С наступлением весны 1918-го года,в самый разгар посевной, большаки приняли свои земельные и другие декреты ,которыми в стране устанавливалась продовольственная диктатура. Все владельцы хлеба обязывались сдавать государству излишки зерна,кроме необходимого для засева полей и личного потребления. Укрыватели же излишков зерна обьявлялись врагами народа и подлежали суду революционных комитетов.
В Казанку прехало несколько человек из представителей Советской власти Ачинского уездного начальства. Рано по утру собрался деревенский сход, на котором избрали сельский совет и председателя. Сообща порешили раскорчевать ближайшие к деревне березняки и осинники ,расширить поле вдоль Тукайской дороги,а затем разделить по бедным хозяйствам. Но недолго радовались сельчане. В Балахтинском, в Ужуре,в Новоселово,в Назарово ,в Ачинске,в Минусинске, а также в других селах Енисейской губернии , белогвардейцы и белочехи ликвидировали волостные и сельские Советы, всюду устанавливали свою власть. Во многих деревнях и селах Енисейской губернии начало усиливаться противостояние между зажиточной и беднейшей частью крестьянства. Были кулачные схватки среди сельчан, но до вооруженного столкновения пока еще не дошло.
В начале августа,в Балахтинскую волость из Ачинска, прибыл карательный отряд порутчика Кандыбы, количеством более 120-ти белоказаков. Задачей этого отряда было наведение старых порядков, мобилизация молодежи в колчаковскую Армию 1898-1899 годов рождения, расправа с активистами и сочувствующими Советской власти.
Первую карательную экспедицию совершили в большое и зажиточное село Курбатово,что находилась на окраине тайги Солгонского кряжа, ниже Балахты и ниже деревни Парное, по течению реки Чулым. От деревни Казанка до Курбатово всего-то верст двадцать будет. Но попытка войти в Курбатово оказалась неудачной. Курбатовцы уже были осведомлены о намере нии карателей и быстро организовали небольшой отряд из бывших фронтовиков имеющих уже большой боевой опыт. Еще на подходе к селу они устроили засаду и обстреляли непрошенных гостей и каратели вынуждены были отступить и в бессильной злобе бесчинствовали до самой осени в других близлежащих деревнях. Зима на этот раз выдалась как никогда ветренной и морозной,с большим покровом снега.
Стоял ноябрь месяц. Кандыбе, вышестоящим командованием, было приказано начать новое планомерное наступление на мирные деревни. Ему сообщили, что в селе Еловка как и во многих других, существует коммунистическая ячейка из бывших фронтовиков. И вот, 13-го ноября Кандыба с 70-тью карателями отправился на подводах вниз по сковавшему льдом Чулыму. Отряд казаков неожиданно ворвался в село и остановился на церковной площа ди у здания школы. Унтер-офицеры расквартировались в домах отца Ивана и дьякона Федора. К радости дьякона среди карателей оказался и его сын Перфилка, а самого же Кандыбу пригласил в свой дом местный купец Уваров. Остальные каратели устроились в помещении школы.
Утром следующего дня, по доносу местных предателей, Кандыба потребовал список активистов, которых решил взять в заложники. В списке было всего 11-ть человек. Перфилке было приказано арестовать всех активистов, так как он родился и вырос в Еловке и хорошо знал каждого в селе. Каратели стали рыскать по указанным домам и арестовывать подозреваемых, но арестовать удалось только девять человек. Двоим все-таки удалось сбежать и скрыться в тайге. Арестованных целый день допрашивали и избивали в помещении школы, один из них скончался от побоев. Остальных на следующий день, к вечеру,раздев до нижнего белья и связав руки, босыми повели к реке на расправу. По обеим сторонам и сзади шли конвойные. Одному из арестованных все же удалось развязать руки, а затем шагая в толпе и своему брату. Когда их довели до крутого берега Чулыма, вдруг кто-то крикнул:: " Прыгай !" И вдруг все бросились с обрыва, но пули настигали беглецов. Раненных каратели докалывали штыками. Спастись удалось лишь одному и то чудом. Раненный и проколотый штыком, он при творился мертвым, и когда каратели промерзнув разошлись по домам греться, он отсиделся в прибрежных кустах, а затем укрылся на Парновской пасеке. Но на следующий день казаки его нашли по следам оставленным в снегу, арестовали и отправили под охраной в Ачинскую тюрьму. Вот таким образом, каратели восстанавливали старую власть отнятую большевиками.
