(Продолжение рассказа "Арбалет")
Вряд ли кто-нибудь из знакомых Юрия Петровича Вершина мог бы поверить в то, что он способен покуситься на человеческую жизнь. Кто угодно, только не Вершин! Типичный представитель касты вечно ведомых, погоняемых, живущих по чужим правилам, Юрий Петрович ни разу в жизни не плюнул на тротуар и не бросил бумажку мимо урны. Он был хорошим человеком, даже очень хорошим: добрым, деликатным, порядочным. На работе его ценили за добросовестность и исполнительность, а также за стремление избегать скандалов даже тогда, когда с ним обходились откровенно несправедливо. Словом, Вершин обладал полным набором тех бесценных качеств, которые и в прежние-то времена не приносили никакой материальной выгоды, а в нынешнем изменившемся мире с его звериным оскалом и вовсе превратились в пудовые гири на ногах.
Жена какое-то время молча терпела. Потом начались скандалы. Наконец, её терпение лопнуло, и она ушла, заявив мужу, что не может его честность и порядочность подавать на стол в качестве "первого" и "второго". Такой поворот судьбы стал тяжёлым ударом для человека, привыкшего двигаться по наезженной колее. Юрий Петрович впал в депрессию. Погрузившись в свои невесёлые думы, он стал очень рассеянным, и эта его рассеянность быстро надоела Илье Васильевичу Чанову – новому начальнику отдела, в котором работал Вершин. В отличие от своего подчинённого, Илья Васильевич не страдал излишней деликатностью и в выражениях себя не ограничивал. И тут ещё одно достоинство Юрия Петровича сослужило ему плохую службу: он органически не выносил хамства. Выложив начальнику в глаза всё, что он думает о его манере общения, Вершин нажил себе смертельного врага. Чанов обид не прощал. Началась откровенная травля.
Издёрганный за день на работе, Юрий возвращался вечером в свою пустую квартиру, где некуда было спрятаться от раздумий, день ото дня всё более мрачных. К счастью неподалеку жил Вадим Мальков, с которым Вершин был дружен ещё со студенческих времен. Пожалуй, Вадим был единственным человеком, с кем можно было поговорить откровенно обо всём. У них были схожие характеры, да и проблемы тоже. Потом у Малькова появились какие-то свои дела, и они стали встречаться значительно реже. Случайно узнав о том, что Вадим и является тем таинственным "робин гудом", о "подвигах" которого неоднократно сообщалось в новостях, Вершин испытал настоящий шок. Тогда у них с Вадимом произошёл серьёзный разговор. Но сколько Юрий ни пытался образумить друга, аргументы Вадима оказались весомее. И в самом деле, о каком риске можно говорить, когда уже всерьёз задумываешься над тем, стоит ли жить дальше.
Когда Вадима арестовали, и началось следствие, Юрий не на шутку растерялся. Что делать с арбалетом? Проще всего было бы его уничтожить. Но спасёт ли это Вадима? И что изменится в жизни у него самого? Всё та же беспросветность и безысходность. Подспудно в нём уже зрело решение, непривычно смелое для него. Задуманное было действительно опасным делом и грозило серьёзными последствиями. Но это была единственная возможность с одной стороны – отвести подозрения от друга, с другой – избавиться самому от беспросветного хама, отравляющего жизнь. Юрий Петрович, словно Раскольников, раз за разом не без пафоса задавал себе вопрос: "Тварь я дрожащая или право имею"? И он решился. Спустя несколько дней Илья Васильевич Чанов при выходе из подъезда своего дома был поражён стрелою в живот.
