Пять лилий российской короны

Светлана Бестужева-Лада
Существует масса литературы о сыновьях императора Павла Первого, тем более, что двое из них стали императорами. Многое известно и о Константине, отрекшемся от российского престола не столько из соображений собственной безопасности, сколько из-за любви к «неподобающей особе» и желания сочетаться с нею браком. Гораздо меньше сведений о самом младшем из Павловичей – Михаиле. Но о пяти дочерях императора, о пяти красавицах и умницах, благодаря которым Россия породнилась со многими правящими домами Европы, неизвестно почти ничего.
То ли историки и писатели были уже по горло сыты восемнадцатым «бабьим веком», когда трон переходил от женщины к женщине, лишь ненадолго становясь престолом для представителей мужского рода, то ли обычная жизнь принцесс, не приправленная тайными романами и адюльтерами была никому не интересна. Поэтому в Европе чтут память герцогинь и королев русского происхождения, а российские граждане зачастую даже понятия не имеют об их существовании.
Но они – были. И как в сказке – все пятеро были хороши собой, умны и добродетельны. Настоящие принцессы…

Александра
Родив двух сыновей, тотчас отнятых у нее властной свекровью-императрицей, Великая Княгиня Мария Федоровна летом 1783 года родила дочь.
«По правде, я больше люблю мальчиков!» – огорчилась Екатерина. И приказала назвать свою внучку… в честь любимого внука Александрой. Тем не менее, уделяла ей, старшей из пяти внучек, гораздо больше внимания, чем остальным. Своему давнему другу, барону Гримму, она писала в сентябре 1790 года об Александрин, сопровождая письмо портретом - миниатюрой маленькой княжны - ведь она взрослела и о ней должны были загодя узнать в Европе, полной блистательных женихов благородных кровей.
 «До шести лет она ничем не отличалась особенным, но года полтора тому назад вдруг сделала удивительные успехи: похорошела, приняла такую осанку, что кажется старше своих лет. Говорит на четырех языках, хорошо пишет и рисует, играет на клавесине, поет, танцует, учится без труда и выказывает большую кротость характера».
Воспитанием ее, и четырех ее младших сестер занималась Шарлотта Карловна Ливен* под двойным строжайшим надзором: императрицы-бабушки и Великой княгини – матери. Высокая, строгая, сухая и прямая, как палка, графиня бесстрастно отчитывала маленьких цесаревен за малейшую провинность: раскрытое не вовремя окно, уроненный платок, неважно сыгранную гамму, неуместную улыбку, недостаточно глубокий реверанс.
К счастью, материнская любовь и нежность Марии Федоровны уравновешивала эти строгости, хотя и она проявляла в воспитании дочерей чисто немецкий педантизм. Девочек будили в шесть утра, после чего они под руководством матери навещали оранжерею (наглядный урок ботаники), птичник (урок зоологии и, в какой-то степени, скотоводства). Прогулки по парку Павловского дворца, уроки языков, танцев, музыки. А также, по возможности, и серьезных наук.
На свежем воздухе девочки расцветали, а во дворце получали манеры в духе Версаля, ибо Версаль навсегда остался для Павла и Марии самым ярким и радостным воспоминанием их вояжа в Европу. Наглядным примером был туалетный прибор из 96 предметов, подаренный Марией-Антуанеттой юной красавице цесаревне. Прибор включал даже золотую лопаточку… для чесания языка, хранившуюся под стеклянным колпаком.
Александре эта лопаточка была ни к чему: старшая цесаревна была не по-детски серьезна и молчалива. Миловидная, с огромными карими глазами и слегка вьющимися пепельно - русыми волосами, она не считалась роковой красавицей, но все отмечали в ней особую, чарующую, пленительность движений, манер, голоса, походки.
Она, как и ее мать, прекрасно рисовала и лепила из воска, очень хорошо играла и пела, могла переводить с нескольких языков. В 1796 году, когда Александре было 13 лет, она поместила в журнале «Муз» два перевода с французского: «Бодрость и благодеяние одного крестьянина» и «Долг человечества».
