ОПЧ16-18

Герман Дейс
ГЛАВА  16


Очнулась Катя почти сразу после того, как потеряла сознание. Надо сказать, голова у неё была крепкая, и надолго вырубить бывшего следователя российской уголовки стоило больших усилий. А просто так, головой о булыжник… Короче говоря, Катя очнулась тогда, когда неведомая фигура уже покидала кубовую хижину. Катя попыталась встать и кинуться в погоню, но ни черта у неё не вышло. То есть, встать она встала, но кидаться уже было не за кем: фигура исчезла во мраке, что называется, тропической ночи так же бесследно, как бесследно исчезают вклады доверчивых граждан в бездонных карманах владельцев сомнительных кредитных учреждений.
- Кто же это был? – растерянно спросила себя Катя и направилась к жилой хижине. Будучи профессионально последовательной, она не хотела конкретизироваться на одной только Джине. По пути Катя глянула на светящийся циферблат своих часов и удостоверилась, что нападение таинственной фигуры, потеря сознания бывшего следователя, его восстановление и побег «сомнительной» личности прошло буквально за четыре минуты. То есть, имело смысл подозревать Джину, поскольку только желание инсценировать попытку убийства с попутным «ограблением» кубовой хижины могло воплотиться в столь краткосрочное её посещение. Или же имело место…
- Что там произошло? – спросил Катю Ганс, когда она подошла к входу в жилую хижину. Он вышел на свет и подозрительно вглядывался в женщину.
- Там? – переспросила Катя. – Вы тоже что-то слышали?
- Мне показалось, что в кубовой хижине кто-то был, - неуверенно возразил Ганс.
- Мне тоже, - отрезала Катя. – Можете идти будить Мортимера. Заодно скажите Лили, чтобы разбудила Марту.
- А вы что собираетесь делать? – осведомился Ганс.
- Я ещё погуляю, а потом лягу спать, - сказала Катя.
- Не забудьте разбудить меня в четыре часа утра, когда мы будем подавать сигнал бедствия.
- Не забуду, - пообещала Катя.
В это время снова раздалось завывание Джины. Оно доносилось примерно оттуда, куда удрала фигура, напавшая на Катю. Впрочем, куда точно она удрала, оставалось только догадываться, но легче всего было подозревать именно бедную спятившую женщину.
- Чёрт бы её побрал, - проворчал немец и полез в хижину.
«Скорее бы утро», - подумала Катя.


Мортимер заступил на дежурство ровно в 1.45.. Он не стал по своему обыкновению ворчать, но рассовал нож с лопаткой подмышки, сунул непременную сигару в рот и замер возле входа в кубовую хижину, куда нет-нет да и пытались прошмыгнуть вонючие вороватые зверьки. Мортимер уже знал о невидимом недалёком присутствии спятившей Джины, но не выразил по этому поводу никаких эмоций. Не выспавшийся и хмурый, он решил чётко следовать инструкциям, данным русской милиционершей накануне. А Катя восстановила освещение, заглянула в жилую хижину, удостоверилась, что Лили разбудила Марту и, миновав безмолвного насупившегося Мортимера, пошла в сторону ручья. На этот раз она запаслась одним из фонарей, которые имелись в аварийном комплекте разбившегося чартера.
- Что бы ни случилось, не покидайте поста, - на ходу сказала молодая женщина и снова расслышала сквозь хор ночных звуков завораживающее пение далёких северо-восточных скал. Она вспомнила «тёмную» личность из кубовой хижины и теперь ей стало казаться, что личность побежала именно в направлении северо-востока, а не юго-запада, откуда доносилось завывание Джины. Бедная женщина перестала выкрикивать имя убитого мужа, и то хохотала, то рыдала, то просто что-то выкрикивала. Катя, как ни прислушивалась, не смогла разобрать ни одного членораздельного слова, способного пролить хоть толику света на поведение сумасшедшей.
- Бедняжка, - пробормотала Катя и вспомнила, как супруги Мантолини вели себя накануне умопомешательства Джины. Лишь взгляд Джины, когда она рассматривала трупы капитана Джона и мистера Чарльза, выдавал тогда не совсем здоровое состояние её ума и духа. А Лоренцо вёл себя настолько жизнерадостно, что даже рассказал историю про знакомого, которому мафиози отрезали ухо.
- Вот тебе и ухо, - произнесла Катя, и вдруг её насторожило оживление ночной возни где-то на той стороне ручья. Молодая женщина навострила уши и поняла, что звук идёт слева и сзади. Она развернулась и почти бегом направилась туда, где, невидимые в густой тьме тропической ночи, грызлись и повизгивали зверьки. Сквозь грызню и визг Катя отчётливо расслышала характерное позвякивание.
- Не может быть! – изумлённо прошептала она и осторожно вошла в ручей, устремляющийся с северо-восточной возвышенности к юго-западному побережью. Она повернула туда же, на юго-запад, и пошла вниз по ручью. Туда, где находилась Джина. Бедная женщина продолжала вопить и, судя по всему, она стояла на месте.
«Я ни хрена не понимаю», - подумала Катя, сделала несколько шагов наискосок по неглубокому песчаному руслу и вышла на противоположный берег. Ручей в этом месте был скор в своём течении, но достаточно тих из-за отсутствия на своём пути препятствий в виде камней или целых каскадов. Поэтому он не создавал дополнительного шума, а Катя, поднявшись на невысокий противоположный берег, уже почти «вплотную» услышала и возню невидимых зверьков, и характерное человеческое чавканье. Бывший следователь приготовила пистолет к стрельбе и включила фонарь, направляя его на то место, откуда слышалось чавканье.
- Ни хрена себе! – с изумлением воскликнула она. За небольшой каменной кучей она отчётливо разглядела согнувшегося пополам человека самой живописной наружности. Да что там живописной! Человек выглядел столь необычно, что живописать его с помощью обычных средств изображения было почти невозможно. Его облик скорее напоминал образы полуфантастических существ, описанных Артуром Конан Дойлом в его «Затерянном мире». И сейчас это существо, сопя и чавкая, пожирало вторую банку консервированных абрикосов, первую порожнюю выбросив на расправу голодным зверькам. Те копошились в метре от существа, по другую сторону каменной кучи. Они толкали и ворочали банку своими остренькими мордочками, а существо орудовало ножом, зажатым в правой руке, а новую банку прижимало к телу сгибом левой. Дело в том, что иначе  о н о  банку держать не могло, потому что кисть левой руки у него полностью отсутствовала. Одежда на существе также отсутствовала. Видимая его часть, во всяком случае, не была ничем прикрыта. Только вокруг пояса имелась какая-то верёвка с неким подобием ножен. Волосы, вьющиеся и донельзя спутанные, могли сойти за женские, но существо женщиной не являлось, поскольку имело все характерные мужские половые признаки.
«Ни хрена себе!» - молнией пронеслось в голове Кати эхом её давешнего восклицания. Она стояла всего в четырёх метрах от пожирателя консервов, и ей хватило ровно две секунды после момента включения фонаря, чтобы разглядеть и необычное существо с горящим диким взглядом на обезображенном лице, и неизвестных зверьков, страстно «пинающих» порожнюю банку. Кстати, пожирателю авиационных консервов тоже хватило двух секунд, чтобы отреагировать на появление женщины с фонарём и пистолетом в руках. Что его больше напугало, пистолет или фонарь, оставалось только догадываться, потому что ни о чём его Катя спросить не успела. А существо издало звериный рык, выронило пустую банку и, угрожающе поводя перед собой обоюдоострым ножом с необычайно длинным и узким лезвием, стало пятиться в сторону «опушки» юго-западных джунглей.