Лихой поступок подействовал на Вершина, словно наркотик, придав небывалую остроту ощущению жизни. Вскоре его навестил освобожденный из-под стражи Мальков. Просидев несколько дней в следственном изоляторе, Вадим смотрел на вещи более трезво. Его беспокойство быстро остудило пыл Юрия. Вдвоём они торопливо уничтожили арбалет, после чего Вадим категорически запретил другу поддерживать с ним какие-либо контакты. Возбуждённое состояние, в котором находился Юрий, быстро сошло на нет, маятник ощущений качнулся в противоположную сторону, и Вершин остался в одиночестве со своими сомнениями, страхами и чёрной меланхолией.
***
Господин Чанов выжил. Его выздоровление было долгим и мучительным. Лишь спустя три месяца он вновь появился на работе. От прежнего цветущего вида ничего не осталось. Теперь это был худой человек с измождённым лицом. Перенесённые страдания отрицательно сказались не только на здоровье, но и на характере. Он стал ещё более нетерпимым, грубо распекая подчиненных за любую оплошность, явную или мнимую. Любимой мишенью, как и следовало ожидать, стал инженер Вершин, и без того доведший себя до крайности душевными терзаниями. Юрий Петрович первое время был очень рад тому, что его выстрел не оказался смертельным. Ему даже представить было страшно, как бы он жил дальше, имея на совести такой тяжкий грех, как убийство. Когда начальник вернулся в отдел, Вершин поначалу избегал смотреть ему в глаза, старался не вступать с ним в пререкания. Но шло время, ежедневная нервотрёпка и угроза однажды остаться без работы заставили, в конце концов, пожалеть о том, чему он ещё недавно так радовался. Он вновь почувствовал себя загнанным в угол. И не с кем было посоветоваться. Несколько раз Юрий снимал телефонную трубку, чтобы позвонить Вадиму, но, так и не набрав номера, вешал её обратно на рычаги.
Изредка в выходные дни он уезжал в деревню, чтобы повидать сына. Эти поездки помогали отвлечься от невесёлых дум на какое-то время, но потом на душе становилось ещё тяжелее.
Звонок Лёвы Барышкина, бывшего сокурсника, был спасательным кругом, не позволившим утонуть в пучине безысходности.
- Юрок, рад тебя приветствовать! – звучал в трубке его бодрый голос.
- Лёва! – радостно воскликнул Юрий. – Ты в Кемерове?! Какими судьбами?
- Совсем недавно перебрался жить сюда. Разыскал твой телефон через справочную. Не хочешь повидаться со старым другом?
- О чём спрашиваешь! Конечно, хочу!
- Ну, тогда не теряй времени, жми ко мне. - Лёва назвал свой адрес. – Посидим с тобой за чарочкой: вспомним прошлое, обсудим настоящее, помечтаем о будущем.
Когда Юрий вошёл в квартиру друга, его уже ждал накрытый, словно к празднику, стол. Людмила, лёвина жена, приветливо встретила гостя. После церемонии знакомства она на несколько минут составила им компанию за столом, после чего деликатно удалилась. Друзья не виделись лет двенадцать, поэтому им было о чём поговорить. Давно уже Юрий не чувствовал себя так легко и свободно. Лёва буквально лучился жизненной энергией, радостью бытия, и его собеседник неосознанно поддавался этому настрою.
- Слушай, а как поживает Вадька Мальков? – вдруг спросил Лёва. – Он ведь тоже в Кемерове обосновался, насколько мне известно?
- Да, он тоже здесь… - Юрий замялся. – Но мы с ним не общались с прошлой осени.
- Поссорились, что ли?
- Нет, мы не ссорились. Но возникли некоторые обстоятельства… - Вершин нахмурился и умолк. Лицо Лёвы стало серьезным.
- Большие проблемы? – спросил он.
- Очень большие. Но я не уверен, что тебе надо знать обо всём этом.
- Ну, не рассказывай, раз не уверен. Но ты хотя бы уверен, что справишься сам?
- Нет.
- Тогда валяй, я слушаю.
И Юрий решился. Он рассказал обо всём, что случилось с ним и с Вадимом за последний год. Лёва слушал, ошарашенно глядя на друга, и с трудом верил услышанному.