Светлейшая княгиня Шарлотта Карловна Ливен, жена генерал-майора Андрея Романовича, после смерти мужа, не имея почти никакого состояния, жила в своем имении в Прибалтийском крае, посвятив себя воспитанию своих трех сыновей, Карла, Христофа и Ивана, и дочери Екатерины. Когда вслед за рождением великой княжны Александры Павловны Екатерина II решила избрать воспитательницу для своих внуков и внучек из среды лифляндского дворянства, тогдашний рижский генерал-губернатор Браун, пользовавшийся особым доверием императрицы, предложил эту должность г-же Ливен и не без усилий уговорил ее принять это предложение, указывая на выгоды придворной службы в смысле обеспечения дальнейшей судьбы ее детей.
Рассказывают, что по приезде г-жи Ливен в Царское Село Екатерина II, стоя за ширмой, подслушивала ее разговор со встретившим ее придворным, когда г-жа Ливен, не стесняясь, жаловалась на трудности возлагавшейся на нее задачи, указывая на дурной пример, подаваемый двором и образом жизни самой императрицы. Выйдя из-за ширм, Екатерина сказала г-же Ливен: «Вы именно такая женщина, какая мне нужна», – и с первых же шагов ее на новом поприще облекла ее своим полным доверием до такой степени, что вскоре от ее указаний стало зависеть назначение к великим княжнам даже низших должностных лиц. При этих условиях и при натянутых отношениях Екатерины II с наследником и его супругой, систематично устраняемых ею от воспитания детей, положение г-жи Ливен было не из легких. Тем не менее, благодаря своему такту она сумела, сохранив доверие императрицы, снискать расположение великой княгини Марии Федоровны, сделавшись впоследствии ее ближайшим другом.
Такое сокровище русской короны могло со временем украсить собою любой европейский трон. Екатерина Вторая выбрала шведский и, соответственно, семнадцатилетнего короля Густава Адольфа IV. Огромное приданое, обещанное Екатериной за старшей внучкой, могло выправить финансовое положение Швеции, ослабленной войнами, неурожаем и бесконечными тратами королевского двора на празднества и парады.
Шестого сентября 1796 года шведский посол, барон Стединг, на торжественной аудиенции, просил у Екатерины Второй от имени короля руки Великой княжны Александры Павловны. Императрица благословила внучку. Петербургские придворные ювелиры начали заготавливать приданное: сервизы, драгоценные гарнитуры, обручальные кольца, золотые оклады для иконостаса придворной церкви будущей королевы Швеции.
Увы, именно упорное желание императрицы видеть королеву Швеции православной привело к тому, что не состоялась не только свадьба – даже обручение. Болезненный удар по самолюбию Екатерины послужил одной из причин ее смерти осенью того же года.
Великая княжна Александра стойко перенесла случившееся: недаром баронесса фон Ливен учила ее выдержке, такту и хладнокровию в любой ситуации. Принцессы не плачут и не страдают – разве что за наглухо закрытыми дверями своей комнаты в полном одиночестве.
Через три года императору Павлу и императрице Марии Федоровне поступило предложение от австрийского двора о возможном заключении брака великой княжны Александры и эрцгерцога Иосифа, Палатина Венгерского, брата австрийского императора. По европейской иерархии это был куда более блестящий союз, нежели брак со шведским королем. До этого времени надменные Габсбурги игнорировали Россию.
Сам эрцгерцог Иосиф, Палатин Венгерский, приехал в Петербург, просить руки Великой княжны. Иосиф относился к невесте с нескрываемым, тихим обожанием, перед которым она не смогла устоять. Брак был на этот раз - по любви. Венчание состоялась в Гатчине 19 октября 1799 года.
Но в Вене она имела несчастье понравиться самому императору Францу – Иосифу: прелестным обликом и приветливостью нрава она разительно была похожа на первую, рано умершую, жену императора Австрии, Елизавету Вюртембергскую, свою родную тетю по матери.
Вторая супруга императора, злая, некрасивая и мелочная Мария-Терезия, сразу возненавидела Александру Павловну, и всю недолгую жизнь Палатины, травила ее придирками, интригами, всяческими неприличными выходками, неподобающими для царственной особы. Так, однажды, Александра Павловна появилась в театральной ложе во всем блеске своей юной красоты и драгоценностей, подобающих ее сану. Драгоценности оказались несравненно краше бриллиантов императрицы, и на следующий день последовал высочайший запрет Палантине носить драгоценности в общественных местах.