- Стоять! – властно приказала Катя и угрожающе прицелилась в неизвестного. Одновременно она безбоязненно шагнула на сближение с существом. Но неизвестный не стал дожидаться, когда его попытаются разоружить. Он сиганул через каменную осыпь вдоль берега ручья в воду и, сильно хромая, побежал по руслу к спасительным джунглям. Несмотря на свою хромоту, он бежал довольно быстро.
Катя побежала вдоль берега, одновременно стараясь держать в луче света убегающего и прицелиться в его здоровую ногу. Но беглец резко свернул вправо, выскочил на противоположный от Кати берег ручья и исчез в непроглядной тьме.
- Чтоб тебя! – воскликнула молодая женщина и тоже спрыгнула с берега в ручей. В это время Джина перестала кричать. А Катя поднялась на другой берег ручья следом за беглецом, и, предельно напрягая все органы чувств и поводя фонарём из стороны в сторону, продолжила стремительный бег уже по плато, ориентировочно выбирая направление в ту сторону, куда возможно скрылось существо.
- Где же он? – растерянно спросила себя Катя и, наконец, выхватила лучом фонаря хромающего беглеца. Одновременно она увидела Джину. Бедная женщина стояла на пути существа.
- Джина, уйди! – крикнула Катя, но было уже поздно. Беглец сделал неуловимо быстрое круговое движение ножом, и несчастная женщина стала падать на бок. – Не-эт! – простонала Катя и ускорила ход. Она не стала останавливаться рядом с упавшей женщиной, но ввинтилась в тропические заросли почти следом за неизвестным убийцей. А тот продолжал бежать, не смотря на свою ужасную хромоту, так быстро, как не бегают некоторые здоровые люди. Катя двигалась за ним на расстояние слышимости, потому что в джунглях фонарь был бесполезен. Тем не менее, молодая женщина не выключала его и высвечивала шевелящиеся за убегающим существом ветки кустарников первого яруса тропического леса и лианы, свисающие с древовидных папоротников второго. Очевидно, убегающий чувствовал себя в джунглях вполне привычно, поэтому его движение продолжало оставаться стремительным. Однако спустя пять минут погони Кате вдруг показалось, что шум движения прекратился, и она на всякий случая сделала предупредительный выстрел в сторону беглеца, но значительно выше его головы. Она не ошиблась в своём решении: впереди послышался уже знакомый звериный рык, и вновь затрещали кусты и папоротники под ногами существа, возобновившего свой бег.
«Это он хотел меня подкараулить в кустах и завалить, зараза!» - мимолётно подумала Катя и продолжила погоню.


Человек, убегавший от Кати Малеевой с ножом в руках, помнил звук выстрела. Он помнил также вид искусственного света. И если вид фонаря напугал его сильно, то звук выстрела напугал ещё больше. Поэтому он оставил свою засаду и бросился бежать снова. Устроить же засаду беглеца вынудила его хромота. В общем-то, он не был особенно кровожадным или профессиональным убийцей, но жизнь на необитаемом острове в течение последних одиннадцати лет сделали его практически зверем. Он даже инстинкты приобрёл звериные. И когда почувствовал, что преследователь его вот-вот настигнет, решил сам напасть на преследователя. Но это ужасный звук выстрела!
Когда человеку, убегающему от Кати Малеевой, исполнилось пятнадцать лет, у него обнаружили проказу и привезли на остров «Поющих черепах» в лепрозорий. Жили прокажённые довольно сносно, они сами трудились на небольшой ферме, у них были свои санитары, свой доктор и даже свой священник. Раз в месяц на остров приходил катер и оставлял кое-какие продукты и вещи. Здесь же больные хоронили умерших и продолжали жить, кто в незамысловатых трудах, а кто, кому уже становилось невмоготу исполнять нехитрую работу, в больничных койках и креслах. Впрочем, до самой своей смерти они ощущали себя полноправными членами колонии, поскольку никто из продолжающих трудиться не оставлял их своей заботой.
Но двенадцать лет назад идиллия резко прекратилась. На остров прибыла небольшая делегация во главе с премьер-министром небольшого островного государства. В её состав входили какие-то важные господа, главный санитарный врач государства, несколько священнослужителей и внешний попечитель лепрозория. Обособленно присутствовали трое людей, говоривших на непонятном для обитателей лепрозория языке. Вид у них был недружелюбный, и они как-то оригинально при разговоре между собой жестикулировали одними только пальцами. Визит оказался недолгим. Санитарный врач сказал колонистам, что остров продаётся трём чужестранцам, и что они теперь будут заботиться о прокажённых. Затем с напутственным словом выступил внешний попечитель, священнослужители тоже сказали слово божье, делегация покинула остров, один из чужестранцев прилюдно помочился на грядку с бататом, и все они скоро отбыли туда, откуда недавно прибыли. И с того момента о прокажённых словно забыли. Какое-то время они поддерживали жизнь за счёт огородничества, собирательства и даже охоты. Но спустя месяц странного посещения на огороды напала какая-то зараза, и весь урожай пропал. Внутренний управляющий попытался дозвониться на «большую землю», но вдруг выяснилось, что единственное средство связи испорчено. И начался голод. Человеку, сейчас убегающему от Кати Малеевой, тогда исполнилось двадцать лет. Это был сильный выносливый мужчина со слегка «подпорченной» от болезни правой ногой и левой рукой. Лицо, правда, ему к тому времени проказа успела изуродовать изрядно. Но, как говорится, с его лица воду пить никто не собирался. А вот почти здоровые руки-ноги ему пригодились. Тогдашний их духовный и общественный руководитель как сумел, организовал более или менее здоровых колонистов, и они стали добывать пищу там, где раньше её не добывали. То есть, стали интенсивно охотиться. И хоть у них не имелось огнестрельного оружия, прокажённые довольно быстро научились собирать яйца гнездящихся на побережье птиц, ловить змей и ставить самодельные капканы на «съедобных» зверей. А заодно продолжили заниматься собирательством. Короче говоря, оставшись без поддержки извне, прокажённые могли бы выживать и впредь, но отсутствие медикаментов, замедляющих развитие болезни, сказалось незамедлительно. И колония стала вымирать. Тем не менее, спустя год в деревянных строениях, доставшимся колонистам ещё от государственных санитарных служб и попечительского совета, продолжало жить чуть более пятидесяти человек. Такой расклад не вполне понравился новым хозяевам, которые прилетели «проведать» своих подопечных однажды погожим тропическим утром. Их гидроплан сел в северо-восточной бухте, из него высадилось полдюжины молодцев с винтовками и ружьями, молодцы спустились на плато, где располагалось жильё колонистов, и открыли на них самую настоящую охоту. Вначале, правда, началась обычная бойня, но вскоре прокажённые поняли, что почём, и стали спасаться, как могли. Вот тогда началась охота. Она длилась целую вечность (так тогда показалось нынешнему беглецу), хотя молодцы с ружьями управились менее чем за двое суток. Они посчитали тела убитых ими прокажённых, сверились по спискам, которые старательно вёл старшина общины, не досчитались одного, какое-то время его поискали, но затем бросили это малоперспективное занятие и занялись первичной уборкой острова. Они прибрались в деревянных строениях, где раньше жили прокажённые, а тела убитых сложили в одну кучу возле кладбища, сверху навалили на неё дров, всё это облили бензином и подожгли. А так как остров «Поющих черепах» не находился в зоне даже близкой видимости с островами «Пилигрим», «Мантилья» или «Долорес», то дым зловещего костра никто не увидел. Молодцы сделали своё дело, погрузились в гидроплан и улетели. А человек, теперь убегающий от Кати