Летит паровоз
по долинам, по взгорьям,
летит он, не ведая преград.
Мальчишка назвал себя жуликом и вором,
и жизнь его вечная ИГРА.
© Из блатного.
Принесённые штилем.
1.
…Он ушёл из лагеря в голубые дали.
Шёл, как зверь голодный, ночи напролёт,
Чтоб увидеть волюшку
И старушку маму.
Шёл в ту пору Витеньке
двадцать первый год.
© Из блатного.
Иван Петров опоздал на электричку. Следующая через два часа. Иван Петров загрустил. Магазины на станции Фруктовая давно закрылись. Газетный киоск ещё раньше магазинов. Ни выпить, ни почитать.
Чем заняться некурящему путнику в пустом станционном зале прохладной ночью?..
Неожиданно открылась дверь, вошёл Митька Шарапов, ощерив в улыбке щербатый рот.
- Ты куда, Ваня?
- Домой. А ты?
- А я к тёще. Давай в дурака играть.
- Давай.
Митька Шарапов был знаком Ивану Петрову по кирпичному заводу, к которому прикомандирован был Иван Петров. Народ на заводе был весь Митьке под стать, с похожей судьбою. Как один, дети апреля.
Лет восемнадцати Митька нашкодил крепко, по пьяни, само собой. Крепко похулиганил с компанией. Дали на полную катушку, пять лет. Заводилой-то не он был, да другим по семнадцати было, малолетки, как бы. Вот на Митьку всё и повесили. И пошёл Митька «паровозом». Четыре года отсидел Митька, четыре бестолковых года из жизни вычеркнул, словно авторучкой провёл по листу бумаги. А на пятый апрель затосковалось вдруг, невмоготу. Птицы с юга домой прилетели. И Митька шибко затосковал.
Ох уж этот апрельский ветер! Ох уж…
Подался Митька в бега. А бежать-то куда? Он и повидать-то ещё ничего не успел, как сел. И подался домой, к маме. Помнил Митька, как сажала его мама на колени да поила парным молоком.
Дня два отсиживался Митька по окрестным кустам да оврагам. Всё не решался домой. А голод-то не тётка. Шмыгнул вечером в родную калиточку. А его за шиворот-то и цапнул кто-то здоровенный:
- Стой, подлюка!
Узнал Митька голос участкового.
- Дай, Корниясов, хоть мать повидать!
Участковый Корниясов, росту метр девяносто, морда ящиком, хоть и суровый был, но понимающий. Дал Митьке с матерью повидаться, и даже поесть домашнего. Потом только в райотдел позвонил.
Прибавили Митьке три года. Так и ушло восемь лет коту под хвост. «Откинулся» Митька по весне.
Давно остепенился Митька, женился, дочка растёт… Тёща в соседнем селе.
…Раздали картишки. Не успел Иван Петров глазом моргнуть, как остался в дураках, да ещё «с погонами». А ведь Иван Петров не последним игроком считался. Ну, думает, счас отыграюсь. Как бы не так. Вновь оставил его Митька в дураках, да опять «с погонами». Девять раз сыграли, девять раз Митька «погоны» Ивану на плечи цеплял. От шестёрки до туза.
И ещё три раза по девять. И опять непрерывно получал Иван Петров от шестёрки до туза «на погоны».
А когда сели Иван да Митька в последнюю электричку, сказал Митька:
- Разве ты, братан, когда выиграешь у меня? Никогда, братан. Ты знаешь, что такое ШИЗО? Правильно, братан, это место такое, в которое входят часто нормальными, а выходят шизофрениками. Расшифровывается «штрафной изолятор». На зоне, братан, кино по праздникам, танцев нет, развлечение одно: карты. Кумовья, конечно, их отбирают, да что толку, снова малюют. А в шизо карты не пронесёшь, хоть в задницу засунь, найдут…
Сидишь, бывало, в шизо, на параше, словно аббат Фурье в замке Иф. Свет в окошко еле проникает, сыро, холодно, муторно. И думаешь, скоро ли свихнёшься. Нет, думаешь, нельзя свихнуться. И в карты играешь без карт, в уме, сам с собой. Все варианты мысленно переберёшь, тысячи, а может, и миллионы. Разве ж считал…
А сколько раз пришлось в шизо побывать из-за шебутной своей натуры!
Не хвастаюсь, братан, был бы ты хоть сам чемпион мира по дураку, Анатолий Карпов, у меня, всё равно б, не выиграл.
2.
Сгорели мы по не-
доразумению.
Он за растра-
ту сел, а я за Ксению…
© Из Высоцкого.
Как Эдмон Дантес сел по доносу, пострадав за прекрасную Ксению, то бишь, за Мерседес, конечно, так отчаялся. Тьма, сырость, тоска… А всё коварный соперник, написавший гнусной рукой с собутыльниками ложный донос. Ещё и 58 статью прицепили… И пошёл Эдмон Дантес «паровозом».