На ближайшем театральном представлении зрители, знавшие уже об истерике императрицы, ждали не поднятия занавеса, а появления в ложе эрцгерцогини Александры. И как только она появилась, зал грянул овацией: вместо драгоценностей Александру украшали одни цветы!
Мария-Терезия не снесла такого унижения и добилась отъезда эрцгерцога с молодой супругой в Венгрию. Между тем, весть о кротости, доброте и уме молодой супруги Палатина разнеслась уже по всей Венгрии, и подданные успели полюбить свою владетельницу заочно, еще ее не видя. Вскоре в ее честь проводились выставки, музыкальные фестивали, на которые приезжали Гайдн и Бетховен.
Александра Павловна была обожаема всеми жителями Офена (так тогда назывался город Буда) и окрестных селений, среди которых было немало людей, крещеных в православии. К сожалению, мало кто знает, в том числе среди венгров, что многие планы Иосифа по реконструкции венгерской столицы были подсказаны его русской женой. Это она, Александра Павловна, восхищенная красотой Вены, убедила мужа начать строительство в Белвароше (центре), дабы придать Офену черты европейского столичного города.
Градостроительство – не единственное, чем увековечила себя в венгерской истории дочь Павла I. Также внучка Екатерины имеет прямое отношение к созданию венгерского флага. Когда Иосиф решил создать венгерский триколор по образцу французского, жена посоветовала включить в него наряду с белым и красным зеленый цвет. После холодного и ветреного Петербурга русскую царевну поразило обилие зелени в венгерских парках и садах.
Отзывчивая славянская душа Александры Павловны, чуткая к культуре других народов, позволила ей быстро освоиться в венгерском высшем свете. Национальный венгерский костюм она, например, надела в то время, когда венгерская аристократия еще чуралась народных обычаев и нарядов. При Александре в великосветских салонах зазвучал венгерский чардаш. Щедрую русскую царевну полюбили простые венгры.
Но эта же любовь народа очень осложнила ее жизнь, так как зорко наблюдавший за всем венский двор немедленно стал опасаться усиления влияния православия в Австрии. Обещанная свобода вероисповедания оказалась для Александры Павловны иллюзорной. Начались религиозные притеснения. К тому же по-настоящему близкими для нее людьми оставались двое: священник Андрей Самборский и его дочь Анна, да и привольная жизнь в Венгрии длилась недолго. Едва узнали о беременности Александры, как решено было немедленно вернуть ее в Вену.
О том, как жила Палатина Венгерская в атмосфере ненависти, нетерпения и вражды венского императорского двора повествует наставник Великой Княжны, духовный отец, священник Андрей Афанасьевич Самборский в своих «Записках»:
«Императрица австрийская явно показывала свое неблагорасположение к венгерской палатине, ибо, почти ежедневно проезжая мимо жилища ее высочества, не единожды не осведомилась о состоянии здоровья, несмотря на то что великая княгиня в беременности своей была подвержена частым припадкам. Доктор, определенный к ней императрицею австрийской был ей неприятен, лекарства давал непереносимые ею, ибо был более искусен в интригах придворных, нежели в медицине, и в обхождении груб».
Слабохарактерный, слишком добрый Иосиф, закрывавший глаза на интриги и козни жены любимого старшего брата, ничем не мог помочь своей Александрин, хотя обожал ее!
Роды прошли тяжело, ребенок прожил всего несколько часов. Александра скончалась на девятый день после родов, когда доктора уже разрешили ей вставать с постели, а на приеме во дворце Иосиф радостно объявил о том, что Палатина поправляется: Это было 3 марта 1801 года. Еще с утра весь двор Офена был весел и оживлен, узнав, что любимица венгров поправляется, но после полудня радость сменилась непередаваемой печалью.
Великая Княгиня Александра Павловна внезапно почувствовала сильный жар, у нее начался бред, во время, которого она умоляла отца Андрея отвезти ее домой и построить ей маленький домик в парке Павловска, чтобы она могла там жить. Отец Андрей и Иосиф Венгерский, оба, с трудом держась на ногах после чреды бессоных ночей у ее постели, молча сменяли друг друга, прикладывая к пылающему лбу Александры холодные компрессы. В шесть часов утра, 4 марта 1801 года, Великой Княгини Александры Павловны, эрцгерцогини Австрии, Палатины Венгерской уже не было на земле. Ее унесла обычная в те времена родильная горячка.