Малеевой, остался на острове один. Он больше двух суток просидел в северо-западных скалах, забившись в щель между камнями и водой. Он слышал, как улетел гидроплан, но покинул своё убежище только тогда, когда стал терять сознание от жажды. Он вышел и начался новый этап его жизни. Спустя год новые хозяева прилетали снова. Сначала они привезли рабочих и те сделали так, чтобы на острове не осталось даже следов ужасной трагедии. Рабочие выкопали общую могилу, сложили туда кости сожжённых колонистов, а на могиле поставили большой крест с табличкой, на которой значились фамилии прокажённых, якобы умерших от болезни. Затем хозяева привезли на остров каких-то чиновников, они составили акт, побыли на острове с утра до полудня и улетели на собственном гидроплане. И за дело снова взялись рабочие. Они сожгли бараки для прокажённых и сровняли с землёй кладбище. Какое-то время рабочие «облагораживали» место бывшего обитания колонистов и вскоре оно выглядело так, словно являлось девственным с момента сотворения мира. Затем рабочие отплыли на ведомственном катере туда, где их завербовали. Несколькими часами позже улетели на своём гидроплане хозяева с охраной. А человек снова остался один. К тому времени он почти привык жить в одиночку и питаться тем, что найдёт или поймает. Он оброс, правая нога и левая рука продолжали гнить, но смерть всё не приходила. А вскоре болезнь, казалось, оставила его. Это случилось спустя то ли год, то ли полтора после последнего посещения острова людьми. Но человек остался без кисти левой руки и большого пальца на правой ноге. Однако он быстро приспособился к своему увечью и продолжал жить. Он вскоре забыл своё имя и человеческую речь. Весь смысл его существования теперь составляло пропитание и его добыча. А спустя ещё три года он обнаружил вот этот нож. Однажды, когда человек охотился с помощью деревянной рогатины и камня за одной из уцелевших змей, а она пыталась улизнуть в очередную расселину в северо-восточной скалистой стороне острова, он сорвался с отвесной скалы и упал в океан. Под водой бывший пациент лепрозория увидел аппетитного омара и, тотчас забыв о змее, поднял со дна морской деликатес. Всплывая на поверхность и сжимая в руках драгоценный груз, он не справился с волной, и она толкнула его в один из подводных ходов. Ему повезло, потому что этот ход соединялся с пещерой, где и всплыл прокаженный. В пещере плескалась океанская вода, а на берегу своеобразного подземного озера лежал какой-то блестящий предмет. Его человек смог разглядеть благодаря свету, который проникал сквозь щели и трещины, вымытые во время штормов. Когда человек вылез из воды, он и нашёл этот нож, удивительно острый, с лезвием из какого-то странного «разноцветного» металла , и с ручкой, инкрустированной какими-то камнями. Нож показался человеку не только красивым, но и очень полезным. Он съел омара и вылез из пещеры сытый и с новым оружием.
Потом были однообразные дни, годы, человек окончательно превратился в зверя и ему постоянно, как зверю, хотелось есть. Он научился сутками сидеть в засаде, чтобы поймать уцелевшего «съедобного» зверька. Он научился ловить рыбу, потому что питаться одними моллюсками, найденными в песке пляжа во время отлива, становилось недостаточным для поддержания сил. Он приобрёл такую остроту обоняния, какая под стать разве что настоящим хищникам. Поэтому, когда на остров упал самолёт, когда потерпевшие крушение стали переносить из самолёта вещи и продукты на плато, человек нюхом учуял еду. Если бы не приобретённая за годы одичалой жизни осторожность и память о молодцах-убийцах, он попробовал бы наброситься на еду в тот же момент, когда её впервые увидел. Это случилось вечером, потому что днём человек охотился на осьминога в северо-восточной бухте. Там он услышал, как упал самолёт. Человек оставил осьминога в покое и поспешил на плато, туда, где раньше стояли деревянные бараки для прокажённых и где теперь построили своё жильё эти пришельцы. Он спрятался в одной из тростниковых зарослей на берегу ручья и стал дожидаться ночи. Запахи приготавливаемой пришельцами еды чуть не свели его с ума, но он сдержался и решил проведать лагерь потерпевших авиакатастрофу только ночью…





ГЛАВА  17


До юго-западного побережья Катя бежала минут двадцать. Она выскочила на песок пляжа почти следом за убегающим человеком, который недавно убил Джину Мантолини. То, что Джина убита, а не ранена, Катя знала наверняка. И поэтому она была зла, дальше некуда. В таком состоянии ей очень хотелось завалить убегающего бес суда, следствия и адвокатов. Но ещё ей хотелось – прежде, чем завалить, - поговорить с неизвестным убийцей по душам. Ну, типа узнать: на хрена он завалил Лоренцо и Мэри Хо туристической лопаткой, а если всё-таки это не его рук дело, то чьих?
В общем, последний вопрос насчёт чьих рук, задавался наудачу, но кто его знает?
В том, что убегающий инвалид зарезал Джона, Чарльза, Рики и Майки, Катя почти не сомневалась. Если бы, конечно, Катя знала, что беглец давно утратил дар человеческой речи, и для его восстановления могло понадобиться время и присутствие специалистов-логопедов, она не стала бы особенно преследовать этого шустрого инвалида, а попыталась бы застрелить его сразу, как только для этого представилась бы удобная возможность. А она представилась на пляже. Катя, выскочив из зарослей на песок, почти сразу поймала в луч мощного фонаря уродливую фигуру. Но что-то помешало нажать на спуск, и молодая женщина продолжила погоню. А беглец сразу повернул вправо и побежал к северным скалам.
«Это хорошо, что сюда, - мельком подумала Катя, - потому что здесь я уже была…»
Но хорошо оказалось совсем нехорошо. Дело в том, что беглец выказал такое умение скакать по камням, что куда там горным козлам. Но Катя, будучи женщиной упрямой и тренированной одновременно, не теряла преследуемого из виду. Гоняясь за шустрым инвалидом, она первое время пыталась докричаться до его сознания, приказывая остановиться и сдаться, но беглец на призывы никак не реагировал.
«Вот зараза! – думала Катя, азартно переводя дух (ничто охотничье бывшей милиционерше не было чуждо). – Это какой-то альпийский кенгуру. А как он быстро спёр жратву из кубовой хижины! Вот, гад, хоть бы секунду постоял на месте, чтобы я могла его не смертельно подстрелить…»
Но беглец продолжал выказывать отменную прыть, нисколько не уставал (так казалось Кате) и продолжал держать преследовательницу в неприятном напряжении. К тому же он знал эти скалы и камни так хорошо, что мог бегать по ним днём и ночью, в непогоду и даже с завязанными глазами. Но увечность не давала оторваться ему от настырной женщины. Он инстинктивно выбрал единственно верный путь и вскоре поскакал по каменистому гребню, с одной стороны которого был океан, а с другой – довольно приличное ущелье. Этот гребень начинался за обширным массивом в северных скалах, кое-где поросших кое-какой древесной растительностью. Данный массив возвышался над уровнем океана метров на пятнадцать и представлял собой вполне сносную для передвижения территорию. В джунгли с него можно было попасть по сравнительно пологому спуску, к океану – по каменным уступам. Но беглец выбрал именно гребень, который словно неровным лезвием ножа отсекал джунгли от океана и соединял северную часть острова с северо-восточным скалистым берегом. Катя, добежав до начала сомнительного пути, который выбрал беглец, остановилась. Она и так испытывала большой дискомфорт, поднявшись с пляжа на возвышенность, где только благодаря фонарю и врождённому охотничьему чутью ещё не переломала ноги. Но даже днём она не стала бы преследовать этого дикаря по столь сомнительной горной тропе.