До и после этой кровавой Еловской трагедии, было множество и других подобных. Тысячи людей были зверски замучены в Енисейской губернии и расстреляны подобными "освободителями от большевизма", к примеру, такими как: есаул Бологов, полковник Ромеров, атаман Красильников, генерал Каппель и многие другие "герои". Приведем лишь несколько примеров:
По просьбе начальника Ачинской уездной милиции господина Цитовича, из Минусинска вышел казачий карательный отряд в составе 80-ти человек под командованием есаула Бологова. 14 марта 1919 года отряд прибыл в село Малый-Имышь,что в Ужурской волости. Беляки собрали всех подпольщиков и сочувствующих красным, и начали зверскую расправу над людьми. 50-человек избили плетьми, а подпольщиков Павла Антоновича Боровых и Андрея Рахлинского вывезли за село и расстреляли. Есаул Бологов запретил хоронить, но несмотря на это, родные ночью похоронили их на сельском кладбище. За непослушание за это, через несколько дней были расстреляны Егор Васильев, Егор Рахлинский Трифонов, и лишь Ивану Любовицкому и Федору Гавриловичу Боровых удалось чудом сбежать и скрыться от расправы. Они подались в село Шарыпово, которое по слухам как раз в это время занял действующий в этих местах партизанский отряд Перевалова. Вскоре началось вылавливание, карателями есаула Бологова, партизан и коммунистов в деревнях и селах Ужурской, Шарыповской, Назаровской и др. волостей.
В базарный день в Ужуре озверевшие кулаки и каратели расстреляли председателя Ужурского сельсовета Ивана Якимовича Григорьева. Затем,за сочувствие Советской власти, был публично избит розгами бедняк Марьясов и расстреляны, по указке местных кулаков , еще 10-ть человек. 15-го марта 1919 года есаул Бологов прибыл со своим отрядом в Ужур. В этот день было еще арестовано 45-ть человек, из них 22 женщины. Всех арестованных вывели на Базарную площадь, что неподалеку от церкви Петра и Павла, уложили на землю и стали пороть шомполами, а на следующее утро всех расстреляли. Среди убитых были даже дети.
И вновь,-"Не хоронить !" - был приказ Бологова,-"Вырыть яму и всех сложить как собак !"А 20-го марта, уже после ухода карателей есаула Бологова, прибыл местный порутчик Михаил Петрунин и стал вылавливать остальных повстанцев. Организовав дружину из кулаков, которые ежедневно шарили по тайге и вылавливали разбежавшихся партизан.
В числе пойманных был активный организатор Матвей Яковлевич Голощапов. Долго над ним издевались, потом изрубили его лицо шашкой, выкололи глаза, вспороли живот, и привязав его тело к саням, в которые был впряжен жеребец, десятки верст тащили оставляя кровавый след на снегу, для устрашения других.
Белогвардейцы не могли смириться с мыслью, что партизанская Армия Тассеевского фронта под руководством Кравченко остается неуязвимой. В середине июня 1919 года колчаковцы с белочехами начали новое наступление на село Тассеево, которое было центром партизанского движения в Енисейской губернии. С Восточного фронта были сняты и брошены против партизан 1-ый и 2-ой Ставропольские полки, 1-ый Оренбургский казачий полк, была усилена бригада
Красильникова. В наступлении приняли участие какие-то отдельные отряды, одетые в итальянскую и французкие формы, части белочехов и дружинников. Общее количество войск брошенных против партизан достигло 15000 человек.
Зверства и расправы только увеличивали сопротивление народа и подрывали последнюю надежду и веру на возвращение старого царского режима, и в то же время то подымалось, то падало доверие к новой Советской власти. Все это вместе приводило людей в смятение и к чувству
обреченности и неясности в вопросе, за кем идти, за кем правда ! И народ на силу отвечал силу, за кровь отвечали кровью. Шла кровопролитная и братоубий-
ственная Гражданская война. Шло столкновение идей и нового мировозрения, и так по всей России. И не было казалось этому конца и не было выхода из создавшейся ситуации.
