Нет, у меня проблем не было. Никаких. Ничего такого. Ну, били. Но, во-первых, всех бьют. Во-вторых, надо же иметь причину. В-третьих, причины этой я не знал и оттого защищался слабо. А так, нет, мне никто ничего не говорил. У меня была нормальная советская семья, полная. У нас ведь есть полные и неполные, то есть официально счастливые и официально несчастные. Моя была счастливая. У нас все было как у людей: двое детей, 5 лет разница, измученная хозяйством, работой и грубым мужем мама, мрачный, всегда всем недовольный отец, ну и черепаха.
Была у нас, однако, одна особенность. С анализами. Они были, но не те. Больше мне никто ничего не объяснял. Причем они были не те с самого начала, хотя я лично их никуда не сдавал. Этими анализами объяснялись многие несправедливости моей жизни, например то, что в то время как другие дети могли бегать во дворе, я, из-за этих самых анализов, должен был зубрить французское условное наклонение, играть на скрипке и учиться в физико-математической школе. На все мои просьбы о помиловании мне неизменно повторяли: «учи, у тебя и так анализы плохие». Однажды, в детской поликлинике, я услышал, как доктор сказал маленькому мальчику, что его анализы прямо не узнать, и мама мальчика расцеловала и доктора и мальчика. Судя по всему с моими анализами такой поворот событий не допускался. Мало того, их можно было даже ухудшить. Моя бабушка так мне и говорила: «Не усугубляй свою ситуацию», а мать отца упрекала маму за то, что та испортила ее сыну своими анализами анкету. Еще эта моя бабушка уверяла, что мама должна быть счастлива, что ее взяли «несмотря ни на что». Мама старалась, но получалось неубедительно. Когда же я интересовался у мамы тайной наших с ней плохих анализов, мама только гладила меня по голове и трагически шептала «бедный ребенок.» Когда я взялся в классе этак шестом за медицинский справочник, то обнаружил, что единственным диагнозом хоть как-то подходящим к моим анализам был диабет: мне вечно отказывали в сладком. Прочитав о страшных последствиях этой болезни, ранней смертности, гангрене и дурном запахе изо рта, я пришел в ужас и мамины слова «бедный ребенок» обрели новый, чудовищный смысл. Стало очевидно, что когда взрослые мне без устали повторяли «Учись, а то тебя никуда не возьмут, «имелось в виду мое состояние здоровья. Моя тройка по физкультуре только подтверждала мое прозрение. Когда я много позже узнал истинную причину, то, в сравнении с надвигающимся диабетическим кризом, она не произвела на меня сильного впечатления. Евреем все- таки можно жить, особенно если хорошо учиться!