- Стой! – без особой надежды крикнула она.
«Не стоит», - мысленно ответила Катя на собственный призыв, по мере удаления беглеца поднимая фонарь и пистолет. Она бы и рада была поболтать с преступником, но тот неминуемо уходил и от разговора, и от возмездия. Поэтому Катя тщательно прицелилась и произвела единственный выстрел. Она светила себе фонарём так, чтобы в луч попадали и её рука с пистолетом, и беглец, успевший удалиться на тридцать метров. Беглец, инстинктивно выбравший почти правильный путь (Катя не сразу приняла решение стрелять), дёрнулся, вскинул руки и повалился на правый бок.
- Попала! – выдохнула Катя и с замиранием сердца приготовилась ждать, будет ли падать беглец дальше вниз, или сумеет удержаться на гребне. Уже то, что он стал валиться вправо, в сторону ущелья, а не в сторону океана, было удачей. Впрочем, Катя изначально целилась и стреляла так, чтобы убегавший упал в нужную сторону.
- Ну, ну, - приговаривала она, светя фонарём в раненного беглеца и словно лучом пытаясь удержать его на неверной поверхности скалистого гребня. А человек с ножом в течение секунд десяти балансировал, согнувшись телом в сторону ущелья, и таки в него рухнул. Падая, он не издал ни звука. Но Катя отчётливо слышала, как бедолага всем весом своего увечного тела «пересчитал» все встреченные им на пути к дну ущелья каменные выступы со ступенями. Счёт этот сопровождался таким характерным хрустом, что в результате падения Катя могла не сомневаться.
- Наверное, ему абзац, - пробормотал она, пытаясь лучом фонаря «достать» место последнего успокоения диковинного создания в человеческом обличье, - а то! Тут метров двенадцать, не меньше…


Катя не полезла в потёмках искать тело упавшего беглеца, чтобы констатировать факт его гибели. С этим дело могло подождать и до утра. А пока…
- А пока, - пробормотала молодая женщина и посмотрела на часы – 2.25. глубокой тропической ночи, - надо потихоньку выбираться отсюда и постараться не слететь вслед за незнакомцем.
Она посветила фонарём под ноги и стала пятиться назад, на более обширную ровную площадку, откуда бывшая милиционерша, было, сунулась по сужающейся тропе на злополучный гребень. Затем Катя спустилась на пляж, выбрала направление по звёздам и вошла в джунгли. Чтобы не сбиться с пути и не заплутать в ночном «лесу», она двигалась поэтапно, определяя очередной ориентир очередного этапа движения, высвечивая фонарём то или иное причудливое растение. Её поход оказался достаточно удачным, и женщина вышла на плато через тридцать пять минут. В джунглях она наткнулась на ручей, который протекал рядом с их лагерем. Катя пошла вдоль берега, а затем, на «опушке», повернула направо. Там она и наткнулась на труп Джины. Противные вонючие зверьки уже успели поработать над лицом бедной женщины, и оно выглядело просто ужасно.
- Вот мразь! – зло прошипела Катя, схватила под руки первую попавшуюся палку и разогнала всеядных тварей. Если бы не ограниченное количество патронов, она с удовольствием подстрелила бы парочку этих тварей, но сейчас это показалось ей непозволительной роскошью. Тем более в такой ситуации, когда неизвестно, как долго тебе придётся полагаться на ствол, заряженный весьма скромным боекомплектом.
Катя сунула пистолет с фонарём за пояс джинсов, поднатужилась и потащила Джину к тому месту ручья, откуда она спугнула дикаря, пожирающего консервированные фрукты. На перетаскивание сравнительного лёгкого тела Джины ушло пятнадцать минут. Ещё пять минут Катя тащила Джину через ручей. Доставив тело по назначению, Катя минутку-другую отдохнула и принялась закидывать его камнями. Эту удобную кучу камней она приметила, когда наткнулась на неизвестного калеку. В этом месте ручей, очевидно, сильно разливался во время сезонов дождей, и камней здесь было в избытке. Равно, как удобных впадин, вымытых течением поднимающегося ручья. Теперь, когда дожди прекратились, а ручей нёс свои воды к океану по более «умеренному» руслу, впадины оказались на берегу. В одну из них Катя положила Джину. И вскоре, через двадцать минут после начала работы, временное захоронение Джины Мантолини было готово. Если бы не одно обстоятельство, Катя не стала бы тайком от других «хоронить» Джину, а, не церемонясь, обратилась бы за помощью к мужчинам. Чтобы сделать печальное дело более качественно. То есть, по нормальному закопать бедную Джину, как других убитых, а не просто заваливать камнями. Однако…
- Однако спать хочется жутко, - сказала себе молодая женщина, снова перешла ручей, по пути в нём слегка ополоснулась и направилась в лагерь. Когда она подошла к кубовой хижине, там её уже ожидали Гюстав, Ганс и Мэри Ли.
«Ах, ну да! – вспомнила Катя. – Моя смена начинается в три сорок пять, а теперь…»
Она глянула на часы и увидела, что уже без десяти четыре.
- Где вы пропадаете? – возмущённо поинтересовался Гюстав. Он в отсутствие Кати дисциплинированно сменил на посту Мортимера и весь извёлся от мысли, что ему придётся тащить двойную вахту.
- Слава Богу! – едва слышно прошептала Мэри Ли, увидев Катю.
- Через десять минут будем пускать сигнал, - напомнил Ганс.
- Всё в порядке? - спросила Катя и вошла в освещаемое пространство. Свой фонарь она выключила, когда смогла различать в темноте очертания лагеря.
- Что с вами?! – ахнула Мэри Ли.
- А что со мной? – удивилась Катя. Она оглядела себя более внимательно (последние два часа ей просто некогда было этим заниматься) и обнаружила, что рубашка в нескольких местах порвана, а руки исцарапаны.
- Вы есть такой вид, как будто сражаться с тигром, - несколько преувеличенно заявил немец.
- Нет здесь никаких тигров, - отрезала Катя. – Вы готовы к запуску ракеты?
Она решила подыграть немцу, жаждущему «огнестрельной» романтики, и спросила его так, словно речь шла, по крайней мере, о старте межгалактического звездолёта.
- Готов! – радостно ответил немец. – Но ещё время не наступить.
Он пунктуально показал на часы. До старта, то есть, оставалось семь минут.
- Где вы всё-таки были? – повторил свой вопрос Гюстав.
- Потом расскажу, - отмахнулась молодая женщина. – Идите спать. Я надеюсь, вы никого не разбудили? – строго спросила она Ганса.
- Нет, - кратко возразил он.
- Ладно, пойду, принесу ракетницу, - сказала Катя. - А вы, Мэри Ли, тоже идите в хижину. Вы должны бодрствовать там.
- Хорошо, - согласно кивнула китаянка и ушла вслед за Гюставом.


