Ну все, кажется. Ничего, ничего. Ничего ведь такого не происходит, спокойно, главное успокоиться, не распускаться. Не я первая, не я последняя. Главное, все успеть. Зайти к Молли ; есть, зашла, попрощались. Меня чуть не развезло. Еще бы, она только на год младше меня, старая дура Молли, всю жизнь прожила напротив, на нашей улице, каждый день я к ней заходила посидеть. Ей тоже недолго осталось, она ничуть не крепче меня, рохля, нытик, вся раскиснет, пустит нюни, представляю, хорошо хоть я этого не увижу, одна радость. Да и я хороша, не будь со мной внука, не смогла бы сдержаться. Фу ты, пропасть, с посудой-то как? Никому теперь ничего не нужно. Сил нет разбирать весь этот хлам, пропади он пропадом. Свечи, зачем человеку столько свечей, где я их насобирала? Надарили, видно. Вечно мне дарили эти свечи, не знают что подарить, вот и тащат свечи, хоть лавку открывай. Ну, кастрюли у меня хорошие, внук возьмет. А флаг? Нельзя же выбрасывать флаг Конфедерации! Когда-то люди гордились этим флагом, и югом гордились. Нет, внук не возьмет, хороший мальчишка, но ему это не надо. А Молли была когда-то настоящей южной леди какие теперь перевелись … А что толку? Так и просидела всю жизнь на веранде своего дома. Господи, как подумаешь, какой дурью забивали нам головы! Я хоть и была замужем за моим покойником, а тоже немногим лучше Молли. Хорошо еще он умер, прости Господи, до того как я превратилась в совсем уж старую клячу, иначе бы так и прожила жизнь ни солоно хлебавши, с одним мужем и без всякого удовольствия. Так подумаешь, верно, уж лучше совсем без мужа и без удовольствия, чем с мужем и опять же, с тем же успехом. Ты, внучек, не слушай никого, секс ; это самое главное, это я тебе говорю. А, ты в курсе? Ну да, конечно. Мужчины это знали всегда, только от женщин скрывали. Им же надо чтобы мы всю жизнь сидели в дурах. А то кто бы стал терпеть такого как твой дед, царствие ему небесное? А вот с сестрой твоей я непременно поговорю, пока не поздно, а то твой папаша, мой сынок, тоже теперь в такие святоши заделался, весь в покойника моего, и девчонку испортит. Поговорю-поговорю, ничего, я же старая тыква, что с меня возьмешь! Представляю их рожи в ресторане! Они же меня в ресторан сегодня ведут, долг исполняют. Знаю-знаю, но что делать? Другой возможности у меня не будет, они же со мной девчонку ни за что не оставляют, как же, я же из ума выжила, могу сказать что-нибудь эдакое, неприлично! И скажу, пока у меня язык не отсох еще в этой их милой богадельне. Знаю-знаю, я сама решила, конечно, сама решила, еще не хватало, чтобы вы за меня решали. Не умирается мне, ну что поделаешь, и не болит ничего, только голова кружится. Не будь этого, видали бы вы меня в этом заведении. Просто падать надоело, где попало. Нет, ты не подумай, я благодарна, столько возни со мной. Клянусь, заболей я, не стала бы лечиться, но ведь не болею же. Кому-то ведь понадобилось тянуть со мной резину…. Твой отец с такой радостью бы мне пышные похороны устроил. Еще бы, уж как ему надоело это ежегодное паломничество к маман, уж наверное нашел бы как провести отпуск поинтереснее. Он ведь и сам пенсионер уже, у него больше болячек, чем у меня. И что это он растолстел так? Взяли моду животы растить. Ба, ему, наверное, кажется, что я никогда не умру. Да мне и самой уже так кажется! Остались только я да Молли. Ты вот думаешь, что мы старые подруги, да? Ни черта подобного! Я ее с детства терпеть не могла. Но там где я теперь, мой милый, ; уже не до капризов. Тут и Молли сойдет. Там где я времени не то что бы уже не осталось, но оно все вышло, вытекло насухо, до капли, оно и идет-то уже не для нас, мимо нас, обтекая нас как гнилые бревна застрявшее на мели и мешающие течению. Да, как изволишь сам видеть, теперь уже и пространство выталкивает нас из себя, сужается, сужается… от дома до квартиры, от квартиры до комнаты в отеле, от комнаты до койки в богадельне, а оттуда уж выход один да и разница не так уж и велика. Время и пространство сходятся в одну точку, становятся неразличимы, неотличимы друг от друга в едином заговоре против нас, застрявших в после-времени, в чужом времени, ненужным мусором. Только тут, в этом самом последнем месте, и понимаешь это дикое « возлюби врагов своих». Тогда это даже легко, это даже само собой происходит. Враги становятся почти дороги как память. Скоро мир будет от нас свободен. Миру уже не терпится… И тебе не терпится, мой милый. Да ладно, не больно-то интересно таскать меня на себе с утра до вечера. Да не расстраивайся ты так, это просто потому что ты живой. Жизненные соки в тебе закисают от контакта с мертвечиной, и живое в тебе хочет бежать отсюда, куда глаза глядят и тебе приходится совершать над собой ежедневное насилие. Я вижу это нетерпение у всех на лицах. Все думают, что оно меня обижает, прячут глаза и рассыпаются в любезностях. Ничуть не бывало. Если и есть в старости что-нибудь хорошее, если ты, конечно, не выжил предварительно из ума, так это свобода от того, что думают о тебе другие. Глупцы, неизвестно еще многие ли из них сумеют проскрипеть с мое. Ладно, ты отобрал себе что-нибудь? И все? Не скромничай, в этом мире надо быть поживей. Бери, уж лучше тебе, чем соседям. Не будь рохлей, я этого не люблю. Дай мне руку. Я готова. Пошли.