- Да, друзья мои, - сказал он после долгой паузы, – наворочали вы дел. Два тихих омута.
- Как видишь, я загнан в угол, - уныло произнёс Вершин.
- Вот что я тебе скажу, дружок! – Лёва хлопнул себя ладонью по колену. – Давай договоримся следующим образом: о ваших с Вадиком криминальных делах я ничего не знаю, и знать не хочу. Иначе по закону обязан донести на вас. А вот о твоих "углах" мы сейчас поговорим. Начнём с того, что никто тебя в угол не загонял, разве что ты сам…
- Ну, как же не загоняли…? – начал было Вершин.
- А вот так! – перебил его Лёва. – Не обстоятельства тебя загнали в угол, а твоё отношение к ним. Вместо того чтобы бороться с неприятностями или искать выход из создавшегося положения, ты начинаешь думать о том, как тебе плохо. Ты же сам помогаешь тем, кто тебя бьёт. Твой начальник кусает тебя – и ты сразу же начинаешь грызть себя изнутри. Всё не так страшно, Юра. - Лёва смягчил тон. – Надо всего лишь изменить своё отношение к жизни. Что можно исправить – исправляй; что нельзя – выбрось из головы и не зацикливайся на этом. И помни: пока ты жив, всё поправимо. Не хорони себя раньше смерти.
- Тебя послушать – всё так просто!
- Я этого вовсе не утверждаю. Но и усложнять ничего не надо. Твоя беда в том, что у тебя все нервы наружу торчат. А я свои затолкал вовнутрь, и высунуться не позволяю. Думаешь, меня не пытались кусать? Ещё как пытались! Да только не по зубам я им – прокусить не могут. Я близко к сердцу принимаю только то, что меня радует, потому мне и жить легче.
Они ещё долго говорили на эту тему. Юра слушал друга и с каждой минутой всё больше убеждался в его правоте. С души словно свалился тяжёлый камень. На прощание Лёва протянул ему брошюру и сказал:
- Вот возьми, почитай. И не просто почитай, а займись этим всерьёз. И тогда, поверь, всё будет в порядке.
***
Небольшая книжка, которую дал Лёва, буквально с первых строк завладела вниманием Вершина. Он жадно вчитывался в каждое слово, поражаясь мудрой простоте изложенных в ней истин. В брошюре содержалось много практических советов по развитию способностей контролировать своё настроение, различные способы медитации и много другой полезной информации. Всем этим предстояло заняться всерьёз. Но уже первое знакомство с этим руководством дало свои положительные результаты. Один момент особенно понравился Вершину, и он сразу же взял его себе на вооружение. Там говорилось, что любая отрицательная эмоция должна служить сигналом для замены её на положительную. Надо только вовремя остановиться и мысленно сказать себе какую-нибудь спокойную фразу, например: "Безбрежная гладь океана неподвижна". Юрий Петрович не стал ничего придумывать – фраза, приведённая в брошюре в качестве примера, ему очень понравилась. И действительно, как всё просто и здорово: его душа – океан, и чтобы нарушить её спокойствие, нужен очень сильный, ураганный ветер. А дуть на неё теперь бесполезно – безбрежная гладь останется неподвижной. Вершин почувствовал себя так, словно после долгого мучительного удушья вдохнул свежий воздух. Тяжёлая свинцовая туча стала понемногу расползаться, и хотя небо над головой было ещё далеко не безоблачным, всё же между разрозненных облаков уже чётко проглядывала синева.
Илью Васильевича не на шутку обескуражила неожиданная перемена в поведении главной жертвы его нападок. Прежде мрачный и нервный Вершин теперь постоянно улыбался. Он уже не взрывался в ответ на грубость, а спокойно объяснял начальнику, в чём тот не прав. Чанов от злости скрипел зубами, а Юрий Петрович, словно ребёнок, радовался своим маленьким победам. Так долго продолжаться не могло. Однажды Чанов вызвал Вершина к себе в кабинет и, едва тот вошёл, сразу же набросился на него:
- Немедленно сотрите с лица вашу идиотскую улыбку! Вы на работе, а не в кабаке!