В 4.00. запустить сигнал не удалось. Не удалось его запустить и позже. Катя вынесла из инвентарной хижины ракетницу, зарядила её «патроном» и дала Гансу. Тот торжественно посмотрел на свои часы и, когда минутная стрелка достигла определённой отметки, сказал себе «фойер» и не менее торжественно нажал на спуск, целясь стволом ракетницы в небо. Но в ответ на «фойер» раздался лишь сухой щелчок спуска, и больше ничего.
- Тойфель! – ругнулся немец, взвёл курок снова и снова щёлкнул вхолостую. Затем ещё и ещё. По мере очередного холостого выстреливания его лицо приобретало плаксивое обиженное выражение.
«Это какой-то детский сад», - в который раз подумала о западных европейцах Катя. Впрочем, людям, привыкшим жить под сенью стабильно заботливого закона, под охраной предсказуемого (в лучшем смысле этого слова) государства, и не ожидающим от смены властных лиц никаких пакостей, можно раньше времени впасть в старчество, или в любое время – в детство. Потому что в любом случае это безопасно, так как предсказуемое (в лучшем смысле этого слова) государство не обижает ни стариков, ни детей.
- Можно? – спросила Катя, взяла из руки немца ракетницу, опустила ствол, вынула из него патрон, посветила себе фонарём и задумчиво глянула на капсюль. Вернее, на то место, где он должен был находиться. – Всё ясно, - пробормотала она.
- Эта ракета испортилась, надо вставлять другую, - предложил немец.
- Давайте попробуем, - согласилась Катя, но почему-то ей показалось, что и другой патрон окажется испорченным. Она принесла из инвентарной хижины коробку с патронами (всего двадцать зарядов вместе с тем, что использовал Джон), достала наудачу ещё три патрона и стала их разглядывать. Вернее, стала разглядывать капсюли. И обнаружила, что и эти патроны безнадёжно испорчены. Кто-то аккуратно выковырял капсюли, и теперь ракеты можно было использовать разве что для быстрого разжигания костров
-.Что? Что такое? Почему вы не вставлять новую ракету? – разволновался Ганс.
- Успокойтесь, - по-немецки сказала Катя. – Боюсь, что пострелять вам не удастся.
- Почему? – удивился Ганс.
- Я так думаю, - ответила Катя и стала доставать из коробки патроны.
- Почему? – переспросил упрямый немец.
- У вас хорошее зрение? – вопросом на вопрос ответила Катя.
- Да, хорошее, - возразил немец.
- Смотрите, - кратко сказала Катя и стала совать Гансу один за другим патроны без капсюлей.
- Кто-то выковырял все капсюли! – прозорливо воскликнул немец.
- Тише! – одёрнула его Катя.
- Кто это мог сделать? – подозрительно спросил Ганс.
- Понятия не имею, - сказала Катя.
- Ай-я-яй, ай-я-яй! – скорбно молвил немец.
«Вот те и ай-я-яй», - мысленно передразнила его Катя. – Ладно, идите спать, утром разберёмся.
- Да, рано утром голова работает лучше, чем поздно вечером, потому что ночной сон даёт утомившимся мозгам необходимый отдых, - выдал Ганс длинную немецкую сентенцию, что в переводе на русский выглядело более лаконично: утро вечера мудреней. Выговорившись, немец более или менее успокоился и отправился в хижину.
- Не говорите пока никому, что мы с вами обнаружили испорченные патроны, - сказала ему вдогон Катя. – И попросите Мэри Ли, чтобы вышла на минутку.
- Хорошо, - пообещал Ганс и полез под полог, прикрывающий вход во временное жильё бывших уцелевших пассажиров рейса «Гонолулу – Пуэрто-Банос».


- Что случилось? – спросила Мэри Ли, подходя к Кате.
- Кто-то испортил все сигнальные патроны, - ответила Катя и дала один патрон помощнице покойного пилота.
- Не может быть! – ахнула Мэри Ли.
- Неужели это сделал Джон? – полувопросительно молвила Катя.
- Я теперь даже не знаю, что и думать, - жалобно возразила Мэри Ли.
- Подумай вот о чём: когда Джон мог активизировать генератор высоких частот?
- Я уже думала об этом. Скорее всего, он незаметно включил блок автономного питания автопилота, а вместе с ним сработал пуск генератора.
- А теперь вспомни, говорил ли Джон по телефону перед тем, как получить сообщение на свой ноутбук? – неожиданно поинтересовалась Катя.
- Говорил! – убеждённо воскликнула Мэри Ли.
- Разумеется, для переговоров он вышел из кабины? – уточнила Катя.
- Да. А вы откуда знаете? – удивилась Мэри Ли.
- Догадалась. Ему позвонили?
- Да.
- И он вышел?
- Да.
- Как ты думаешь, если Джон вёл переговоры в «тамбуре», который находится между рубкой и салоном, мог его кто-нибудь подслушать, находясь в туалете? Или в салоне, возле входа в тамбур?
- Конечно, мог, - ответила Мэри Ли.
- Ясно, - задумчиво произнесла Катя и попыталась вспомнить, что происходило в салоне минут за десять до начала предаварийной ситуации и во время неё. Общая картина происходящего стояла у неё перед глазами, но всех подробностей она не помнила. В частности, ей почему-то стало казаться, что именно в этот период кто-то вставал и подходил к «тамбуру» и даже некоторое время стоял в «голове» салона, в то время как Мэри Хо занималась с каким-то пассажиром в хвосте. С каким – неважно, поскольку интерес сейчас представлял тот, кто стоял возле тамбура. Естественно, подслушать телефонный разговор этот кто-то мог только с такой позиции. Ведь пилот, если вёл конфиденциальный разговор по телефону, не преминул заглянуть в туалет, а затем проверить тамбур на присутствие в нём Мэри Хо. Быть услышанным пассажирами из первого ряда он не боялся, поскольку кресла первого ряда отстояли от входа в «тамбур» достаточно далеко. Впрочем, если пилот говорил по-китайски, он мог и не предпринимать столь уж «суровых» мер предосторожности. Хотя…
- Скажи, Мэри Ли, - обратилась Катя к помощнице пилота, - Джон часто говорил по-китайски?
- Нет, он редко говорил по-китайски, - ответила Мэри Ли.
- Очень интересно, - машинально пробормотала Катя. – А с земляками или родственниками?
- Как бы вам объяснить, - слегка забуксовала Катя. – Мы с Джоном происходим из той среды натурализовавшихся китайцев, которые уже не считают себя иммигрантами в чужой стране. Поэтому мы стараемся всегда говорить на языке той страны, в которой живём.
- Но это не значит, что вы все взяли, да забыли родной язык? – с лёгким раздражением спросила Катя. Она хотела спать, но возможности поспать пока не предвиделось.
- Нет, конечно, - растерялась Мэри Ли.
- Ладно, проехали, - буркнула Катя по-русски и снова перешла на английский: - Будь предельно внимательна и старайся наблюдать за всеми без исключения уцелевшими пассажирами. И не говори с ними ничего лишнего. Поняла?
- Вы кого-нибудь подозреваете? – испуганно поинтересовалась Мэри Ли.
- Всех, чёрт бы их побрал, - с досадой возразила Катя. – Вот, смотри сюда…
Она подняла с земли один из испорченных сигнальных патронов, посветила на его тыльную сторону фонарём и спросила:
- Видишь царапины на металлическом ободке вокруг того места, где должны находиться капсюли?
- Вижу…
- Лично мне кажется, что эти царапины похожи на те, что мы видели на съёмной панели автопилота.
