской писательской среде прототипы персонажей узнавались сразу – литературный критик Голубева и писатель Е.Федоров.