Кабы не аббат Фария, чокнулся бы Эдмон Дантес, как пить дать, чокнулся…
Аббат же не унывал. Копал подземный ход да ошибся в расчётах, на счастье тому Дантесу. И вот апрельским ветреным днём подался Дантес в бега. Да прямо на остров Монтекристо, где и в помине не было участкового. А в тюрьме-то время всё за размышлениями проводил да планы строил. Иначе свихнулся, ей богу, свихнулся. И построил он планы, как злодеям отомстить. Побег Дантеса был удачнее, чем побег Митьки Шарапова. И затеял Дантес свою игру.
И отомстил, а потом уехал от суетного завистливого общества, бог знает куда, с молодой турчанкой мусульманского вероисповедания. Надо надеяться, что жили они долго и счастливо.
То ли дело доктор Б., герой шахматной новеллы. Который тоже пошёл «паровозом». Впрочем, пусть сам герой расскажет о себе:
«…я был включен в небольшую группу людей, из которых нацисты рассчитывали выжать деньги или важные сведения. Моя скромная персона сама по себе, конечно, не представляла для гестапо никакого интереса, но они догадывались, что мы с отцом были подставными лицами, опекунами имущества и доверенными их злейших врагов.
Они подозревали, и не без основания, что значительная часть фондов, которые проходили через наши руки, была хорошо припрятана и недоступна для их посягательств. Потому-то они и арестовали меня в первый же день, они рассчитывали, применив испытанные методы, добиться от меня нужных сведений».
«У меня отобрали все: часы – чтобы я не знал времени; карандаш - чтобы я не мог писать; перочинный нож - чтобы я не мог вскрыть вены; даже невинное
утешение - сигареты были отняты у меня».
Доктору Б. удалось украсть у мучителей книгу о шахматах. Раньше он никогда в шахматы не играл и даже в глаза не видел. Так герой новеллы стал теперь играть в виртуальные шахматы в своём воображении. День и ночь отвлекаясь от печальных мыслей, не давая застояться работе мозга.
«Абстрактные понятия "а 1", "а2", "сЗ", "с8" автоматически принимали в моем воображении четкие пластические образы. Переход этот совершился без всякого затруднения; силой своего воображения я мог воспроизвести в уме шахматную доску и фигуры и, благодаря строгой определенности правил, сразу же мысленно
схватывал любую комбинацию. Так опытный музыкант, едва взглянув на ноты, слышит партию каждого инструмента в отдельности и все голоса вместе.
Еще через две недели я без всякого труда мог сыграть любую партию из книги по памяти или, говоря языком шахматистов, вслепую».
На палубе большого теплохода доктор Б. впервые сыграл не в виртуальные, а в реальные шахматы:
«Наш друг, никому не известный, безымянный, в честном бою одержал победу над сильнейшим игроком мира».
© Цвейг.
Конец рассказа грустен. Не выдержав колоссального напряжения в игре с чемпионом мира, герой новеллы едва не надломил напрочь подорванную пытками одиночества психику…
3.
Голые стены, тюремные думы,
Как вы унылы, темны и угрюмы!..
Скверно в неволе без дела лежать,
Целые годы о воле мечтать...
Всё здесь так тихо, безжизненно, бледно...
Годы проходят бесплодно, бесследно,
Тянутся долго недели и дни, -
Скуку тупую наводят они...
Мысли тупеют от долгой неволи,
Тяжесть в мозгу от мучительной боли,
Даже минута как вечность долга
В этой каморке в четыре шага!
© Н. А. Морозов.
По такому же подлому доносу, как Эдмон Дантес, сел в темницу и Морозов. Нет, не Павлик, другой, Николай Морозов. Кто не знает Николая Морозова!
«Мне приказали скорей надеть куртку и туфли и, схватив под руки, потащили бегом по коридорам куда-то под землю. Потом взбежали снова вверх и, отворив дверь, выставили через какой-то узкий проход на двор. Там с обоих сторон выскочили ко мне из тьмы новые жандармы, схватили меня под мышки и побежали бегом по каким-то узким застенкам, так что мои ноги едва касались земли. Преграждавшие проход ворота отворялись при нашем приближении как бы сами собою, тащившие меня выскочили на узенький мостик, вода мелькнула направо и налево, а потом мы вбежали в новые ворота, в новый узкий корридор и, наконец, очутились в камере, где стояли стол, табурет и кровать».
© Н. А. Морозов.
Николаю Морозову в темнице сырой, в Петропавловской крепости, разрешали читать единственную книгу под названием «Книга», то бишь, Библия.
Надо ли говорить, что в темницу Николай Морозов попал по гнусному доносу? «Пошёл паровозом», как водится часто. Итог: четверть века в одиночке. В Петропавловске да в Шлиссельбурге.
Надо сказать, в отличие от героя Цвейга, доктора Б., в Шлиссельбурге в распоряжении Морозова были бумага, перо и чернила, да и доступ к кой-какой литературе.
В темнице Николай Морозов в совершенстве овладел десятью иностранными языками. «Откинувшись» в 1905 году по амнистии, узник Шлиссельбурга взял с собой на волю двадцать шесть томов научных сочинений!
