В начало: http://www.proza.ru/2013/10/21/1692
Глава девятая
Мчаться на большой скорости и глазеть по сторонам оказалось удивительно захватывающим занятием. С раннего детства воображение Гастона будоражили картины далеких стран. Даже те короткие отлучки из дома, которые и выпадали-то довольно редко, и те отпечатались в памяти на долгие годы. Тогда, идя по проселку, ему хотелось поскорее заглянуть за горизонт. Но как он ни торопил шаг, горизонт оставался всё там же.
А тут, летя в этом быстроходном существе, горизонт уже не казался таким неприступным.
Пабло сосредоточенно смотрел вперед. В разговоры не вступал. Наверное, чувствовал неловкость за вчерашнее. Гастон его тоже не донимал, несмотря на то, что очень хотелось. Хотелось о многом порасспросить. Во-первых, о столице, а во-вторых, и, в-третьих, обо всех этих диковинах, которые нет-нет да появлялись из-за горизонта.
Новый мир открывался перед ним. Мимо пролетали поля и лесочки, еще поля, какие-то странные подобия башен, над которыми поднимался до неба дым, и всё в таком духе - непонятное и загадочное.
Какая славная всё-таки вещь - скорость, - думал Гастон. – Малыш Глендваген несет нас через всю страну. Ноги не натирают мозолей и не устают. За короткое время можно столько всего увидеть и узнать.
Первое время он с интересом заглядывался на все эти диковины. Но они проносились так стремительно, что разобрать что-либо не было никакой возможности. К полудню мельтешение однообразных картинок совершенно утомило. Закрывая глаза, он уже почти ничего не мог восстановить в памяти – только рябило от ярких вспышек и смазанных силуэтов. То, что показалось интересным, так и не удалось толком разглядеть.
Гастон вспомнил, как в раннем детстве он набрел случайно на развалины замка. Камни ещё хранили былое величие. Он обошел стены со всех сторон, заглядывая через бойницы, впитывая запахи и прислушиваясь к собственным ощущениям. Стоя под арочными сводами, через проломы в которых пробивался свет, представлял себе, как громыхали доспехами рыцари, проходящие по этим залам, какой дивный запах стоял, когда готовили обед и какие шумные пиры когда-то устраивали. В окрестности удалось повстречать старичка, который порассказал много интересного о тех временах, когда в замке ещё бурлила жизнь.
После обеда Пабло заметно повеселел. Сообщил, что если будем так гнать и дальше, то к вечеру точно будем на месте.
- Если, конечно, по дороге ничего не случится, - добавил он, подумав. – И вот еще что: ты не рассчитывай, что с ходу попадешь к нему. Недельку пооббиваешь пороги, может и две, прежде чем запишут на прием. Потом будешь собирать всякие справки. И уж после этого попадешь на прием... к какому-нибудь третьему секретарю по связям с общественностью.
- Да-да, - сказал Гастон, вспоминая слова учителя. - Неприступные стражи охраняют его.
- А ты как думал? - бюрократическая прослойка! Её для того и придумали, чтобы был порядок - люди не скучали, не забывали свое место. Но это все лирика. Главное не терять время зря!
Пабло живо представил себе, как не будет терять время, и сказал:
- Ты главное не кипятись. Я слышал, многих срывает с катушек уже через месяц. Нам это ни к чему! Так что запасись терпением. Без терпения, знаешь ли, ничего не добьешься.
С этим Гастон был согласен. Про терпение ему нередко и учитель напоминал.
Немного потерплю, - подумал он, - до вечера недолго осталось.
И, устроившись поудобнее, погрузился в безмятежный сон.
***
- Ну что, выспался? - спросил Пабло, когда он вновь открыл глаза. – А вот тебе и Столица!
Но Гастону не нужно было ничего объяснять. Он уже понял, что то, что приближается впереди и есть Столица, хотя до этого момента и в страшном сне не мог предположить, что когда-нибудь увидит нечто подобное.
Огромные истуканы возникали из тьмы. От земли вокруг них поднималось сияние какого-то мерзко-болотного цвета. Но не это было самым пугающим, а то, что у этих истуканов была не пара глаз, как положено, а намного больше. И эти глаза светились ярким, пронизывающим до самого нутра, светом.
- Да уж, Сто-л-л-лица, – голос Гастона предательски дрогнул.
- Нравится? – восторженно уточнил Пабло, врезаясь в самую гущу огромных лиц.
Гастон весь собрался, приготовившись к самому худшему. Но пролетел миг, другой и ничего ужасного так и не произошло. Только Пабло насвистывал громче, чем обычно, лавируя между чудищами так ловко, что они даже не успевали среагировать.
- Что бы я без тебя делал, - сказал голосом полным признательности Гастон, когда они, наконец, остановились.
- Ерунда, - благодушно ответил спаситель, разминая затекшие плечи. – До утра все равно не приёмное время, так что давай поспим что ли?
