Саквояж

               

               
         

В огромной комнате царил полумрак. В ее центре, похожая на укутанную вечерними сумерками гору, громоздилась гигантская кровать,  способная с легкостью вместить в себя нескольких человек. Над толстым одеялом, по своим размерам схожим с небольшим плато, подобно горному хребту громоздились множество пуховых подушек в шелковых наволочках. В воздухе, указывая на незримое присутствие человека, витал запах лекарств смешенный со смрадом тяжелой болезни. Лучи заходящего солнца, проникая сквозь большое с бархатными занавесями окно, отражались в узорчатом, начищенном до зеркального блеска паркете.
       
Вдруг, под одеялом произошло какое-то движение. Из его складок показалась худая, с зеленоватыми пятнами рука. Неспешно ощупав поверхность примыкающей к кровати тумбочки, рука, наконец, натолкнулась на искомую кнопку селектора, и, нажав ее, повисла, касаясь длинными пальцами пола.
 
- Да, сэр! – ожил селектор.
 
- Нельсон, попроси моего мальчика зайти ко мне перед сном, - донесся слабый голос из подушек.
 
- Хорошо, сэр, что-нибудь еще?
 
- Нет, Нельсон, спасибо.
 
Раздался щелчок прерываемой связи. В комнате вновь воцарилась тишина.
Ночь уже прогнала последние отблески заката, когда дубовая дверь бесшумно отворилась, и в комнату вошли двое.

 - Время вечерней инъекции, сэр! – громко сказал один из них. На вид ему было не больше шестидесяти лет, но седина уже щедро раскрасила его голову в белый цвет. Мужчина держал в руках поднос со стеклянным шприцем и стаканом воды.

 - Спасибо, Нельсон, но я думаю, что сегодня тебя заменит Альберт, - в голосе больного чувствовалась властность человека привыкшего повелевать. - У моего мальчика чертовски легкая рука.

Слуга, передав поднос молодому человеку, включил ночник на тумбочке и, чопорно поклонившись, вышел за дверь.
 
- Ты за этим меня звал, отец? – беря с подноса шприц, и привычным движением подгоняя прозрачную жидкость к игле, спросил Альберт.
 
Он помог сесть отцу в кровати, заботливо подпихнув ему подушки под спину.
 
- Конечно же, нет, сынок!
 
Больной поморщился от боли причиненной ему иглой.
 
- Посмотри, ни кто не стоит за дверью? – потирая на угловатом плече место укола, попросил он сына.
 
- Там никого нет! – произнес Альберт, выглянув за дверь.
 
- Я знаю, все только и ждут, когда я отдам концы, чтобы узнать - что написано в моем завещании! – сказал больной, сползая с подушек.
 
В его тусклых от болезни глазах прыгали огоньки отраженного ночника.
 
- Но они, ни черта не получат! Пусть и не надеются! Не заслужили! – он говорил это с нескрываемой злобой, и его голос повысился до крика, но в этот момент кашель, похожий на карканье старого ворона, вырвался из его глотки и утопил умирающего в постели.
 
- Все только тебе сынок, - отдышавшись и перейдя на шепот, продолжал он. – Мне всего лишь пятьдесят, но мой гребаный рак почти добил меня, и вполне может статься так, что я не доживу до следующего утра. Поэтому я решил рассказать тебе тайну. Тайну происхождения нашего богатства, ведь всем хорошо известно, что двадцать лет назад, наша семья была бедна как многие семьи портовых рабочих в то время. Пододвинь кресло поближе и слушай…

Заинтригованный Альберт, тут же выполнил сказанное и, опустившись в кресло, превратился в слух.
 
- Все произошло ровно двадцать лет назад, – начал свой рассказ старик. - В ту пору я работал докером в порту. Мы жили в обычном рабочем квартале Манчестера и еле сводили концы с концами. Тебе было всего лишь пять лет, ты часто болел, и из-за этого твоя покойная мама не могла работать, а на сиделку у нас не было денег. Я с утра до ночи вкалывал в доке. Просвета в жизни я не видел и не буду от тебя скрывать: меня частенько посещала мысль - раз и навсегда покончить с этим мучением, наложив на себя руки посредством петли из брючного ремня. Но на дворе стояла дождливая осень, ты в очередной раз подхватил бронхит, и я спешил домой с зарплатой, чтобы по дороге купить тебе лекарств…
 
Больной прервал свой рассказ и отхлебнул из стакана воды.

