Дома я повисла на маме, рыдания мои раздавались по всей округе. Напуганная мама умоляла успокоиться, уверяла, что деньги не самое важное: выплатим и забудем. А я, не слыша её, причитала:
- Но я не брала чужого, не крала, я не воровка, а меня оскорбляли, обзывали, как жить, как жить после всего этого!
В какой-то момент матери мои стенания надоели. Она, рассердившись, оттолкнула меня:
- Хватит! Жить будешь, как жила! Прекрати выдумывать! Если бы я после всех несчастий вешалась, где бы вы все сейчас были?-
Много позже она частенько, когда наши отношения перерастали в ссору, попрекала теми девятью рублями, которые я на протяжении девяти месяцев приносила в виде заработной платы. Хотя я знала - мамины укусы беззлобны, но было обидно выслушивать глупые слова. Они задевали гордость. Щемило сердце, выступали слёзы.
В магазине из младшего продавца в мгновение ока я превратилась в старшего. И зарплата повыше, будет из чего покрывать и следующие недостачи, и ответственности с Эверест - будет с кого спрашивать за всё, что происходит или произойдёт с товаром, на меня записанном!
В документе о передачи материальных ценностей пришлось расписаться. Иначе не получалось: или с позором уйти, замарав трудовую книжку, или остаться работать и тащить воз, который мог в любой момент раздавить…
Стать заведующей отделом я не согласилась. Мне виделась в этой должности серьёзная взрослая женщина, имевшая опыт, к которой можно будет обратиться с любым вопросом. Но я ошибалась. И ошибка эта дорого стоила всем нам.
Девочки жались ко мне. Смотрели с надежной. Им почему-то казалось, что мне подвластно чудо сотворить. Чудо - не чудо, а подвести их и себя не могла, и потому принялась изучать всю документацию.
Не поднимая головы, не выходя в торговый зал, не кушая и не слушая никого, сидела несколько дней в подсобке. Я разбиралась с отчётами, со сданными на инкассацию деньгами, с отосланными на заводы бракованными товарами. Отыскала два цветных телевизора, отправленных в ремонт, а мы их уже выплачивали государству. Находка особо не повлияла на те суммы, который у нас отбирались, но она помогла встряхнуться, оглядеться и принять некоторые решения - трезво и обдуманно.
Я ушла " в подполье": наводила порядок в трёх складах, расположенных в подвале, двух подсобных помещениях, находившихся в близости от торгового зала. Заметила, что в любой запечатанной коробке с ручками, карандашами, копеечными блокнотами или дорогими пластинками, во всём при вскрытии обнаруживалось меньшее количество, чем указывалось на ярлыках.
Было ли воровство внутри коллектива или не было, но извне оно к нам шло постоянным потоком. И изменить ничего нельзя было: инструкции, написанные неизвестно кем, запрещали вскрывать упаковки при приёмке, а потом, когда проходил большой отрезок времени и необходимо было пополнить запасы на полках в зале, и выявлялись недостачи.
Запомнился завод грампластинок "Апрелевский» в ленинградской области. Пластинки, стоимостью в три рубля. И в каждой коробке отсутствовало по одной, две.
Мои изыски никого в "Промторге" не удивили и не заставили ни почесаться, ни проворнее задвигаться в нужном направлении. Я слышала на протяжении нескольких лет одно и то же:
- Пишите, сообщайте, меры примем...
Годы шли, на заводах и фабриках воровали по-прежнему, а мы платили и " за того дядю" и "за ту тётю"!
продолжение:
http://www.proza.ru/2013/10/31/1128