- Ты спи, а я пока осмотрюсь, - сказал юный маг, вылезая наружу.
В лицо дыхнуло сыростью и еще какой-то гнилью. Истуканы все так же нависали поодаль, но большинство их глаз потухло, а остальные смежевали веки.
Спят, - решил Гастон и бодро зашагал по направлению к башне.
Башня подсвечивалась со всех сторон факелами необычайной яркости, отчего хорошо был виден опоясывающий его неприступный забор и суровые силуэты стражей у каждого входа.
Совсем не так представлял себе это место Гастон. Всё это – стена, башня и площадь перед ней - мало напоминало замок, нарисованный пылким воображением юноши, а здание, выглядывающее из-за забора, могло быть возведено из чего угодно, но только не из слоновой кости.
Пока он собирался с мыслями, легкий ветерок прошелестел над ухом - это мотылек незаметно выпорхнул из капюшона. Перелетев через ограду, он быстро преодолел свободное пространство и стал подниматься вдоль водосточной трубы. У освещенного окна покружил немного и влетел в полуоткрытую форточку.
В просторном кабинете, углы которого тонули во мраке, располагался стол. Стол этот занимал собой такое значительное пространство, так величественно возвышался, был так массивен и хранил память о стольких известных лицах, отражавшихся в разные времена в его полированной поверхности, что к нему хотелось обращаться не иначе как на «Вы» и неизменно с большой буквы: Ваше Высочество Стол.
Лицо, которое отражалось в его поверхности в этот поздний час, сбоку подсвечивала настольная лампа. Когда лицо откидывалось назад, и ночник очерчивал мешки под глазами, то ему можно было дать за шестьдесят, а когда подавался вперед и свет падал на затылок, ему можно было дать сколько угодно.
О его телосложении можно было сказать ещё меньше. Дорогого покроя костюм не позволял хоть сколько-нибудь точно определить нюансы фигуры. Широкие плечи, по всей видимости, являлись заслугой умелого портного. Словом, он был субтильным для здоровяка и чересчур крепким для доходяги.
Род занятий этого господина определить также не представлялось возможным. Руки явно не кузнеца или пахаря (по видневшемуся на запястье платиновому ремешку часов можно предположить лишь, как высоко он ценит время). По физиономии его можно было бы принять за лицедея, если бы в мимике и почти стеклянном блеске глаз присутствовала хоть капля жизни.
А так разве что в кукольном театре?
Прошу заметить, что таким он виделся мотыльку. Не автору этих строк – меня там вообще не было! Учитывая примитивность зрения и ничтожный размер мозга чешуекрылых, что отлично известно энтомологам, удивляться не приходится.
Мотылек – что с него возьмешь?
Для меня же, как и для большинства обитателей здешних мест, чей мозг в сотни раз превышает мозг насекомого и колеблется где-то в районе кило четыреста (плюс минус сто грамм), он представляется одним из величайших людей современности. Это по крайней мере! А так бывает, что обожание превышает все разумные пределы.
Мотылек покружил под потолком и опустился на спинку кресла. Белесые мысли поднимались над аккуратно стриженой макушкой, вяло парили, но выше не поднимались - тут же оседали на волосы.
Опять падает, черт бы его побрал, - рассуждал хозяин кресла. - Падает и падает. Что с ним ни делай, а он все вниз смотрит. И зачем он вообще нужен? Взять бы его и... - тут он сделал порывистое движение правой рукой, как будто разрезал бумагу зажатыми в пальцах ножницами.
- Пошутил-пошутил, - сказал он, обращаясь неизвестно к кому. - Это не наш метод. И потом, без рейтинга они не будут знать, как сильно меня любят. Вот-вот нужно побольше эмоций, - голос его наполнился заученной теплотой к этому неизвестно кому. - Пообещать что ли ещё чего-нибудь?... Чего там я ещё не обещал? – задумался не на шутку. – Вроде бы уже всё, что можно. Осталось только рай на земле посулить, но это, пожалуй, будет уже перебор.
Хозяин кабинета замолчал, и, откинувшись на спинку кресла, погрузился во внутренний диалог, которой внезапно прервал восклицанием:
- Может для вас ещё и сплясать?!
Порывисто встав из-за Стола, он ударил в ладоши и пустился вприсядку. Потом так же неожиданно разогнулся, вздохнул и в следующее мгновение остолбенел.
Воздух перед ним загустел и явил сначала неясный образ, отозвавшийся в голове вялым: «вот те на – привидение» и тут же следом: «переутомился?», а потом уже и молодого монаха в суконном одеянии до пят, с поразительно узнаваемыми, прямо-таки иконописными в неверном свете ночника, чертами лица.
- Господи, Боже мой, - пролепетал танцор и испугался собственного голоса.
От неожиданности и смущения, что его застали в неподходящий момент, он включил весь арсенал политического деятеля: изобразил руками последовательно честные намерения, доброжелательность; попытался протянуть ладонь для рукопожатия и завершил пантомиму жестом приветствия, как будто находится перед толпой поклонников.