- Я сильно торопился, ведь у тебя была очень высокая температура и поэтому, купив в аптеке нужные лекарства, я в спешке, по рассеянности положил кошелек с деньгами в задний карман брюк. Это было моей оплошностью. И когда я вышел на улицу, то вдруг отчетливо понял - кошелька в кармане нет. Я несколько раз обыскал все карманы в одежде, но его нигде не было. Я вернулся обратно в аптеку, но все было тщетно, кошелек пропал бесследно, а вместе с ним и вся моя зарплата…
 
Старик вновь сильно закашлялся, и замолчал, собираясь с силами.
 
- Думаю, его украл один из этих подонков – бездельников промышляющих карманными кражами…
Голос у больного дрожал, как если бы он до сих пор остро переживал случившееся двадцать лет назад.
 
- Мое отчаянье было столь велико, что мной овладело неудержимое желание выйти на дорогу и покончить с жизнью, бросившись под проезжающий автомобиль. Поддавшись минутной слабости, я бы совершил это, но в миг, когда я выскочил на шоссе, мчавшаяся на меня машина резко  вильнула вправо и скрылась в пелене дождя. Силы покинули меня и, посылая проклятья небу, я опустился коленями на мокрый асфальт. Стоя так посреди дороги, на какое-то время я потерял связь с действительностью, как если бы кто-то выключил у мира звук, но в этот миг я увидел, что ко мне приближается пара лакированных туфель. Я помню, как если бы это произошло со мной вчера, капельки воды на их изящных носах. Такую обувь мог носить только истинный джентльмен. И я не ошибся, ибо он спросил меня, как я себя чувствую, но я не отвечал ему и тогда джентльмен отдал приказ своему шоферу и тот, подхватив под мышки, буквально затащил меня внутрь стоящего рядом автомобиля.
 
Старик немного повысил голос. Было, похоже, что он приближается к кульминации своего рассказа.
 
- Внутри автомобиля я постепенно стал приходить в себя и огляделся вокруг. Судя по внутренней богатой отделке, это был лимузин, о которых сейчас обычно говорят с этой дурацкой приставкой – «ретро». Я находился на его заднем сиденье, а джентльмен расположился напротив, и из-под низко надвинутого на глаза котелка, смотрел на меня так, как если бы изучал каждую пору на моем лице при помощи лупы. Его руки, обтянутые тонкой перчаточной кожей, покоились на костяном набалдашнике элегантной трости, а в ушах у него тускло мерцали золотые сережки в виде двух небольших колец. Заметив, что мой шок, наконец, отступил, незнакомец нарушил свое молчание.
 
 «Как вы себя чувствуете?» – вновь спросил он у меня. Голос его был тих, но каждый звук незнакомец выговаривал отчетливо.

«Уже гораздо лучше. Спасибо!» – я еще не слишком оправился от пережитого, и поэтому каждое слово давалось мне с трудом.
 
«Скажите, вы верите хоть во что-нибудь?» – вновь спросил он у меня.

«Д-да, - вопрос был настолько неожиданным, что я невольно стал заикаться, - я верю в себя, а почему вы об этом спрашиваете?»
 
«Раз вы верите в себя, тогда почему пытались покончить с собой?» – продолжая говорить все также тихо, вновь спросил он.
 
«Я не понимаю, сэр, к чему весь этот допрос? – возмутился я. – Пожалуйста, распорядитесь остановить машину, я выйду!».

«О-о, да вы – гордец! – не меняя тона, продолжал незнакомец. – Прошу вас, не злитесь, потерпите мое общество еще чуть-чуть, обещаю - вы не пожалеете об этом».
 
Произнося эти слова, он отставил в сторону трость и поставил себе на колени коричневого цвета саквояж из кожи аллигатора.
 
«Здесь заключена последняя ваша возможность поверить в то, что чудеса иногда случаются! Но главное – вовсе не это, а то, как правильно ими распорядиться!» – элегантно похлопав по саквояжу, добавил он.
 
Лимузин замедлил ход и остановился, он протянул мне саквояж, оказавшийся довольно тяжелым, и открыл передо мной дверь автомобиля, я вышел на улицу и потерял дар речи от неожиданности, ведь я стоял прямо напротив подъезда своего дома.
 
«Игра началась, – сказал мне на прощание незнакомец странные слова. – Но, как бы вам это не показалось вначале, вовсе не вы будете в ней победителем».
 
Я не успел ни чего ему ответить. Дверь захлопнулась и лимузин, обдав меня клубами выхлопных газов, уехал прочь.
 
- Но как он узнал, где вы живете?! – прервав рассказ отца, в крайнем изумлении воскликнул Альберт.
 
