- Шура! Разведи мне чаю! Хватит работать! – громко зовёт Гордей жену, занимающуюся прополкой в конце огорода.
- Опять чудит Самойлович, - смеётся над соседом Кузьма, - не может себе чаю заварить и налить в кружку.
- А Филипповна уже, смотри, сразу бросила мотыгу и помчалась потешить мужа чайком, - уже с завистью говорит сосед своей жене.
- Ты на это не способна, не допросишься. Всё сам да сам.
- Хватит тебе бухтеть, обиженный, пойдём, и я тебя чаем напою, - отвечает Дуся мужу.
И со смехом тоже отправились в дом побаловаться чайком.
На улице жарко, солнце накалило воздух зноем. Только в доме хорошо и прохладно.
А Гордей тем временем уже восседал за кухонным столом в ожидании, когда жена подаст ему чай и что-нибудь перекусить.
Он знал, что соседи потешаются над его «барскими» замашками, но своим принципам оставался верен. Он всё умел сам, чай, из крестьянской семьи. С шести лет батрачил на хозяина, а затем в зрелые годы перенёс и голод и войны.
Но в душе у него жила своя теория, он считал и претворял в жизнь простую истину, что любящей жене приятно позаботиться о муже, особенно накормить. Так зачем лишать её этого маленького удовольствия. И заодно сама отдохнёт и поест рядом. И ему приятно, и ей хорошо!
Вот так и жили. Двоих детей уже вырастили. У тех свои семьи. Часто дед с бабушкой ходили помогать то сыну, то дочке. Внуками занимались, когда попросят. А дома блюли свой уклад жизни.
Мужские работы выполнял Гордей, а женские – Шура. Муж в бабские дела, как он называл, не вмешивался. Сам тоже не любил сидеть без дела. Он был мастер на все руки. Да в своём доме хозяину всегда работа найдётся.
То дрова заготовить на зиму надо, то забор починить, то баньку вытопить – все эти текущие работы хозяин сам знал, напоминать о них не надо было.
А у Шурочки 12 соток огорода. Там тоже работы много. Но копать жене Гордей не разрешал. Это была мужская работа. А вот посадка и прополка – женская.
И в доме по хозяйству и на кухне Шура управлялась. Она уже давно привыкла к такому образу жизни и не перечила мужу. А наоборот забота о нём всегда наполняли её жизнь смыслом, чувствовала, что нужна ему и стремилась угодить, порадовать.
А в это лето что-то стал сдавать Гордей. 75 год пошёл, думал, что именно годы сказываются на его самочувствии. Успокаивал жену:
- Отдохну чуток и полегчает.
Но лучше не становилось. Свозили дети отца в областную больницу и приехали расстроенные. Ему ничего не сказали, а вот матери наедине доложили, чтоб готовилась…
Недолго осталось Гордею жить, определили у него рак лёгких в последней стадии.
Затосковала Шура, но мужу вида старалась не подавать. Гордей чувствовал, что конец его жизни близок, но жену расстраивать не хотел, терпел.
Думали дети, что всего ещё хватит, что придётся колоть обезболивающие. Но отец ни разу никому не пожаловался на боли и ушёл, как и жил, гордо, по-мужски.
В субботу ещё сам истопил баньку, помылся, а утром в воскресенье умер, едва успев попрощаться с женой. Спросонья она подбежала к нему и увидела последние вздохи…
Похоронили Гордея в начале октября. С опаской наблюдали дети за поведением матери. Но она вела себя тихо, истерик не учиняла, разговаривала о муже, как о живом.
Но вот стали замечать, что еду она перестала варить, куда исчезла её расторопность и моложавость. То к дочке придёт, то к сыну пообедать. А потом сами стали носить ей съестное и убирались в доме. Перестала Шура работать по хозяйству, пропал у неё интерес к жизни.
Она никогда не была полной, а тут вдруг превратилась в неуклюжую, располневшую старуху.
А главное, стала жаловаться, что Гордей каждую ночь приходит к ней и сидит в зале на диване. Не даёт спать.
Показали мать психиатру. Получили ответ:
-Возрастное! Ничего страшного.
Пробовали забирать её к себе жить, то дочка, то сын. Но ей было плохо, хотела в свой дом.
Так прошло четыре года. Муж забрал жену к себе. Видно, плохо было им порознь. Успокоились и лежат теперь рядом, заботясь друг о друге и выполняя мужские и женские работы, кому какие полагается по статусу.