Она скончалась не приходя в сознание. Услышав отчаянный крик Самборского, Иосиф, задремавший было в кресле у окна, бросился к постели жены и тут же упал без чувств.
16 марта 1801 года Иосиф скорбно писал Императору Павлу из Буды:
«Я имел непоправимое несчастие потерять жену мою. Ее уже нет, и с нею исчезло все мое счастье…»  Но ответа он не получил: как раз в это время Павел был убит в своем Михайловском замке. Хоронили Александру по православному обряду в православной церкви в Офене, которую Александра построила на свои средства. Иосиф долго соблюдал траур, в течение 10 лет после кончины жены был вдов. Со временем вокруг часовни со склепом Александры возникло православное кладбище.
Русский Двор всячески заботился о маленькой церкви в Офене. В 80-е годы XIX века царь Александр Третий прислал сюда новый иконостас. Однако время и войны не пощадили церковь.
Не сохранились за давностью лет ни церковь, ни могила. Последнее упоминание о месте захоронения русской Цесаревны, Палатины Венгерской проскользнуло в печати в 1899 году в российской газете «Новости». Сейчас известно, что прах великой княгини Александры Павловны Романовой, дочери российского императора Павла Первого, жены венгерского палатина эрцгерцога Иосифа Габсбурга был перезахоронен и храм-усыпальница находится в одном из пригородов Будапешта – городе Иреме.
Памятником Александре стали и стихи Жуковского:
«И ангел от земли в сиянье предо мной
Взлетает; на лице величие смиренья;
Взор в небо устремлен; над юною главой
Горит звезда преображенья».
Елена
В 1784 году Мария Федоровна родила вторую дочь. Огорчение по этому поводу бабки смягчалось тем обстоятельством, что ребенок был удивительно хорош собой. «…Прекрасная Елена достойна своего имени… она на самом деле красавица, вот почему и назвали ее Еленой», – хвасталась Екатерина своим парижским друзьям.
Когда девочке было только шесть лет, императрица, сравнивая ее с сестрами, уже отдавала ей предпочтение в отношении наружности, замечая, что она красавица в полном смысле слова, что черты лица ее необыкновенно правильны, что она стройна, проворна и легка, короче – воплощенная грация.
Любимица Екатерины оказалась чрезвычайно жива и ветрена, но с добрым сердцем, и за веселость ее любили более чем других сестер. От матери она тоже унаследовала таланты к искусствам. Ее артистическая натура проявилась в особых способностях к художествам, танцам и пению.
Но не зря же говорят: «Не родись красивой». Судьбе прекрасной Елены трудно позавидовать. Великой княжне не исполнилось и пятнадцати, когда она была выдана замуж за наследного герцога Фридриха-Людвига Мекленбург-Шверинского. Партия, однако, была не очень выгодной, сама Мария Федоровна находила в воспитании зятя «большие пробелы».
Вообще-то у Романовых уже был опыт родства с Мекленбургами, и весьма горький: сто лет назад племянница Петра Великого Екатерина (сестра будущей императрицы Анны Иоанновны) буквально сбежала от своего мужа самодура и пьяницы герцога Мекленбургского вместе с дочерью, – Анной Леопольдовной. Однако на этот раз союз с Мекленбургами оказался счастливым. Молодые без памяти любили друг друга. Елену и невозможно было не любить. Красивая, веселая, умная, тактичная, она буквально обворожила всех.
Долгое время Елена провела в Берлине. Берлинцы очень гордились красотой своей королевы Луизы. И – редкий случай! – 16-летняя Елена и 25-летняя Луиза стали не соперницами, а ближайшими подругами! Берлинцы называли их немного сентиментально «четой роз». Спустя годы сын Елены женится на дочери Луизы.
В 1800 году Елена подарила мужу сына, три года спустя – дочь. Но уже тогда Елена болела страшной болезнью того века – чахоткой. Процесс шел очень быстро. 23 сентября 1803 года, через два года после смерти старшей сестры, скончалась и самая красивая из сестер. Над ее могилой был воздвигнут православный храм.
