Сагит Фаизов
Слова и буквы мастера: картофель и картофельная шелуха
Когда шли майские грозы и мимо подслеповатых окон шумно катилась в подворотню вода, угрожая залить последний приют, влюбленные растапливали печку и пекли в ней картофель. От картофеля валил пар, черная картофельная шелуха пачкала пальцы. В подвальчике слышался смех, деревья в саду сбрасывали с себя после дождя обломанные веточки, белые кисти. Из главы 13 романа «Мастер и Маргарита».
В цитируемом фрагменте, который долго оставался для меня загадочным, М. Булгаков припоминает монолог Гамлета «Быть или не быть» из трагедии В. Шекспира «Гамлет».
Я давно полагал, что за «картофелем» скрывается напоминание об Офелии, а формант «карт» призван актуализировать татарское слово «карт» (старый, старая) и проецировать определение «старая Офелия» на Любовь Орлову, которая ранее в тексте романа уже именовалась «старой»*.
Однако расшифровки одного лишь слова было недостаточно для идентификации следов Шекспира в подвале мастера. Из порядка сопряжения слов в фрагменте было ясно, что нужно разгадать лексему «шелуха» с ее определением «картофельная», то есть отыскать шелуху в драме Шекспира, и эта шелуха должна быть как-то связана с Офелией. Отыскалась она у В. Набокова, который в своем переводе монолога Гамлета, опубликованном в берлинской эмигрантской газете «Руль» (ноябрь 1930 г.), слова «mortal coil» перевел как «шелуха сует» (другие переводы: «преходящие беды», «тленная оболочка», «все земное», «бренный шум» и иные). Фрагмент перевода В. Набокова: «Умереть, уснуть; |уснуть: быть может, сны увидеть; да, |вот где затор, какие сновиденья |нас посетят, когда освободимся |от шелухи сует? Вот остановка». Заканчивается монолог обращением Гамлета к Офелии:
«Офелия... | В твоих молитвах, нимфа, |ты помяни мои грехи...»**.
Шумно катящаяся в подворотню вода — лишнее напоминание об Офелии, которая «упала в рыдающий поток». Деревья в саду, которые «сбрасывали с себя после дождя обломанные веточки, белые кисти» - еще одна реминисценция слов матери Гамлета королевы Гертруды о гибели Офелии:«Старалась по ветвям развесить свои венки, коварный сук сломался...» (перевод М. Лозинского, 1933).
Припоминание Шекспира, так же, как припоминание сцены из «Войны и мира» в эпизоде с сидящей на подоконнике Маргаритой, приключений Тамино из «Волшебной флейты» Моцарта в похождениях Маргариты является припоминанием противоположного и образцового, противопоставлением низкого высокому, адюльтера - любви, повседневного - трагическому. Но, припоминая Наташу Ростову и Тамино, М. Булгаков сталкивает открытый и скрытый пласты своего романа, а в случае с реминисценцией Шекспира линия столкновения проходит между двумя скрытыми сюжетными конструкциями: визитами в подвал Любови Орловой и любовью, соединяющей Гамлета и Офелию.
Прочтение «картофельной шелухи» важно не только для обогащения дискурса «Булгаков — Шекспир». Оно дает дополнительный важный аргумент для подкрепления версии об осведомленности М. Булгакова о литературных новинках Европы в 1920-1930-х гг., выдвинутой мной ранее по поводу реминисценций произведений Г. Гессе и Ф. Лорки в романе «Мастер и Маргарита»***.
* Сагит Фаизов Любовь Орлова в подвале мастера. Экскурс первый (http://www.proza.ru/2012/10/20/1164 ).
** См. об этом:
*** Сагит Фаизов «Степной волк» Г. Гессе и главный роман М. Булгакова: вероятность неслучайного родства (http://www.proza.ru/2013/04/18/1188); Он же Слова и буквы мастера: левый почему-то зеленый (http://www.proza.ru/2012/12/26/1480).