- Зря вы так разволновались, Илья Васильевич. Моя улыбка вовсе не мешает работе, скорее – наоборот, - ответил Вершин.
- Вы так считаете?! – закричал начальник. – А вот я иного мнения!
И он стал громоздить одно обвинение на другое, стараясь вывести подчинённого из равновесия заведомо несправедливыми придирками. Вершин молча слушал. Наконец поток обвинений иссяк.
- Ну, что вы молчите? – спросил Илья Васильевич, раздосадованный тем, что опять не достиг цели. – Вам есть что сказать?
- Есть.
- Ну, так сделайте милость, скажите. Я весь во внимании.
Юрий Петрович опять улыбнулся и глубокомысленно изрёк:
- Безбрежная гладь океана неподвижна.
Повернувшись, он вышел из кабинета, оставив посрамлённого начальника стоять с открытым ртом.
***
Гром грянул неожиданно. Как-то вечером позвонила Ольга, жена Вадима.
- Юрочка! – сказала она плачущим голосом. – Вадика арестовали.
- Как это арестовали?! – Юрий от неожиданности подскочил на месте. – Что он ещё натворил?
Ольга ответила не сразу. Пару минут в трубке были слышны только её всхлипывания. Немного успокоившись, она сказала:
- Он тяжело ранил чиновника из районной администрации.
- Что?!
- Но тот сам виноват во всём, - торопливо сказала Ольга, - вёл себя очень непорядочно.
- Оля, я ничего не понимаю! – воскликнул Вершин. – Из чего он мог стрелять? Мы же уничтожили ар… - он осёкся.
- Вадик сделал самострел, стреляющий крупными гайками – ну, такими шестигранными железками с резьбой…
- Оля, я знаю, что такое гайка, - перебил её Юрий. – Что дальше?
- Потом нагрянула милиция с обыском. Самострел нашли. Вадика забрали. Юра, скажи, что можно сделать?
Ольга опять заплакала.
- Не знаю, пока ничего не знаю. Всё так неожиданно.
Повесив трубку, Вершин задумался над сложившейся ситуацией. Но придумать он ничего не мог. Да и что тут вообще можно придумать? Надо посоветоваться с Лёвой.
***
Следователь по особо важным делам капитан Васильев ещё раз внимательно прослушал запись телефонного разговора. Не оставалось никаких сомнений: тот, с кем разговаривала Малькова, так или иначе, был причастен к прежним проделкам её мужа. Правда, вину Малькова в тот раз так и не удалось доказать. Но теперь-то всё изменилось. Васильев откинулся на спинку стула и закрыл глаза, блаженно улыбаясь. Началась полоса удач: сначала – Мальков, теперь – вот этот незнакомец. Ну, ничего, скоро познакомимся. И всё это как нельзя кстати, когда на подходе очередное звание. Васильев снял трубку с телефонного аппарата и набрал номер.
- Степаныч, будь ласков, пришли ко мне кого-нибудь из оперов.
Через минуту молодой лейтенант бодрым шагом вошёл в кабинет.
- Зачем звали, Олег Сергеевич?
- Мне нужна твоя помощь, Витя, - сказал следователь. - Выясни, с кем гражданка Малькова беседовала по телефону вчера в восемнадцать сорок. Узнай об этом человеке всё, что сможешь: где живёт, где работает, с кем общается, в общем - чем дышит.
Спустя четыре часа перед ним на столе лежал подробный отчёт. Информация о Вершине Юрии Петровиче не представляла бы особого интереса, если бы не одно обстоятельство: гражданин Вершин работал под непосредственным руководством Ильи Васильевича Чанова, тяжело раненного стрелою осенью прошлого года. Отношения между двумя этими людьми были отнюдь не дружескими. Васильев издал победный клич и стал готовиться к предстоящему допросу.
