Начало: http://www.proza.ru/2013/10/11/1668
На следующий вечер у хорошего знакомого, в его раритетной библиотеке, Вера бережно взяла в руки книгу « Ярославль, Романов-Борисоглебск, Углич. Культурные сокровища России», изданную в 1912 году. Автор Юрий Шамурин, видный историк и искусствовед, в предисловии писал: «В мечтах русский человек живет в XXI веке, но действительность властно низводит к XVII. Из этой дисгармонии родится недоверие к русской современности, общий отрицательный взгляд на нее… Мы привыкли видеть в историческом прошлом родины только смешные и печальные стороны…»
-Вот, двадцать первый век властно вошел в наши судьбы, - размышляла она, - но, кто сейчас правит реальностью? Искусно дирижирует лживым балом страстей, разгула, вожделенных желаний и, как следствие, ширятся шеренги предательств, разочарований и душевных катастроф. Вот и меня, живая, бурная действительность низвела в прошлое. Столетье отделяет от тех времен, когда в воскресные и праздничные дни нарядные боголюбивые ярославцы, накануне страшных разрушительных революционных погромов и потрясений, но еще с горячей верой и желанием ходили молиться Спасителю в свой любимый, хранимый, почитаемый храм. Заботились о нем, поддерживали, делали пожертвования, обновляли. Теперь он, якобы прославленный на весь известный видимый державный свет, стоит одинокий, заброшенный, забытый. И редко кто, в погоне за материальным благополучием, задумается, что за церковь изображена на платежной денежной купюре.
С черного кружка граммофонной пластинки, монотонно и смиренно вращающейся под безжалостной иглой старинного патефона, разливалось, бередя сердце, сладкоголосое пение Ивана Козловского,-
Мне стан твой понравился тонкий
И весь твой задумчивый вид;
А смех твой, и грустный и звонкий,
С тех пор в моем сердце звучит.
В часы одинокие ночи
Люблю я, усталый, прилечь —
Я вижу печальные очи,
Я слышу веселую речь...
Родные и близкие, выслушав ее живой эмоциональный рассказ, от которого мурашки бежали по коже, искренне сочувствовали, охали, вздыхали и слегка журили за никчёмно смелую куртуазную безбашенность. Мало того, они, искренне, посоветовали ей обязательно купить и носить всегда при себе газовый баллончик или «травмат». Исключительно, для самообороны, если уж, она, такая экстравагантная любительница, отрешённая от реальности, стремится в одиночестве посещать места, не столь отдаленные.
А что, почему бы и нет? В тревоге мирской суеты все средства защиты хороши. Но звучали уверенной музыкой в душе непоколебимые слова псалмопевца Давида: «Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь Защититель живота моего, от кого устрашуся?»
Да пел трогательно и лирически проникновенно известный, почитаемый в прошлом веке тенор:
И грустно я так засыпаю,
И в грезах неведомых сплю...
Люблю ли тебя — я не знаю,
Но кажется мне, что люблю!*
И призывно звала к себе колокольным звоном, властно и настойчиво непреклонно, из шумного бала с мирской суетой сует, совсем иная обитель. В которой царил многообразный, интересный и бесконечный мир сосредоточенного уединения, молитвы и созерцания фресок, мир бессмертной души. Мир веры, любви и надежды.
* "Средь шумного бала". Русский романс. Автор слов А. Толстой. Композитор П. Чайковский.