Ноги поднялись с кровати, подняв заодно руки, голову, живот и многих других. Не все были этим довольны: глаза, особенно левый, еще плохо различали объекты, а живот недовольно заурчал, желая либо еды, либо продолжения сна.
Ноги отнесли всех на кухню. Правая рука, при участии левой, приготовила кофе и погрела бутерброды. Рыхлый (так звали живот) выразил свое урчащее недовольство по отношению к кофе, но в нем нуждался я, и руки, вместе со ртом, удовлетворили мою потребность.
Далее мне пришлось потратить некоторое время, чтобы уговорить ноги отнести меня к шкафу с одеждой, и руки, чтобы те приняли участие в одевании.
У всех носков, что обнаружились в шкафу, были дырки в области пальцев, потому что руки уже давно отказывались стричь ногти на ногах. По этому поводу левая нога уже давно затаила злобу на руки, и ждала удобного случая воздать им за эгоизм. Правая нога была менее озлоблена – то, что ногти врастали в постоянно мерзнущие пальцы, казалось бы, нисколько ее не волновало.
Мои уговоры руки чаще всего игнорировали, когда у них не было личной заинтересованности в результате. Хорошо хоть - они соглашались надевать на ступни ботинки, и иногда завязывать шнурки.
Ноги отправили нас на работу.
Левый глаз счел за лучшее продолжить сон и закрылся. За ориентацией общего движения следил только правый глаз. Уши раздражались от окружающих звуков, но у них не было никакой возможности выразить протест против акустического насилия. Зато нос, которого не радовали окружающие запахи, периодически прекращал дышать - ничего своим шантажом не добиваясь.
В сектор обзора правого глаза попала проходящая мимо девушка, весьма откровенно одетая. Это явление пробудило любопытство у дремавшего под животом существа, по имени Удав. Ноги посчитали, что проснувшийся Удав будет им мешать и пошли вперед быстрее.
Рыхлый был недоволен тем, что его накормили одними бутербродами, и через урчащие звуки, на которые он только и был способен – пытался вытребовать добавки рациона. Закончилось это тем, что правая рука ударила его кулаком, заставив урчать тише.
Я попросил ее больше не прибегать к таким жестким мерам, и вроде бы она согласилась.
На работе все пошло привычным чередом. Наверно, только на работе остальные более или менее соглашались слушать мои советы. Пальцы рук стучали по клавиатуре, глаза смотрели в монитор, рот говорил то, что я ему рекомендовал. Уши как всегда страдали от всех звуков, что в них попадали, но не могли сделать ничего, чтобы этому воспрепятствовать.
Ноги скучали и, дабы развеять свою скуку, вяло пританцовывали. Руки сегодня были особенно агрессивны – движения ног их раздражали, а правую руку и вовсе доводили до тихого бешенства. Несколько раз она опускалась под стол и била кулаком по ногам. Левая нога не оставалась в долгу и пыталась ответить ей ударом колена. Один раз это удалось, и пальцы правой руки больно ударились об стол.
Глаза сердились и на руки и на ноги, за то, что те вынуждали их слезиться.
Все мои попытки умерить вражду между руками и ногами были проигнорированы обеими сторонами конфликта.
Рабочий день кончился, и мы отправились домой. Я понимал, что конфликт не исчерпан, и скорое его продолжение меня тревожило. Ноги тоже опасались неожиданных выходок со стороны рук, и старались перемещаться по более открытым территориям, где ничто не могло быть использовано против них.
Так мы добрались до двери подъезда.
Я попросил пальцы набрать код на двери, но те никак не отреагировали на мою просьбу. Был уже поздний осенний вечер, холодало, и стопы в дырявых носках стали замерзать.
Мы мерзли около десяти минут, когда правая нога поднялась и попробовала набрать код коленкой – ничего не вышло. К тому же, руки быстрым движением сорвали с нее ботинок и метнули его в темноту.
Когда дверь все же открыл один из выходящих жильцов, пальцы правой ноги были синими и безжизненными.
Мы быстро вошли. Распахнутая настежь дверь подъезда начала захлопываться, на ней стояла сильная пружина, и в этот момент левая нога резко крутанулась на мыске. Это привело к тому, что левая рука оказалась как раз в захлопывающейся пасти подъезда… Мощный удар, на мгновение, погрузил глаза во тьму.
Пострадавшая рука повисла подобно плети, не имея сил ни на какие движения.
Ноги сочли свою месть свершенной и понесли всех к лифту.
Однако я понимал, что правая рука этого так не оставит и непременно отомстит за левую. Ноги тоже об этом догадывались, потому, войдя в квартиру, они быстро сняли единственный ботинок без помощи рук, и, забежав в комнату, усадили всех на диван.
Удав заелозил, выказывая желание посетить туалетную комнату, но ноги отказались его туда доставлять, опасаясь, что коварная рука направит его прямо на них, а не в унитаз.
Просьбу Рыхлого об ужине они тоже отклонили, так как на кухне было много острых предметов.
Около часа мы пребывали на диване.
Кажется, все несколько успокоились. Левая рука, будучи все еще ошарашенной, тем не менее, немного зашевелилась. Глазные яблоки от скуки вращались. В тот миг, когда в их сектор обзора опять попала тумбочка, правая рука резко дернулась к ней, так что все свалились на пол. Рывком она выдвинула одну из секций и выхватила из вороха вещей ножницы.
Ноги не ожидали такого развития событий, из-за чего не сразу начали отбиваться, когда лезвие ножниц принялось их кромсать. Правая нога затихла на полу уже после нескольких порезов, покоряясь судьбе. А вот левая сопротивлялась долго, пока не стала походить на бесформенный, сырой фарш.
Все возражали против такой расправы! Нос морщился от отвратного запаха. Глаза отказывались смотреть, из-за чего руке приходилось орудовать вслепую. За это она полоснула лезвием правый глаз, и тот потек из глазницы.
Рыхлый бушевал, порываясь выкинуть свое содержимое через рот. Рука решила расправиться и с ним. Ножницы уже были занесены…
И тогда вмешался я. Подавляя сопротивление, я остановил руку, подчинил ее своей воле и отбросил ножницы.
Все замерли.
Я позволил себе непростительную дерзость – покусился на их свободу. Первой очнулась правая рука – приняв на себя роль генерального прокурора и основного пострадавшего. Все соглашались с ее обвинениями против меня. Даже контуженная левая рука и, вытекающий на щеку, полутруп правого глаза – однозначно меня осуждали.
Покусившись на индивидуальную свободу руки, я стал фактором риска и для всех остальных. Они без лишних сожалений вынесли мне смертный приговор.
Правая рука поползла к шкафу, таща за собой кровавые ошметки левой ноги и всех прочих – живых и мертвых.
Из под шкафа она вынула пистолет!
Они достали его, когда я спал, втайне от меня, на случай того, что я явлю деспотические замашки и буду их угнетать.
По моей просьбе – нос сочувственно всхлипнул. Еще я попросил левый глаз о прощальной слезе… но палец уже нажал на курок, и, пробив черепную крышу, мое тоталитарное я вылетело прочь…