Когда на следующий день вызванный повесткой Вершин осторожно вошёл в кабинет, следователь с лучезарной улыбкой поднялся ему навстречу.
- А, Юрий Петрович! – воскликнул он. – Рад с вами познакомиться! Вы уж не обессудьте, что вызвал вас сюда. Служба, знаете ли.
Он предложил посетителю сесть.
- Я постою, если вы не возражаете, - растерянно пробормотал Вершин. Он был сильно взволнован.
- Возражаю. Не будем же мы беседовать стоя. Я просто обязан вас посадить, – не удержался следователь от избитого каламбура.
Вершин осторожно сел на краешек стула.
- Мне нужно задать вам несколько вопросов, Юрий Петрович, - сказал Васильев. – Насколько мне известно, вы в своё время закончили КузГТУ?
- Тогда он назывался КузПИ, - сказал Вершин и пояснил. - Кузбасский политехнический институт.
- Ах да! Ну, не важно. Меня вот что интересует: с вами вместе учился некто Мальков. Помните такого?
Получив повестку, Юрий Петрович сразу понял, что разговор пойдёт о Вадиме. Он постарался придумать линию поведения на допросе и провёл несколько сеансов аутотренинга, пытаясь настроить себя держаться спокойно и уверенно. Но здесь, в кабинете следователя, весь его настрой рассыпался, как карточный домик – над океанской гладью задул сильный ветер. Вершин вновь почувствовал себя слабым и беспомощным.
- Мальков? – пробормотал он, словно пытаясь вспомнить. – Возможно…
- Неужели не помните? – следователь внимательно вглядывался в его лицо. – Ну, как же – Вадим Михайлович Мальков, ваш сокурсник…
- Да-да, припоминаю. Кажется, был такой, - растерянно бормотал Вершин. – Знаете, народу училось много, всех не запомнишь.
- Это верно, - вздохнул Васильев. – Я вот тоже не всех помню, с кем учился. Так что нет ничего удивительного, что вы забыли Малькова. Но хорошо ещё, что жену его помните.
Вершин вздрогнул.
- Жену?
- Но вы же не станете отрицать, что позавчера около семи часов вечера беседовали с ней по телефону? Или хотите прослушать запись разговора?
Юрий Петрович густо покраснел. Теперь он чувствовал себя совершенно раздавленным. А следователь вцепился в него мёртвой хваткой, пытаясь вытянуть всё, что ему известно. Вершин от всего отказывался, понимая, что его аргументы звучат смешно и глупо. Глядя на этого образованного, интеллигентного и робкого человека, Васильев испытывал всё большее удивление. Очень трудно, почти невозможно было поверить, что такой человек способен в кого-то выстрелить. Но Олег Сергеевич работал в милиции не первый год и насмотрелся всякого. Закончив допрос, он подписал пропуск Вершину и сказал:
- Можете идти. Когда потребуетесь, я вас вызову.
Юрий Петрович уже взялся за ручку двери, когда следователь опять окликнул его:
- Совсем забыл спросить: как себя чувствует Илья Васильевич?
На этот раз краска схлынула с лица Вершина.
- К-какой Илья Васильевич? – спросил он с испугом.
- Ну, как же, Юрий Петрович, вы меня удивляете! Илья Васильевич Чанов – ваш непосредственный начальник. Вы и его забыли? Ну и память у вас!
"С этим ягнёнком проблем не будет, - думал Васильев, оставшись один в кабинете. – Пару дней поварится в собственном соку – на следующем допросе сам всё расскажет".
Ему на ум вдруг пришла интересная идея. А что, стоит попробовать!