Вот, уже который раз Филипп с сыном едут к верховью речки Журы резать прутья для коробов. Углубившись в сторну Каменного вала,они забрели на черемшанное болто и начали резать прутья, как вдруг из ельника выскочили лось с лосихой и разбрасывая копытами комья талого снега, устремились на противоположный берег речки и скрылись в густой чаще кедровника.
-" Надобы как-нибудь сюда наведаться !"- подумал он, связывая очередную охапку коричнево-фиолетоватых прутьев черемухи. Уложив прутья в сани и дав коню немного душистого сенца, Филипп увидел как,от этого островка ельника,откуда выскочили сохатые, утопая по колено в снегу, утиным шагом брел в его сторону сын. - " Папка ! Видал как сохачи маханули ! Ох, и напужался я их от неожиданности, аж волосы под шапкой дыбком встали !" - Ну, что сынок, однако хватит прутья резать, пора и до дому, да что-то и кушать уже захотелось. - Запрягай коня, сынок !- сказал Филипп отряхиваясь от снега.
День клонился к концу, солнце спряталось за кромкой тайги, будто выстреливая лучами из-за многочисленных стволов, отбрасывая длинные тени. Вскоре Филипп с Илюшкой вьехали на окраину улицы. Деревенские ребятишки,как всегда,один за другим катили с горки на санках, громко крича на идущих по улице селян: " Уходите с дороги, куриные ноги !" И Филиппу невольно подумалось,а ведь давно-ли и его Илюшка был таким же, как эти сорванцы, а ишь как вымахал, как возмужал ,даже не заметил из-за постоянной занятости. Да, как летит время ?
Правда успел передать сыну своему ремеслу - плести короба и корзины, выделке шкур для
дох и полушубков, правильно вести хозяйство и многому другому. Теперь он был спокоен за сына и как ему кажется, что сын где-то в некоторых мелочах, даже превзошел его самого в мастерстве. Заказов на эти изделия прибавилось, знай поспевай! Правда, из-за войны он запоздал с учебой в школе,однако учиться никогда непоздно. - " А в нашей Казанке акромя церковно - приходской школы более и нет ничего, да и не было особенной надобности в этакой глухомани" - рассуждал Филипп, подгоняя коня. -" Слава Богу хоть живым с германской возвернулся, хоть и пораненный. До сих пор прихрамывает на одну ногу, потому его видать и отпустили. Все ж, нынче полегше стало, ведь как ни как лишние рабочие руки. Работы в деревне как всегда невпроворот, тяжело без мужских рук,а особливо женщинам, вон сколько их овдовело из-за этой проклятой войны, будь она неладна !" -заключил он для себя, незаметно подьезжая к своему дому. Настя копошилась во дворе, управляясь домашним хозяйством. На крыльце стояло ведерко с еще теплым парным молоком. Настя по-видимому еще не успела занести в дом, занявшись каким-то неотложным делом. Илья распрег коня, повесил конную сбрую в амбаре на ее законное место и вскорабкавшись по лестнице на стайку скинул несколько навильников сена. В нос пахнуло душистым разнотравьем,а овцы словно сговорившись сбежались к яслям. Блея и протягивая через жерди забора свои крепкие черные шеи, они с жадностью хватали сено прямо из под вил. Разбросав сено по яслям, всем по отдельности,и напоив коня прямо с ведра, Илья подошел к стоявшему на крыльце ведру и обхватив своими крепкими руками,поднес ведро ко рту и отпил несколько глотков молока. Уже стемнело, когда Егоровы сели ужинать. За окном повисла полная луна,освещая заснеженные крыши домов и деревья. Где-то, чуть слышно заиграла гармонь созывая людей на посиделки,а через минуту, другую, полилась знакомая песня.
Немного дав ногам отдохнуть, Филипп засобирался к Жачеву Николаю, к своему старому другу. Когда-то, будучи еще молодыми, они вместе бурлачили на реке Цивиле, таскали по реке небольшие баржи груженные разными товарами. Ходили вместе и на Волгу ,и в городе Чебоксары грузили и разгружали баржи, иногда нанимались плотничать и на другие любые работы лишь бы заработать денег для пропитания своих семей. Так, в тяжелом труде и прошла их молодость, пока не решили махнуть в Сибирь. Поначалу Филипп приехал со своей семьей, а когда мало-мальски встали на ноги, переманил еще несколько семей из родных и друзей. Так и Жачевы, и Афанасьевы, и Иряковы оказались здесь, да и большинство жителей деревни. У многих в Казанке родились дети и выросли, многие породнились.
