Когда в деревне остались старики, женщины и дети, нам пришлось рано начать работать. Возили корм на ферму, ворочали и гребли сено, гоняли в приводе лошадей, когда молотили зерновые. Возили снопы на просушку в овин. Боронили пахоту перед посевом и заборанивали, когда посеют. В то время большинство руками сеяли. Были, конечно, конные сеялки, но предпочитал ручной сев. Выстроятся в ряд двадцать - тридцать сеяльщиков и сразу полполя за один проход. Лукошки липовые, как солнышки на груди, а зерна будто брызги солнца сверкают, когда смотришь издалека. Рвали лён, собирали колоски после жатвы в большие котомки из домотканого полотна и сдавали на склад.
Однажды с Юркой Чувашовым мы гоняли лошадей в приводе конной молотилки. Юрка все время катался на бревне привода, ложась животом на него. Ноги волоклись по земле. Когда они проходили через кулак соединения привода, примотало штанину и сломало ему ногу. На мой крик заткнули барабан молотилки снопом. Началась паника. Взрослые не знали что делать. Быстро прибежал уполномоченный по хлебозаготовкам, перетянул какой - то веревкой ногу выше перелома, и его срочно отправили в районную больницу за двадцать пять километров
Конь был председательский, звали его Атаман. Кажется, орловской породы. Длинноногий красавец. Бегал очень быстро. Взрослые говорили, что за это время не успевал самовар вскипатьЧерез месяц Юрку привезли из больницы. Нога срослась, но стала короче. Так всю жизнь иходил, прихрамывая - руп пять, два с полтиной. Так говорили о нем за глаза. Да и в глаза иногда вырвется - не обижался.
Юра был нам с сестрой большим другом. Однажды он принес нам ломоть белого хлеба. Мы его положили на полицу и посматривали на него целый день, пока мамка не пришла и не разделила по кусочку. Они жили побогаче нас и ели хороший настоящий хлеб. У нас хлеб был черный, суррогатный; то с липовыми листьями, то с заячьей кислинкой. Таскали её целыми мешками. Дома сушили на русской глинобитной печке, потом несли на Лекшурскую мельницу. То же самое делали с полынью или с березовыми гнилушками. Мать нас специально посылала в Истоминский лес. Как-то мы с сестрой по валежинине переходили речку. Сзади подбежал Петя Чаузов и громко крикнул. Сестра так сильно испугалась, что заикается до сих пор.
Когда приходила весна, жить было намного легче. Можно было поесть луговой кислинки, набрать пистиков(полевой хвощ), когда он только выскочит из земли и похож на пулю. Принесем с сестрой, бывало, целую корзиночку. Мать зажарит их с молоком, да яичушко добавит, вкуснятина неимоверная, и хлеба не надо. Казалось, что вкуснее на свете ничего нет.