***
Идея состояла в следующем: Олег Сергеевич решил допросить Вершина в присутствии его жертвы. Илья Васильевич Чанов, приглашенный чуть раньше, пытался выяснить причину вызова в милицию, но на все его вопросы следователь отвечал:
- Да не волнуйтесь вы так! Скоро всё узнаете.
Когда в кабинет вошёл Вершин, Чанов сидел у окна. Оба посетителя были страшно удивлены, увидев друг друга. Уловка следователя сработала: с самого начала Вершин был выбит из колеи. Допрос начался, и до Ильи Васильевича постепенно стало доходить, в чём тут дело. Его лицо исказила гримаса ненависти. Несколько раз он вскакивал с места и что-то кричал, но следователь тут же осаживал его. На Вершина было жалко смотреть: его била дрожь, лицо покрылось красными пятнами. Васильеву казалось, что будет не трудно выжать из него признание, а также показания против Малькова. Но Юрий Петрович вдруг проявил завидное упрямство. Предавать друга он не мог и не хотел.
- Все эти убийства…. Нет, это не Мальков. Он на такое не способен, – упрямо повторял Вершин.
- Откуда у вас такая уверенность? – спросил Васильев.
- Я слишком хорошо знаю Вадима. Он добрый, порядочный, законопослушный человек.
- Хорошо знаете? – усмехнулся следователь. – Два дня тому назад вы даже вспомнить его не могли.
- Я… ах, да… видите ли…
Допрос продолжался. Васильев вдруг поймал себя на мысли, что ему жаль подследственного. Слабый, затурканный жизнью человек. Как же он решился на такой отчаянный поступок? В его отношениях с начальником многое прояснилось. Следователь с неприязнью взглянул в сторону потерпевшего. Чанов был ему неприятен. Вот такие упыри и доводят людей до крайности. Васильев уже жалел о том, что пригласил его на допрос. Не поступи он так, Вершина можно было бы отпустить, а дело его замять. Какой он, к чёрту, преступник! Скорее, жертва. В тюрьме такому не выжить. Но теперь уже ничего нельзя было изменить. Непременно возникнет скандал с серьёзными последствиями. А при таком исходе, капитан, никогда ты не станешь майором. Значит, остаётся только одно – доводить дело до конца.
Закончив допрос, следователь сказал:
- Вот здесь распишитесь о невыезде из города. Ждите очередного вызова на допрос. А пока свободны.
Вершин направился к двери. Чанов тут же вскочил на ноги.
- Почему вы отпускаете его? – закричал он. – Немедленно заключите под стражу! Он же убийца!
Васильев повернулся к нему и сказал с нескрываемой злобой:
- У себя в кабинете орите. А здесь я начальник.
Юрий Петрович медленно брёл по улицам, почти не осознавая, куда идёт. В висках набатом стучала кровь. И лишь когда он уже ступал по бетонным плитам бульвара, в голове немного прояснилось.
- Ничего-ничего! Всё не так страшно, - убеждал он себя. – Вот сейчас присяду на скамейку и успокоюсь.
Он взглянул вверх, словно ища поддержки у неба, но оно было сплошь затянуто тучами. Юрий Петрович направился к скамейке.
- Что и говорить, дело серьёзное, - продолжал он бормотать себе под нос. – Но нельзя паниковать, нельзя хоронить себя раньше смерти. Я пока ещё жив. Я пока ещё на свободе. Значит, всё поправимо. Безбрежная гладь океана…
Он упал, не дойдя до скамейки двух шагов. Здесь, в двух шагах от бульварной скамьи, Юрий Петрович Вершин навсегда избавился от всех своих проблем. Мимо проходили люди, искоса бросая взгляды на лежащего человека. Одни думали, что валяется пьяный; другие ничего не думали, просто проходили – и всё. Да и, в конце концов, какое всем нам дело до тех, кто упал?
Ленивый сентябрьский ветер медленно гнал по плитам первые опавшие листья.
2003 г.