Жачева Николая Филипп застал дома. Он сидел возле окна и подшивал валенки своим домочадцам,ловко орудуя шилом и иголкой на которую была нанизана дратва. Возле стола лежало уже три пары разных размеров валенок, на столе горела керосиновая лампа от которой несло немного керосином. Сын Николая Серапион стоял неподалеку от кровати и старательно натирал ,соединенные в несколько нитей в одну - дратву,небольшим кусочком вары.
- " Дядь Филипп ! Чем Илюшка занимается ?- спросил Серапион, продолжая натирать нитки.
- " Илюшка-то ? Видать пристал он апосля тайги, вроде какую-то книжку при мне листал, точно тебе не могу сказать. Отдыхает наверное...
Серапион был одним из многочисленных партизанских связных, и занимался сбором и доставкой продовольствия и одежды партизанам Кравченко и Щетинкина совершенно на добровольных началах, как в то время ему казалось, в этом так нужном и благородном деле. -" Дядь Филипп !- начал опять Серапион. Слыхали что беляки в деревнях вытворяют ? А, какие новости ? - переспросил Филипп. -" Есть, есть, дядь Филипп, да еще какие !
Я уже отцу рассказал, что колчаковцы с людьми творят"- сказал Серапион, сматывая готовую дратву на клубок. -" Одна надежда на партизан, да на Красную Армию, нынче от беляков добра не жди, совсем озверели !" - начал Серапион свой рассказ о зверствах колчаковцев вместе с белочехами и итальянцами в Степном Баджее, что расположена на реке Мана.
- " Только значится партизаны, преследуемые этим вороньем покинули село и отправились дремучей тайгой по непроходимым тропам Саянских гор в сторону Минусинска, как на второй день в Степной Баджей ворвалися колчаковцы и их наемники. Словно разьяренные волки они рыскали по Заманью. Запылали таежные деревни. У оставшихся жителей отнимали хлеб, скот и имущество. " Победители " рубили беззащитных стариков и насиловали женщин, кололи грудных
детей штыками и бросали их на глазах обезумевших матерей в пламя горящих изб.
В дыму пожарищь стонала тайга. За две недели белогвардейцы совместно со своими ино странными наемниками превратили Заманье в мертвый таежный угол. На их языке это называлось "выкарчевыванием большевизма". Вот такая карусель получается и нет этому конца" - закончил Серапион свой рассказ. -" Да, Серапион, дела прямо скажем неважнецкие" - произнес Филипп обреченным тоном. -" Я думаю, с адмиралом Колчаком скоро будет покончено и никакие
зверства его Армию не спасут. Только одного не могу понять, почему он пошел супротив своего же народа ? Ведь какой был человек ? - боевой адмирал флота, путешественник и герой, любимец народа и вдруг пошел супротив. - Дядя Филипп ! Видать у него не было другого выхода, а жаль, много бы еще мог хорошего сделать для народа нашего" . Но главное зачем они это иностранное воронье призвали на помощь и тоже видать не от сладкой жизни.
Народ ему этого не прстит. Да какие они вояки ? Какой дурак будет за чужую страну рисковать своей жизнью ? Ясно, никакой ! Это не их страна, и поэтому они не будут жалеть наш народ ,и оттого лишь зверствуют и грабят Россию потому как она им не Родина. Это еще что ! Мало того, они сбегут и предадут своих же благодетелей как только запахнет жареным. Вот помяните мои слова, так оно и будет - закончил Серапион. За беседой и спором быстро про
летело время". -" Однако, мне пора ! Поди надоел вам со своими распросами ?- уж я пойду, бывайте ! Одев полушубок и запихав ноги в свои валенки Филипп вышел. А Настя, как всегда, накормив Илюшку уединилась в горнице и встав на колени перед Божничкой, стала читать молитву "Отче наш ".
Егоров А.Н. май 1996г.