Гринпис. Анны на шее

Евгений Садков
ТРИДЦАТЬ СЕДЬМОЙ несвободы экипажа "Арктик Санрайз".

 Эти мужественные люди в застенках. А в чем выражается несвобода для остальных? Для молчаливого большинства, поддерживающего немотно неправедное судилище, ограничениями. Не такими явными, что испытывают сотни тысяч наших сограждан, находящихся, как и активисты Гринпис, в СИЗО или колониях и тюрьмах.

 Нет, слава Богу, немотное большинство в меньшей степени ограничено физической свободой. Но есть другие узы, принуждающие двигаться  в тесной душной толпе таких же людей. Кто отмеряет эту дистанцию этажами на вертикале власти и наградами на груди, кто женщинами и мужчинами, кто-декалитрами и даже дозами. Лишь общий ритм смены времен года укачивает немотное большинство, продвигая его к логическому завершению индивидуального цикла.

 Удивительно, но уже минувшие два цикла объединяют тривиальный смысл жизни нашего немотного большинства. Циклы исчезающие для современных немотных, оставшиеся в памяти более старших. Есть у Антона Павловича Чехова маленький рассказик. По сравнению с ним иные творения нашего сайта выглядят айсбергами. Название рассказа происходит от игры слов. Сочетание, не слишком понятное нашему современнику.

 В конце девятнадцатого века из-под пера гениального писателя выходит "Анна на шее". Так зовут восемнадцатилетнюю героиню рассказа, вышедшую замуж за пожилого чиновника средней руки. "Суконные мундиры" меряют свое благополучие, свое положение на вертикале власти, вот такими молоденькими "аннами", да наградами, одна из которых носит имя дочери первого российского императора.

 До Антона Павловича наши литераторы почтили вниманием сии награды. У Некрасова в "Секрете" соответствие ранжира и личности:

                "Я сделался важной персоною,
                Пожертвовав тысячу в год:
                Имею и Анну с короною,
                И звание друга сирот."

 Не правда ли, знакомо? Покупные регалии, покупная благотворительность, жены.

 Наиболее гротескно это внешнее благополучие у Пруткова в басне "Чиновник и курица". Сей уважаемый немотным большинством субъект бежит по улице и...

                "...колыхалася на шее у него,
                Как маятник, с короной Анна".

 Чехов же сумел довести эту деградацию соотношения изначальной весомости госнаграды и личности чинуши до логического завершения. Модест Алексеевич со своими Аннами на шее и петлице-это ли не пример для подражания нынешним? Или они хотят при всей пошлости кабинетных отношений и честь соблюсти, и капиталец приобрести. Не получится. Рано или поздно вся эта показная нынешняя весомость всплывет на обозрение немотному большинству и будет бултыхаться в проруби.

 Рассказ Чехова, в отличии от подобных знаменитых, уже преодолел два цикла. Появившись на сломе исторических эпох, через шестьдесят лет он воплотился на экране. Выбор на роль героини был гениален-Ларионова. Неуловимо напоминающая Извицкую, эта артистка сумела отразить и беззаботность молодости, и тяжесть наград бытия. В конце весь каламбур с "аннами на шее" становится физически невыносимым:

 "...Аня на паре с пристяжной на отлёте и с Артыновым на козлах вместо кучера, Пётр Леонтьич снимал цилиндр и собирался что-то крикнуть, а Петя и Андрюша брали его под руки и говорили умоляюще:
               — Не надо, папочка… Будет, папочка…"

 Не знаю, позволяют ли заключенным мурманского СИЗО читать Чехова, но есть среди них тоже Анны. Они похожи своей молодостью на героиню рассказа Антона Павловича. Но невыносимую легкость бытия эти Анны поменяли зачем-то на иное, так непонятное нашему немотному большинству. Одна, поданная Дании-Анна Миро Йенсен (Anne Mie Roer Jensen). Совсем девчонка. Во взгляде за решеткой непонимание происходящего. Да, похоже принцу Датскому и не снились такие переживания. Здесь не до простенькой фразы "Быть или не быть". Здесь раздел более глобальный. И она посередине мира, отделенная от него решеткой. Принцесса зеленого мира от Датского королевства. И...предполагаемая преступница для немотного большой страны. Сначала, вроде, пиратка, даже ушкуйница, теперь вот злостная хулиганка.

 Вторая Анна попала на "Арктик Санрайз" из Бразилии. Эколог  Масиель Анна Паула Альминхана (Ana Paula Alminhana Maciel) всю свою сознательную жизнь занимается защитой природы. Теперь она вынуждена изучать особенности российской юриспруденции и планировку тюремной камеры. И если наше правосудие решит, то бразильский эколог пойдет по "хулиганке". Как парадоксально совмещает наше немотное большинство деяние этих людей и погром овощной базы в Бирюлево, когда свинтили тьму, а шьют трем.

 Чтобы понять истину, достаточно сравнить лица людей. Несущая Мир, глядя на фотографии "зеленых" активистов, сказала: "Только слепой может не видеть". Да, нашему большинству не только немотность, но и слепота присуща. Не физическая, обделенные зрением тоньше воспринимают сущность. Слепота духовная, так мастерски отраженная Чеховым. Когда смотрят, не видя и слышат, не слушая. А потом встают в едином порыве и долго аплодируют сходящему с трибуны. Или своим бездействием сопутствуют неправому делу.

 Глядя на фото Анны Паулы вдруг уловил сходство с той, которую боготворили миллионы. Странно, но она тоже носит это имя. Анни-Фрида Лингстад, первой буквой своего имени отмечающая название знаменитой шведской группы. История, отраженная в своем музыкальном течении, соединила общими чертами разные направления. Мало, кто из шоу-бизнеса, особенно сегодняшнего, обеспокоен сохранением природы. А уж в Арктике и подавно. Хотя и могла, в силу своего нордического происхождения, Анни-Фрида переживать за бескрайние ледяные просторы, а вышло, что бразильянка Анна больше занимается этим. Видно, каждому свое.

 Ну а нашему немотному большинству? Неужели удобно воспринимать несвободу замечательных женщин, чей видимый нами грех в реальности оказывается естественным желанием женщины, желанием матери сохранить среду, в которой будут расти её дети? И Анна на шее изначально не очередная цацка современному Модесту Алексеевичу. И даже не память о старшей дочери  первого императора России. Это имя женщины, давшей жизнь матери Христа. Не знаю, дожила ли бабушка до восхождения своего внука в самой вершине бытия-на крест, но на то и святые, чтобы иначе мерить свою бренную жизнь. И странно на этом фоне смотрятся деяния иных, нагруженных наградами, деятелей, вроде бы и сопричастных к духовности. И как антитезой, светлой изнутри, эти заключенные мурманского СИЗО. Две Ани, их друзья. Да и не только они.

 Кому-то из читающих эти строки искренне хочется, чтобы эти Ани были на рее. Как там у яркого трибуна Проханова, жгущего глаголом сердца? "Я бы этих сук взорвал на месте...Их надо взрывать и топить!" Вот такие, они нынешние Антоны Павловичи, прости Господи. Злость, обусловленная примитивными рефлексами набить себе и без того объемное брюхо, да выслужиться перед власть имущим.

 А нам, немотным в своем темном большинстве. Ведь этот груз останется на нашей шее. У кого-то новым орденом очередной степени в петлице костюма от Бриони или на худой конец-от Юдашкина. Остальным крестиком на груди, на прообразе которого был распят внук святой Анны. Не тяжело?