Немного оправившись, он начал потихоньку, так чтобы нарочитость осталась незамеченной, пятиться к спасительному Столу.
- Вы, собственно, по какому вопросу? – деловито спрашивал он, не прекращая движения. - И почему без стука?
- Хватит вилять, - осадил его незнакомец. - Ты знаешь кто я и зачем здесь!
Хозяин кабинета, хоть внутренне и напрягся, продолжал действовать как заправский разведчик. Внешне не выказав ни малейшего беспокойства и повторяя магические: «стучать надо», он так и пятился, пока не упёрся поясницей в Стол. Тут он как будто бы от негодования откинулся назад и уперся руками в столешницу. Ловкий маневр удался, и непрошенный гость не заметил, как палец скользнул к кнопке экстренного вызова.
Главное было сделано. Остальное уже дело техники.
Далее, не столько надеясь запугать, сколько для того чтобы выиграть время, разведчик снял трубку с белого аппарата и произнес с вызовом:
- Вот я сейчас позвоню и....
Но договорить не успел – угрожающее «и» повисло в воздухе, а он в испуге отдернул руку.
Из ладони выпрыгнула огромная склизкая жаба. Расселась на бумагах в облаке мух и завращала глазищами. То ли от этого роя, то ли из самой жабы разносилось шипение и треск чем-то похожий на звук испорченной телефонной линии.
Жаба, не меняя положения и не проявляя видимого интереса ни к хозяину кабинета, ни к его гостю, время от времени выкидывала длинный язык и, проглотив очередную муху, продолжала величаво пучить глазищи.
- Не ждал? - спросил гость грозно.
- Н-е-е-т. Т-а-а-к рано не ждал, - с лицедея окончательно слетела вся спесь.
Он медленно сполз на пол и, быстро-быстро перебирая коленями, пополз к Гастону, - а это был именно он - при этом не переставая причитать: - Прости меня, грешен. Но ты же добр, милостив к заблудшим овцам своим. Ты…, ты всемогущ, но ты… и всепрощающ.
Гастон в недоумении от столь резкой перемены в поведении противника отступил на пару шагов и, наконец, прервал лепет вопросом:
- Ты самый главный в этой стране?
- Да... Но не я виновник всего... Я тут недавно – всего-то раз, два, три - несколько лет.
От этих речей мотылек заскучал. Он вспорхнул со спинки кресла, и, держась подальше от жабы, подлетел к неплотно прикрытой двери и выскользнул в щель. Прошелестев крыльями по коридору, опустился на дубовые перила, вьющиеся вдоль широкой лестницы.
Снизу уже слышался топот и приглушенные окрики. Мотылек вновь поднялся, замахал с удвоенной силой крылышками и тем же путем вернулся в кабинет.
- Где мой отец? – всё допытывался Гастон.
- Это что тест на сообразительность? - игриво интересовался стоящий на коленях, но тут осекся и закатил глаза к потолку. - Там!
Гастон последовал за его взглядом и попросил:
- Можешь меня к нему проводить?
- Прости меня, но я еще не готов. У меня здесь столько дел. Столько всего накопилось. Ну, ты в курсе. Может лет через десять… или лучше… тридцать. Там в вечности это миг, а я здесь еще успею многое исправить.
Мотылёк, тем временем, низко завис над головой юного мага, часто-часто заперебирал крылышками, отчего с них осыпалось немного светящейся, почти прозрачной пыльцы; и удовлетворенный спрятался в капюшон.
Но Гастон уже и сам понял, что зря теряет здесь время.
- Ты не тот, кто нам нужен! – озвучил он только что пришедшую ему в голову мысль, и ему внезапно стало жаль этого человека.
Когда в двери вломились стражники, то от увиденного разом обмерли на месте. Тот, кого они собирались спасать, стоял на коленях перед Столом. На Столе важно, как на троне, восседала бурая жаба с вьющимся из-под её задних лап проводом к телефонному аппарату.
Но даже не это так поразило вбежавших. На лице хозяина отразилась живая эмоция! И даже не одна. Растерянность, удивление и сложная работа мысли сменяли друг друга.
Заглотив последнюю муху, жаба вся надулась и громко квакнула. Но все кто присутствовал при этом, потом наперебой клялись, что слышали в этом кваканье членораздельную речь:
- Кворум, однако, бляха-муха.
А выдавив из себя это, жаба начала сдуваться, расползаясь по поверхности Стола огромным пятном замысловатой конфигурации. Когда процесс разжижения жабы окончательно завершился, пятно определилось и с формой. Теперь на поверхности стола красовались силуэты нескольких, по всей видимости, мужских голов. И один из стражников, тот, что был ближе остальных, заметил, как украшают Стол лица.
УРА! КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
____________
ЧАСТЬ ВТОРАЯ:http://www.proza.ru/2013/10/28/1000
...