- Верно…
- Другими словами, кто-то, но наверняка не Джон, сначала вскрыл панель автопилота тем, что у него имелось под рукой – обычным ножом, а затем этим же ножом выковырял капсюли. Причём не очень-то осторожничал, поскольку знал, что эти капсюли срабатывают только в ударном режиме. То есть, некто знал, что, ковыряя капсюли, он не рискует случайно активизировать их, наделать ненужного шума и повредить себе пальцы.
- А зачем вы сразу предположили, что это мог сделать Джон? – спросила Мэри Ли.
- Если я сказала – наверняка – это не значит, что я полностью исключаю Джона из числа возможных вредителей сигнальных патронов. Ведь это он сделал всё от себя зависящее, чтобы совершить вынужденную посадку именно на остров «Поющих черепах», а не какой-нибудь другой. Поэтому ему имело смысл испортить патроны, чтобы не подавать сигналы бедствия и тем самым максимально продлить наше несанкционированное пребывание на острове. Ведь у острова есть хозяин, и он вряд ли обрадуется, что по его владениям разгуливают незваные гости. А вот потерпевшие крушение – совсем другое дело. Впрочем, если правда то, что ты мне рассказывала об этом хозяине, то он не станет церемониться ни с незваными гостями, ни с потерпевшими авиакатастрофу.
- Но ведь Джон в первый же вечер подал сигнал бедствия? – продолжила защищать покойного командира его верная помощница.
- Джон знал, что его сигнал никто не увидит, - безапелляционно заявила Катя.
- Откуда вам это известно?
- Известно, - отрезала Катя, но, посмотрев в грустные глаза Мэри Ли, слегка смягчилась: - Впрочем, Джон не стал бы выковыривать капсюли простым ножом. Для этого он мог найти более подходящий инструмент. Он мог и просто уронить коробку в какой-нибудь ручей в то время, когда мы разгружали самолёт. И никто бы не обратил на это внимания.
- Вот именно! – обрадовалась Мэри Ли.
- Ладно, давай лучше потолкуем о событиях этой ночи. Ты крепко спала до тех пор, пока тебя не разбудила Виктори?
- Крепко, - призналась Мэри Ли.
- Что ж, тогда говорить не о чём. Иди в хижину и постарайся больше не засыпать до следующей смены. Мы меняемся в 5.45., не забыла?
- Я помню.
- И не забывай – о наших предположениях и разговорах – никому ни слова. Беседы в моё отсутствие с пассажирами веди самые нейтральные. И что бы я ни говорила – никаких эмоций. А если тебя кто-нибудь начнёт расспрашивать о чём-нибудь скользком в моё отсутствие – тоже ни слова. Но тотчас доложи об этом мне. Понятно?
- Да. Можно вопрос?
- Конечно.
- Вы кого-то искали в джунглях? Мне о вашем отсутствии рассказал Гюстав, а ему Мортимер.
- Искала, - кратко возразила Катя.
- Вам удалось найти Джину? Мне сказали, что она была неподалеку от лагеря?
- Да, она была неподалеку от лагеря, - с ноткой боли произнесла Катя.
- Правда? Может, где-то поблизости блуждают и Шарль с Жанной, и миссис Эрмитейдж, и Лиза? – с надеждой спросила Мэри Ли.
- Может быть, - неохотно отозвалась Катя. Она старалась не думать об упомянутых, как о покойниках, но ничего радужного по поводу их отсутствия в голову не приходило. Остров был не так велик, чтобы блуждать по нему двенадцать часов кряду. Впрочем…
- Мэри Ли, иди в хижину, - устало попросила Катя. – И не забудь, о чём я тебя просила.
Она проводила китаянку взглядом и посмотрела на часы – четыре часа пятнадцать минут. До смены караула оставалось ровно тридцать минут.


ГЛАВА  18


В пять часов сорок пять минут Катя разбудила Ганса, а Мэри Ли – свою сменщицу Лили. Ганс выглядел невыспавшимся и недовольным. Лили, напротив, проснулась легко, сбегала в сортир и заняла пост в жилой хижине, чтобы охранять утренний сон своих спутников. А Ганс, встав на пост, казалось, ещё спал. Поэтому он не стал ни о чём спрашивать Катю, а молча прислонился к условному косяку входа в кубовую хижину и, нахохлившись, замер.
- Ганс, вы не спите? – насмешливо спросила его Катя.
- Найн, - буркнул немец.
- Разбудите Мортимера в семь часов, - предупредила его Катя.
- А почему не в семь сорок пять? – оживился Ганс.
- Я решила скорректировать время по часовым отметкам, чтобы упорядочить смену следующих караулов, - по-немецки сказала Катя. На дисциплинированного пунктуального земляка Карла Цейса и Карла Маркса  эта довольно бестолковая (по мнению Кати) фраза произвела сильное впечатление.
- О, йа, йа! – одобрительно воскликнул он и, окончательно проснувшись, поинтересовался: - Вам удалось установить, кто испортил сигнальные патроны?
- Я постоянно продолжаю думать над этим вопросом, - на полном серьёзе ответила Катя, - мне осталось проанализировать ещё несколько логических вариантов и в восемь часов ноль-ноль минут я буду готова доложить о результатах.
- О, йа, йа! – повторил немец одобрительное восклицание, и Катя ушла в жилую хижину. Она планировала поспать, а затем посмотреть, чем заниматься дальше. Более конкретных планов Катя не строила, поскольку давно поняла, что жизнь постоянно их путает, поэтому не стоит напрягаться и заранее конкретизировать выполнение тех или иных действий в будущем с привязкой к датам и точному времени. Впрочем, кое-какую перспективу Катя уже наметила.
- Лили, вы не спите? – спросила она и рухнула на подстилку.
- Нет. Вы не могли бы…
- Не могу! Если у вас ничего срочного – давайте отложим все разговоры до завтрака, - еле ворочая языком, попросила Катя.
- А когда у нас завтрак? – поинтересовалась Лили.
- В девять, - выдохнула Катя и вырубилась.


Она проснулась без пятнадцати семь. Голова гудела, а руки-ноги болели. Спать хотелось со страшной силой, но Катя усилием воли разлепила глаза, сунула руку за спину, нащупала за поясом джинсов рукоять пистолета и села. В это время Лили о чём-то шушукалась с Мартой. Остальные, судя по характерным звукам, продолжали спать. Катя тихонько встала, перекинулась парой слов с женщинами и вышла из хижины. Солнце уже встало и вовсю поливало своими лучами тропические окрестности. Фауна, невидимая в зарослях окружающих плато джунглях, заметно оживилась. Попугаи орали, как депутаты государственной думы во время обсуждения такого жизненно важного для страны вопроса, как запрет рекламы детских подгузников в часы, отведённые для приёма пищи. Остальные «живые» звуки издавали не съеденные бывшими пациентами лепрозория звери. Скорее всего, это были рыжие обезьяны. То ли они возмущались недостатком на острове фруктов с овощами, то ли сетовали на невозможность отключать солнечный свет для ущемления прав обнаглевших попугаев. Ганс стоял на посту, не обращал на крики попугаев и вопли обезьян никакого внимания и время от времени поглядывал на часы.
- Всё в порядке? – на всякий случай поинтересовалась Катя и проследовала в сортир.
- Да, - кратко ответил Ганс.
- Очень хорошо, - пробормотала Катя.