- Я до сих пор задаю себе этот вопрос, сынок! – ответил тот. – Но главное не это, а то, что я обнаружил в саквояже, когда пришел домой…
 
Старик перешел на тихий шепот:
 
- Оказавшись дома, я внимательно осмотрев его, и сразу понял, что кожа аллигатора, из которой, якобы, был сделан саквояж – исскусно выполненная подделка. Но и это далеко еще не все! Он оказался туго набитым купюрами с портретом королевы, и они были абсолютно настоящими! Ровно один миллион фунтов-стерлингов! Я чуть с ума не сошел! Всего лишь полчаса назад я хотел покончить с собой из-за пары сотен, а теперь я был миллионером. Теперь я мог вызвать тебе самого лучшего врача и купить самые дорогие лекарства…
 
Больной от волнения повысил голос и, закашлявшись, вновь отхлебнул воды из стакана.
 
- Вот, впрочем, и все, - произнес он. - Потом была удачная игра на бирже - смесь тонкого расчета и везения. Так я и сколотил наше состояние. Очень жаль, что твоя мать погибла в автокатастрофе, а сейчас умираю я. Но все равно, я ухожу с чувством умиротворения, ведь мой сын, ни в чем не будет нуждаться и, навещая мою могилу, будет с благодарностью вспоминать своего отца...

- На твоем месте, я бы не слишком на это надеялся! – донесся голос от двери.

Старик вскинул голову и его обрамленный морщинами рот раскрылся от удивления.
 
- Ванн Базель?! – вскричал он.
 
- Я вижу, ты узнал меня! – вновь раздался таинственный голос.
 
Говоривший стол на границе между темнотой и светом ночника, и поэтому его не было видно.
 
- Я - всего лишь капля в море жертв, которых ты ограбил и обрек на голодную смерть. Хотя, впрочем, как мог ты забыть меня, если вот этот дом, где ты намереваешься  умереть, когда-то принадлежал моей семье? И ни мольбы, ни унижения не остановили тебя. О-о, я вижу, ты удивлен и напуган! Но твой страх не идет, ни в какое сравнение с тем ужасом, что пришлось испытать несчастным, вставшим между тобой и наживой…

Человек сделал шаг, вступив на освещенную часть комнаты. Длинные, седые волосы незнакомца ледяными волнами спадали ему на плечи, а нижнюю часть его лица закрывала аккуратно подстриженная короткая седая борода.
 
- К-какого черта ты здесь делаешь?! – больной с прытью, которую трудно было от него ожидать, попутно смахнув на пол стакан с водой, потянулся к селектору и нажал кнопку:

- Нельсон! Нельсон!
 
Но ответом ему были тишина, разбавленная звоном осколков стакана.
 
- Не трудись, он тебе не ответит, - произнес ванн Базель, опускаясь в кресло. Вид его излучал спокойствие и невозмутимость.
 
- Что ты с ним сделал? Убил?!
 
- На моем месте, ты бы так и поступил, - все также невозмутимо ответил ванн Базель, - но я не убийца и не для этого сюда пришел…
 
- Альберт, сынок, что же ты сидишь, вызывай скорее полицию! – закричал старик своему сыну. Но тот даже не шелохнулся. Он опустил глаза к полу, словно был поглощен рисунком на паркете.

- А-а-а, ты с ним заодно! – под тяжестью страшной догадки, больной, казалось, постарел и осунулся еще больше. Он обреченно опустился на подушки и утонул в них почти полностью.
 
- Он здесь, чтобы стать свидетелем концу лжи! – голос ванн Базеля был тих, но тверд, как у прокурора на заседании суда и, посмотрев на Альберта, продолжил:
 
- Твой отец, Альберт, не терял кошелька в тот памятный день. И ни кто у него этот кошелек не воровал, а все заработанные деньги он, по своему обыкновению, проиграл в покер, как это делал неоднократно. Понятно, что ты не мог этого знать, поскольку настоящая мать не расскажет такого сыну о его отце. Он, без сомнения, проиграл бы и тот миллион фунтов-стерлингов, подаренный ему таинственным благодетелем, если бы не фантастическое везение прямо таки преследовавшее твоего отца с момента, когда в его руках оказался таинственный саквояж. Все закончилось тем, что его перестали пускать туда, где карты ложатся на зеленое сукно, ведь профессиональная солидарность – «главный козырь» игорных домов и подобных им заведений. Впрочем, он, быстро уверовавший в свою волшебную неуязвимость перед неудачей,  часто шел ва-банк и, за время пока он был вхож в казино, успел-таки увеличить свое состояние в несколько раз…
 
Во время своего рассказа ванн Базель не отрывал взгляда от умирающего.
 
