Пенстейшн

Сын велел в аэропорту сразу садиться на поезд и ехать до Пенстейшен. Только смотри, говорит, там две Пенстейшен, ты не выйди на не той, они на одной и той же линии. Объявят Пенстейшен, а ты сиди, ни за что не выходи, там такой район... Запомни, говорит, я тебя знаю, «на первой не выходить, на второй выходить». Сижу, твержу: «На первой не выходить, на второй выходить; на первой не выходить, на второй выходить». Еду, шевелю губами. Вот она, не та. Не пойду, «на первой не выходить, на второй выходить; на первой не выходить, на второй выходить». Считаю станции. Вышла на той. Тащусь, волочусь, сумка едет, но плохо. Сын – мальчишка, про лестницы ничего не сказал. Лестница вниз: тыр, тыр, тыр. Вагон, еду. «Извините, я туда еду?» Нет, не туда. Не в ту сторону села. Всего и есть две только стороны, но я не в ту. Лестница вверх: тыр, тыр, тыр, лестница вниз: бум, бум, бум. Все, поднять не могу. Руки не слушаются. Стою, пропадаю у всех на виду. Народ течет, все знают куда. Я тоже теперь знаю, но поздно. Молодой негр в полосатом: «Вам помочь?» «Ой, спасибо, спасибо!» Поднял, одной рукой донес, прыг, прыг, прыг, поставил, исчез. Бум, бум, бум, надо на другую сторону улицы, переход, красный свет, зеленый свет. Лестница вниз. Стою. Если только вниз столкнуть? Авось долетит... Нет, так ведь скатится, упадет на кого-нибудь, убить может, дна-то лестнице не видно... Стою. Папа с сыном, оба в очках. Папа подхватывает сумку, хоп, хоп, хоп вниз, проталкивает меня в магнитную дверь, мы почему-то не платим, но нас много и все так проходят в эту дверь. Ставит сумку на платформу. «Ой, спасибо, спасибо!» «Не за что». Сын с восторгом смотрит на папу. Папа смотрит на меня поверх очков: «Я с вами проеду несколько остановок, вам через три после меня». «Спасибо, спасибо» «Не за что». Едем. Папа читает толстую библиотечную книгу. Мальчику лет десять, такой серьезный, тоже носом в книжке. У них одинаковые безупречные головы в мелких, аккуратно подстриженных кудряшках. Я смертельно боюсь с ними расставаться. «Теперь просто», ободряет меня интеллигентный папа. Я не верю, мои способности к рациональному мышлению остались в аэропорту. Кажется, у меня слезы в глазах. Мальчик смотрит на меня с недоумением. Он дома. Считаю остановки, лезу посмотреть схему метро, тяну шею, встаю на цыпочки, вожу пальцем в воздухе, щурю глаза, морщу лоб, мешаю всему вагону. На меня не обращают внимания, в метро всегда полно полоумных. Юная богиня с африканскими косичками и веселыми бусинками в них, шепчет мне прямо в ухо: «Да вы успокойтесь, я там тоже выхожу». Я благодарю, горячо, искренне и страстно. Ей смешно. Из ее сумки торчит учебник органической химии. «А мы выйдем?» Ей опять смешно: «Тут все выходят». Правда. Поток студентов выкатывается на платформу. Волоку сумку. Опять лестница, верха не видно. Последняя. Стою. Подскакивает маленький, сухонький старичок с завитыми пейсами, и храбро хватается за ручку сумки. Я не верю своим глазам, не даю, тяну обратно. Куда ему! Он сердито трясет широкополой черной шляпой и двумя руками рвет сумку на себя. Я заискивающе предлагаю компромисс: тащить вдвоем, с двух концов. Обиделся, покраснел весь, засверкал глазами. Сумку не выпускает. Вспоминаю отчима, который страшно расстроился, когда пьяный десантник (в первый раз в жизни!) отказался с ним подраться, из снисхождения к возрасту. Отпускаю сумку. Инстинктивно закрываю глаза. Все, сейчас оба скатятся на платформу, сумка сверху, старичок снизу. Его самого в эту сумку свободно уложить можно. Открываю глаза: тащит, тащит! Двумя руками, задом наперед, нащупывая ногой, не глядя, следующую ступеньку. Сначала сам, потом сумка, сначала сам, потом сумка. На подлетевшего помочь парня посмотрел так... Дотащил. Стоит, весь в поту, бледный, гордый. «Спасибо, спасибо» «Что вы, что вы». Уходит нетвердой походкой, шатаясь, но с высоко поднятой головой. Вливается в бродвейский поток. Стою, озираюсь. Ярко светит солнце. Приехала. Колумбийский университет. Нью-Йорк.