Она быстро посетила отхожее место, помылась в ручье и, негромко крикнув Гансу, что будет в лагере в восемь часов, убежала в известном ей направлении. Катя нашла захоронение Джины, проверила, надёжно ли прикрыто тело камнями, и быстро обнаружила путь, по которому она ночью погналась за голым калекой. Путь этот совпадал с кровавым следом, оставленным телом Джины, когда Катя тащила его к ручью. Там, где он начинался, Катя очень скоро нашла ручку от туристической лопатки.
- Кое-что проясняется, - пробормотала бывший следователь и, не теряя времени, побежала в сторону пляжа. Ей удалось не заплутать и преодолеть путь за двадцать с небольшим минут.
«Так, отсюда направо, вверх и снова направо», - вспомнила она, поднялась на первый поросший древовидным папоротником уступ возвышенности и посмотрела время – 7.20. В 7.28. Катя уже находилась возле подъёма на скалистый гребень, откуда ночью в ущелье упал подстреленный таинственный беглец. Катя минуту разглядывала сомнительный спуск и, цепляясь за всё, что придётся, полезла вниз. Она довольно скоро достигла дна ущелья, ручья там никакого не оказалось, зато место нахождения убитого беглеца (вернее, убившегося во время падения с гребня) быстро проявилось оживлением вездесущих падальщиков. Когда на них посыпались первые камни, потревоженные во время спуска Кати, мелкие вонючие твари стали недовольно пищать, а когда она намеренно запустила в шевелящуюся кучу увесистым булыжником, те разбежались в разные стороны. А Катя продралась сквозь кусты, росшие у основания ущелья, и обнаружила труп ночного беглеца. Впрочем, свежим трупом  э т о  теперь назвать было трудно. Местные звери поработали над ним так тщательно, что скелет увечного бедолаги с остатками мышечных тканей на нём теперь годился разве что для анатомического показа медицинским студентам-первокурсникам.
- Н-да, - процедила Катя, с чисто профессиональным любопытством разглядывая останки бедолаги. Она быстро обнаружила входное пулевое отверстие (пуля прошла навылет) в берцовой кости пострадавшего и с некоторым моральным облегчением установила, что убила его всё-таки не она, а убился он сам.
- Ведь я ему приказывала остановиться, - словно оправдываясь, пробормотала молодая женщина. Дело в том, что ей ещё никого не приходилось убивать, поэтому сейчас она чувствовала себя немного не в своей тарелке. Хотя накануне, во время погони, действовала вполне решительно.
Она ещё минут пять осматривала место последнего успокоения последнего, наверно, «коренного» жителя острова «Поющих черепах» и, наконец, нашла нож. Он лежал невдалеке от своего хозяина.
- Ух, ты! – с невольным восхищением произнесла Катя, наклоняясь над находкой. Нож был сработан из дамасской стали, слоновой кости и драгоценных камней. Катя насчитала четыре изумруда ориентировочно по шесть каратов каждый и один необработанный алмаз в основании рукояти. Этот алмаз внушал своими размерами и чистотой.
- Ух, ты! – повторила Катя своё восклицание, сорвала несколько тропических «лопухов», обернула ими рукоять и подняла нож с земли. Она выпрямилась и, далеко отставив нож в вытянутой левой руке, покарабкалась по другой стороне ущелья. Этот путь оказался более пологим, но и растительности здесь было больше. Тем не менее, Катя не ошиблась, решив подниматься по склону, нежели упираться на голой каменной почти отвесной стене. Она миновала высшую точку подъёма и, услышав журчание ручья, снова спустилась вниз, на этот раз в своеобразный неглубокий каньон. В этом месте каньон упирался в поперечную стену и ручью, чтобы пробиться на волю, нужно было искать путь под землёй. И поток исчезал под козырьком причудливого грота, устремляя свои воды к невидимому океану через подземный тоннель, выточенный веками упорного притяжения малого к большому. Катя, подивившись на красоту природного сооружения, перешла через грот, ещё раз поднялась на небольшой бугор и повернула в джунгли налево. Определив направление, она побежала в сторону лагеря, но теперь женщина двигалась, ориентируясь на звук близкого ручья. Бежать по самому берегу не представлялось возможным, поскольку в джунглях вдоль ручья росли особенно густые и совершенно непроходимые кустарники. По пути Катя сделала небольшой крюк, прихватила ручку от туристической лопатки, также обернув её «лопухом», и спрятала ручку рядом с телом Джины.


Катя вернулась в лагерь без десяти девять. Она незаметно сунула завёрнутый в «лопухи» антикварный нож туда же, куда раньше спрятала кобуру покойного Джона и появилась, словно призрак, перед Мортимером. Он стоял на посту и дремал вполглаза. Увидев Катю, которая незамеченной приблизилась к кубовой хижине, он привычно ругнулся и проснулся.
- What time is it?  – недовольно пробурчал англичанин.
- Пора будить спутников, - обрадовала его Катя, - скоро девять.
- Будем завтракать? – заинтересовался Мортимер.
- Непременно, - возразила Катя и вошла в хижину. Публика всё ещё дрыхла, одна лишь Марта сидела возле входа с откинутым пологом и что-то вязала.
- Дамы и господа! – стала будить спящих Катя. – Пора вставать!
- Да? – первый очнулся Гюстав. – Дорогая, проснись…
- О-о, неужели нельзя оставить меня в покое? – простонала Лили.
- Просыпайтесь, просыпайтесь! – прикрикнула Катя. – Ситуация, в которой мы все оказались, не даёт нам права спать даже по восемь часов в сутки. Увы. Во-первых, в силу сложившихся обстоятельств у нас образовалось много дел, которые за нас никто не сделает. Во-вторых, у меня для вас несколько сообщений. Причём сообщений весьма печального свойства.
- Каких сообщений? – продрала глаза Виктори.
- Вы что-то хотите нам рассказать? – обозначилась Марта.
- Да. За завтраком. Мэри Ли, организуйте, пожалуйста, его приготовление.
- Завтрак – это хорошо, - одобрительно молвил Ганс.
А Катя достала из своей походной сумки туалетные принадлежности и убежала мыться к ручью. Она тщательно с мылом вымыла руки, лицо и шею. Затем, памятуя о возможно последнем прокажённом, чей нож она принесла в лагерь, Катя ещё раз вымыла руки. Ей очень хотелось помыть и сам нож, но, железно памятуя о своём профессиональном долге и некоторых процессуальных нормах, не стала этого делать. Ведь нож предстояло передать официальному следствию вместе с драгоценными камнями и отпечатками пальцев. Хотя, если честно, какой-то гнусный бес уже начал нашёптывать Кате: «А на хрена ей это надо? Ведь ножик, блин, дорогого стоит. А ежели его грамотно толкнуть, то можно не только компенсировать те бабки, которые притырил козёл Медведев, но и всю оставшуюся жизнь обеспечить…»
«Да, можно», - с сожалением подумала Катя, с ещё большим сожалением понимая, что ничего такого делать не станет. Наверно…


Завтрак начался в девять пятнадцать. Интуристы дисциплинированно молчали, ожидая сообщений от Кати, и охотно поглощали калории. Мэри Ли нет-нет да украдкой и поглядывала на Катю. Между ними наладились если не дружеские отношения, то некая доверительная связь двух людей, полностью полагающихся друг на друга в среде, где, наверняка, зреют новые преступные замыслы. Дело в том, что Катя нутром чуяла какое-то генеральное преступление, как бы завуалированное такими как бы демонстрационными убийствами. И если виновники совершённых на этом долбанном острове убийств вроде проявились, то за генеральным преступлением стоял кто-то совершенно неизвестный. В связи с этим Катя предполагала среди уцелевших пассажиров рейса «Гонолулу – Пуэрто-Банос» ещё парочку подозреваемых. Вернее, одну подозреваемую семейную пару. Остальные пассажиры ни физически, ни теоретически, отношения к преступлениям иметь не могли. Но кто был из них кто, Катя не могла решить. Поэтому подозревать приходилось всех. Но учитывая европейскую независимость интуристов, она не стала даже пытаться допрашивать их по отдельности, но решила, не мудрствуя лукаво, провести что-то вроде общего собрания и попробовать психологически эффективно воздействовать на пассажиров тогда, когда им меньше всего будет удобно врать или утаивать факты. Другими словами, на очной ставке друг перед другом. При этом не стоило открывать своих карт. Но по возможности, повести свою линию так, чтобы сбить с толку преступников. А именно: убедить их в том, что в своём расследовании Катя взяла ложный след.