Мозг Морозова, не отвлечённый общением с внешним миром, непрестанно работал во всех направлениях.
Первым в астрономии узник Шлиссельбурга высказал гипотезу о метеоритном происхождении лунных кратеров и малой сопротивляемости межзвездного светоносного эфира. Первым разработал теорию о сложном строении атомов, первым доказал существование инертных газов и определил их место в периодической системе элементов, первым объяснил явление изотопии и радиоактивности, причины звездообразования, стал первооткрывателем многих явлений в метеорологии, нашёл новый метод алгебраических вычислений, выдвинул идею ионной и ковалентной связи. И много ещё чего…
Возможно, самыми замечательными книгами узника были исследования библии. Той самой Книги, которая единственно была доступна в Петропавловском каземате. Интерес к которой не оставлял сидельца ни на минуту.
До амнистии Морозов не был знаком с работами Ньютона. «Замечания на книгу пророка Даниила и Апокалипсис св. Иоанна» вышли на русском языке только в 1915 году. Морозов прочёл работу Ньютона на английском в 1905 году. Тем более поразительно развитие Морозовым идей Ньютона о недостоверности традиционной хронологии.
Морозов, как и Ньютон, обращался к тексту Библии, используя, в том числе, и приёмы гематрии. Ньютон начал работу над Библейской хронологией в достаточно преклонном возрасте и работы свои не закончил Морозов же мог без помех размышлять над проблемой в заточении. Те, кто был слаб духом либо отчаялся, либо ленился шевелить мозгами, умирали, сходили с ума, кончали жизнь самоубийством. А Морозов, благодаря силе духа победил в заточении даже туберкулёз. И мозг его непрерывно трудился.
«История человеческой культуры в естественнонаучном освещении», которая издана была в советское время под названием «Христос», единственный в своем роде труд, диалектически связывающий историю людей и природы. А его «Пророки» впечатляют необыкновенно.
В пятьдесят восемь лет Морозов стал членом Всероссийского аэроклуба и поднялся в воздух. Это ли не чудеса? А в шестьдесят дет он пошёл в действующую армию, на германский фронт! Куда там Эдмону Дантесу, чья энергия и сундуки сокровищ ушли на банальное удовлетворение собственного чувства мести. Игра, разыгранная Графом Монте Кристо, была интересной, изящной, беспроигрышной. Но это были даже не шахматы и не подкидной дурак.
Занятием Морозова была не игра. Подобно Ньютону, Морозов великолепно овладел древнееврейским языком и провёл доскональный анализ Библии.
Впрочем, предоставим слово самому герою:
«По моим астрономическим вычислениям, о которых я общепонятно расскажу вам дальше, этот срок приходится сократить до полуторы тысячи лет. Но все же и такой промежуток времени страшно громаден, особенно по количеству перемен в политической и общественной жизни, в области искусства, литературы и, в особенности, науки. Можно сказать, что за весь предыдущий период своей жизни человечество на земле не переживало ничего подобного».
Мозг Морозова в одиночной камере за четверть века видел то, что недоступно видению других исследователей. Как мозг аббата Фурье или доктора Б. видел невидимое. Потому с Морозовым нельзя спорить. Ведь никто из исследователей Книги не был в его шкуре. Даже великий Ньютон, впервые опровергший скалигеровскую хронологию. Может, рановато объявили Фоменко шарлатаном? Впрочем, Фоменко, как бы это сказать… лишь «заимствовал» идею.
Поэт, автор недурных стихов, Морозов сделал такой изумительный разбор художественных особенностей Апокалипсиса, какого не дано было сделать ни одному литературному критику, ни на одно поэтическое произведение.
Николай Морозов прожил девяносто два года. Столь же долго жили доктор Б. и Эдмон Дантес, трудно сказать.
Верить ли гению Морозова? Опыт Ивана Петрова и Стефана Цвейга подсказывает: верить. Напутал Скалигер много. А кое-где и наврал. И Христос явился не в том месте, не в то время да, наверное, и не тому народу. А инертные газы как раз там, где они и есть. Что убедительно показал злосчастный узник Николай Иорозов.
4.
Не жди меня, мама, хорошего сына.
Твой сын не такой, как был вчера.
Меня засосала опасная трясина.
И жизнь моя вечная ИГРА!
Вышел на станции Луховицы Митька Шарапов, которому тёща уже и блины напекла. Если кто не ездил по трассе М5, Москва – Челябинск, тот, пожалуй, и не знает, что в России три столицы: Москва, Питер, Луховицы.
А на платформе Отдых сошёл и сам Иван Петров. С которым мы и попрощаемся до поры.
…………………………………………………………………
… а в глубине сибирских углеводородов тянул срок наш сибирский аббат Фария, также «пошедший паровозом», злосчастный узник Ходорковский. Ходят слухи, что в шизо его тепло, светло и мухи не кусают. А параша и вовсе из чистого золота.
… в какую-то игру будет он играть, «откинувшись»?
Вот…