По фэндому В. Шекспира «Венецианский купец».
Суд. Шейлок уже задал свой дурацки риторический вопрос, не хотели бы добрые венецианцы, призывающие его к милосердию, сами подать пример: освободить своих рабов. Но те, «почему-то», промолчали. Порция, переодетая доктором Бальтазаром, уже предупредила о недопустимости при изъятии плоти проливания крови и повреждения костей.
Шейлок (с притворно — разочарованным видом): «Ну что ж, убить Антонио КОШЕРНО сам я не смогу. Но, вот, шойхеты наши способны делать чудеса!»
Нерисса переодетая писцом: «Не пожелаешь этого врагу! Такой удел не краше».
Порция: «Святые небеса! Такой удел…. А сможет твой шохет не повредить христианской кожи?»
Шейлок: «Что же, я знаю мастера скорняжных дел. — Нерисса складывает ладони перед ртом, готовая вот-вот расплакаться. Порция хватается за голову. — Готов я оплатить его работу. Пусть на шаббат, или, по-вашему, в субботу».
Все присутствующие нервно переглядываются и о чём-то ропщут. Но тут на сцену вбегают Тубал и Джессика. У обоих в руках пергаменты со сводом законов города Венеции. Тубал переводит дыхание, Джессика что-то шепчет Шейлоку на ухо. Шейлок, сначала раздражённо, потом взволнованно переспрашивает и оглядывается. Джессика начинает жестикулировать: изображает удушение, Звезду Давида, Колесо Смерти….
Дож: «Я требую уважения к суду! Что делает тут женщина? — Нерисса с Порцией вздрагивают, но совладают с собой. — И что это за шёпот? Причём здесь символ Солнца Коловрат?»
Шейлок: «Будь каждый разделен на шесть частиц И каждая частица будь дукатом, — Я их не взял бы. Только неустойку!»...
Нерисса (сквозь слёзы): «Ты уже это говорил!»
Шейлок: «Но неустойку эту я забирать не собираюсь. Она моя — сиим доволен я. А прежний владелец пусть мне аренду платит — по одному дукату в год».
Последнее действие. Сад.
Джессика к Лоренцо: «Сдержать порывы любопытства уж несть силы! Всё состояние готова б я поставить тут на кон. Как думаешь ты, милый — быть может вправду Ланчелоту снился вещий сон? И всё, чем я пугала папу реально может нагрянуть…».
Лоренцо: «Милая, забудь. У Клео* слишком строгий нрав и стать. А шут, хоть здесь он оказался прав, — оба смеются, — чего с юродивого взять?»
К О Н Е Ц
*Клео. Муза истории.