- Дамы и господа! – наконец обратилась к публике Катя, когда завтрак подошёл к концу, мужчины закурили, а женщины машинально продолжали прихлёбывать кто чай, кто кофе. – Хочу сообщить вам…
Она чуть было не сказала «пренеприятное известие», но вовремя сообразила, что комизм гоголевского «Ревизора» сейчас неуместен.
- … Что вчера ночью я обнаружила тело Джины Мантолини и человека, который убил командира Джона, мистера Чарльза Эрмитейджа и двух американских юношей. Этот человек позже также убил и Джину Мантолини...
Её сообщение вызвало если не шок, то частичный столбняк. Катя внимательно проследила за реакцией каждого, ничего подозрительного не обнаружила и продолжила, пока пассажиры не пришли в себя и не закидали её вопросами.
- … Я также обнаружила улики, изобличающие Джину Мантолини в убийстве своего мужа Лоренцо и нашей стюардессы Мэри Хо. Эти улики я обязательно представлю официальному следствию, когда нас, наконец, найдут на этом острове. Вам же расскажу словами: я обнаружила ручку от туристической лопатки рядом с телом убитой Джины. А рядом с телом человека, который убил всех известных нам людей, я нашла нож. Этот нож не является частью нашего имущества, поэтому…
- Какого человека?
- Какого ножа?
- Вы говорите загадками, мисс!
- Где вы нашли тело Джины?
- Почему вы говорите о теле какого-то человека? Надо понимать – вы его убили?
Публика, справившись с первым ошеломлением, принялась задавать вопросы. Судя по всему, никто из них не слышал выстрелов, но их любопытство было подогрето уже самим фактом ночного отсутствия Кати в лагере. А последнее её сообщение спровоцировало обвал вопросов.
- Давайте я сначала сама всё расскажу, - предложила Катя, - а потом отвечу на те ваши вопросы, которые вы сочтёте нужным задать.
- О, да!
- Рассказывайте, рассказывайте!
- Боже, как это интересно!
«Ну, народ! – в очередной раз изумилась Катя. – Половина их спутников уже покойники, а они чисто дети – покажи да расскажи…»
- Сегодня ночью многие из нас слышали, как кричала Джина Мантолини. Её поведение свидетельствовало о том, что бедная женщина окончательно тронулась умом. Я решила выследить её и случайно… совершенно случайно наткнулась на человека, который…
Катя очень подробно, стараясь не пропустить ни одной детали, поведала спутникам историю своего ночного, если так можно выразиться, приключения. Единственно, она не стала подробно описывать орудие убийства, найденное ею на дне ущелья. Этот нож, несомненно, дорогого стоил, и мог вызвать среди присутствующих нездоровый ажиотаж. Но полностью ажиотажа избежать не удалось.
- А почему вы не хотите показать нам улики? – первый наехал на Катю Мортимер.
- Да, почему? – поддержал его Гюстав.
- Бедная Джина! – вздохнула Марта.
- Я не покажу вам улики потому, что мне важно сохранить на них отпечатки пальцев, - твердо заявила Катя.
- Но мы же не маленькие! – возмутился Мортимер.
- Я покажу вам труп человека, которого я подстрелила в северных скалах, - схитрила Катя.
- Когда? – загорелся Ганс.
- Сегодня. Но вначале я хотела бы вам напомнить, что мы должны организовать поиски Шарля, Жанны, миссис Эрмитейдж и Лизы. Ещё я забыла напомнить вам об одном немаловажном факте и тоже неприятного свойства.
- Что такое?
- Какого факта?
- Вы просто мешок с сюрпризами…
- Того неприятного факта, что у нас оказалась испорченной коробка с сигнальными ракетами.
- Как?!
- Значит, мы не можем подать знак о своём вынужденном присутствии на этом дурацком острове?
- Йа, йа. Я хотел пускать четыре часа утра эйн ракет, но патрон оказаться, оказаться…
- Испорченным, - подсказала Катя. – Я затем проверила остальные патроны – та же история.
- Что бы это могло значить? – задумчиво поинтересовался Гюстав.
- Это может значить, что кто-то из нас намеренно испортил все патроны, чтобы у нас не было возможности подать о себе сигнала бедствия, - объяснила Катя.
- Но это нонсенс! – воскликнул Гюстав. – Мы можем развести костёр и тогда…
- Какой дурак обратит в наше время внимание на костёр? – возразила Катя. – Мы ведь не в восемнадцатом веке…
- Нет, почему же, - не отставал Гюстав.
- Короче. Мне необходимо знать: кто, помимо дежурных, выходил из жилой хижины ночью между одним часом сорока пятью минутами и тремя часами пятидесятью минутами.
Присутствующие стали переглядываться, советоваться в кругу семейных пар, разговор пошёл на трёх языках, а Мэри Ли виновато потупилась, словно извиняясь за то, что спала и не доглядела.
- Итак? – напомнила Катя.
- Я выходил, потому что мне было нужно, - признался Гюстав.
- Время не запомнили? – уточнила Катя.
- Извините, не догадался! – язвительно воскликнул Гюстав.
- Мортимер? – обратилась к англичанину Катя.
- Что – Мортимер? – огрызнулся тот.
- Вы видели Гюстава, когда он выходил из хижины?
- Нет, чёрт бы его побрал!
- Но-но, мистер!
- Мортимер, вы случайно не заснули на посту? – насмешливо поинтересовалась Катя.
- А какое это теперь имеет значение? – удивился Мортимер. – Ведь благодаря вашему умению стрелять наша история с убийствами и детективными расследованиями уже закончилась.
- Боюсь, что наша с вами история пребывает в стадии своего кульминационного развития, - утешила его Катя. – А в подтверждение сказанному добавлю: у меня есть все основания подозревать каждого из вас в преднамеренной порче сигнальных патронов, поскольку во время моего отсутствия любой из вас мог посетить инвентарную хижину с фонарём и ножом и выковырять из патронов капсюли. Так же, как любой из вас мог обыскивать вещи супругов Мантолини и Джона.
- Это возмутительно!
- Да как вы смеете?
- Безобразие! – заволновались присутствующие.
- Мы можем прекратить это безобразие сейчас же, - прервала волнующихся Катя, – для этого я должна досмотреть вещи каждого. Согласны?
- Нет, - почти хором ответили пассажиры.
«Козлы!» - с чувством подумала Катя и сделала заранее продуманный психологический ход: - Впрочем, есть ещё одна версия, которая снимает все подозрения с каждого из вас, потому что…
Она снова пытливо оглядела спутников, но снова (чёрт бы их всех побрал) ничего интересного не заметила.
… Потому что во всём может быть замешан один только Джон.