- Потом его хотели посадить за неуплату налогов. Видишь ли, твой отец, как многие рабы азарта, жаден, почти скуп, но в этот раз ему пришлось раскошелиться, иначе его ждала тюрьма, а туда, понятно, ему очень не хотелось. Отныне двери игровых домов были для него закрыты, но биржа с радостью принимает всех, у кого есть достаточно денег, и там твоему отцу неизменно везло. Но, что это за азарт, когда ты заранее уверен в успехе? Он оставался нереализованным. В жизни игрока явно не хватало остроты и отчасти ему удавалось восполнять нехватку острых ощущений в сомнительных финансовых операциях и разврате…
 
Альберт вскинул возмущенный взгляд на отца.
 
- О-о, женщин у него было великое множество. Ведь ни для кого не является секретом, что многие особы - подобны мотылькам, летящим на ослепительный свет удачи и успеха. Но таковой не была твоя мать и, в очередной раз, уличив своего мужа в измене, она забрала тебя, Альберт, и подала на развод. Все многочисленные уговоры вернуться и обещания, что подобное больше не повториться, в этот раз были отвергнуты. Над твоим отцом нависла угроза раздела состояния, заработанного, как он считал, лишь им и принадлежащего только ему. И он недолго размышлял над выходом из этой ситуации и, наконец, решил подстроить несчастный случай, чтобы убить твою мать. Сейчас самое время рассказать отцу, мой мальчик, что ты до сих пор хранишь в ящике письменного стола вырезки из газет, где на фотографиях запечатлен искореженный «Бентли» твоей матери, который при помощи крана поднимает полиция из темных вод Темзы…

- Это правда, отец?! – с дрожью в голосе воскликнул Альберт.
 
- Кому ты веришь, сынок? Ты разве не видишь, он мстит мне!
 
- А теперь посмотри на меня внимательно, - вставая со своего кресла, произнес ванн Базель - узнаешь ли ты меня?
 
Он подошел к постели умирающего и завел свои длинные волосы за уши так, чтобы все могли видеть в них кольца золотых сережек.
 
- Не может быть! Это он!!! – воскликнул старик, голос у него был такой, что казалось - он вот-вот от ужаса потеряет сознание.
   
- Кто - он, отец?

- Тот человек из лимузина!
 
- Да, Альберт, это был я, - ванн Базель опустил волосы.

- Но скажите мне, ради бога, - вскричал умирающий, - зачем все это?!
 
- Просто любящая мать горячо молилась о своем сыне, - ответил ванн Базель.
 
- Но вас зовут - ванн Базель? – спросил Альберт.
 
- Неважно как меня зовут, - покачал головой незнакомец и подошел к двери. – Главное - ее молитвы были услышаны!
 
- Ты действительно сегодня умрешь, – подойдя к двери, сказал он больному. – И увидишь ясный свет. Это будет твоим концом, который, как это бывает всегда, вновь станет началом. Думаю, следующая твоя жизнь будет еще менее радостной, чем эта. Пойдем, Альберт!
 
Молодой человек послушно встал и, выключив ночник, отправился к выходу. Дубовая дверь затворилась беззвучно. Сумрак и тишина вновь заключили друг друга в объятия.
 
- Будьте вы прокляты! – раздался в тишине безумный крик старика. – Будьте вы прокляты!

Он повторял эти слова вновь и вновь, будто страшась не услышать собственного голоса. Но с каждым разом голос его слабел и вскоре стих совсем. И тут он, сквозь ставший вдруг  прозрачным потолок, увидел, как в абсолютно черном небе зажегся ясный белый свет. Этот свет звал и манил его к себе, словно прекрасная тайна, хранящая совершенную любовь. Старик ощутил себя легче воздуха. Какая-то неведомая сила приподняла его над постелью и боль, словно после укола морфием, ушла, уступив место невыразимому блаженству, чем-то похожему на те сладостные чувства, которые когда-то он был способен испытывать в детстве. Ему почему-то очень захотелось взглянуть на свою кровать. Он чувствовал, что увидит там что-то важное. Голова развернулась удивительно легко, и с высоты, ему открылся вид на свое тело лежащее лицом вверх. Увидев это, старик не удивился, и вместе с тем не ощутил жалости у нему, как не чувствуют ее к старой, сношенной одежде. Его непреодолимо тянуло туда, к тому неведомому свету, что был уже совсем близко.
 
Ясный свет лишил его способности видеть, но в этот миг он услышал какие-то неразборчивые звуки похожие на человеческую речь. Зрение постепенно стало возвращаться и из ослепляющей белизны, к нему навстречу выплыло огромное рябое лицо пожилой женщины. Она с крайней брезгливостью посмотрела ему в глаза и, обернувшись через плечо, обращаясь неизвестно к кому, произнесла:
   
- Сколько лет подрабатываю повитухой, но младенца уродливей этого – еще не встречала!