 А Романовы все-таки не смирились с ранним уходом своей первой красавицы. Когда младший сын Павла Михаил женился на принцессе Каролине Вюртембергской, то при переходе в православие она стала именоваться Еленой Павловной. В ее лице русская культура приобрела щедрую покровительницу. Ведь нынешний Русский музей в Питере – это ее дворец, а основу его коллекций составляет собрание этой второй Елены Павловны…
Мария
В 1786 году у Павла и Марии родилась третья дочь, которую в честь матери тоже назвали Марией. Но с женственной «пампушкой» Марией Федоровной младенец имел сходство весьма отдаленное. «Она сущий драгун, – писала Екатерина Вторая барону Гримму, – ничего не боится, все ее склонности и игры мужские».
 Мария не стала красавицей, зато оказалась чрезвычайно умна, обожала серьезное чтение и музыку, играла на арфе и фортепиано, а также была весьма независимого нрава. Незаурядность ее натуры очень ценил Павел, тонко разбиравшийся в людях: Мария была его любимой дочерью.
«Мария Павловна, если не такая красавица, как Елена, но столь привлекательна, добра, что на нее смотрели, как на ангела», – писал о великой княжне один из придворных того времени.
В 1803 году в Россию прибыл наследник Саксен-Веймар-Эйзенахского герцогства – Карл-Фридрих. Этот простой, чтобы не сказать – простоватый – человек сумел добиться расположения Великой княжны не только своим покладистым, добродушным характером, но, в первую очередь, тем, что столицей его герцогства был Веймар – культурный центр всей Германии, где жили Шиллер и Гёте. Марии не терпелось прослыть покровительницей немецкой культуры, имея к тому же немереные средства русской великой княжны!..   
После свадьбы в 1804 году ее ждал восторженный прием в Веймаре. Программу торжеств составил сам Шиллер. Он же писал:
«В лице нашей новой принцессы к нам прибыл поистине добрый ангел. Она необыкновенно любезна, понятлива и образована, она выказывает твердый характер и умеет соединять недоступность, свойственную ее сану, с самой обаятельной любезностью. Коротко говоря, она такова, что если бы у нас был выбор и мы могли бы по собственному заказу выбирать принцессу, то мы все равно выбрали бы только ее и никого другого. Если только она почувствует себя у нас как дома, то я обещаю Веймару великолепную эпоху».
И хотя через год он умер, Мария Павловна навсегда осталась горячей почитательницей его гения, а также и всегдашней верной покровительницей его семьи.
Вообще Мария Павловна понравилась в Веймаре всем. Отмечали ее образованность, такт, благородство. Как и ее мать, она отличалась щедрой благотворительностью не только по отношению к деятелям культуры. Приюты, госпитали, больницы, школы, – все это «ее рук» и капиталов дело!
В историю Веймара Мария Павловна вошла как величайшая меценатка, которой город обязан великим множеством культурных усовершенствований и учреждений. Кроме того, в памяти потомков и современников остались привлекательные свойства этой незаурядной женщины – обаяние, ум, щедрость, неустанная благотворительность, постоянное внимание к вопросам культуры и ее творцам. Ни о ком из августейших особ дома Романовых не сохранилось столько восторженных отзывов современников, среди которых были величайшие писатели времени – от Гете и Шиллера до Тютчева и Жуковского.
В Веймаре устраивались музыкальные праздники и была открыта музыкальная школа. Шиллер признал в Марии Павловне «большие способности к музыке и живописи и действительную любовь к чтению». Гете назвал ее одной из лучших и выдающихся женщин своего времени.
Слава ангела-хранителя особенно стала распространяться после лета 1805 года, засушливого и неурожайного, когда удалось свести концы с концами только благодаря закупкам хлеба на деньги принцессы.
В 1818 году ее посетила мать Мария Федоровна и очень помогла дочери советами в делах благотворительности. Любуясь тремя детьми Марии-младшей, Мария-старшая не знала, что одна из ее внучек станет германской императрицей, а внук женится на другой внучке – дочери Анны Павловны, королевы Голландии.
После смерти Александра и старших сестер Мария весьма почиталась младшими «Павловичами» Николаем, Михаилом и Анной. Ее авторитет был непререкаем, а характер тверд, как ни у кого из них. После 14 декабря 1825 года она прервала все отношения с Константином Павловичем, считая его виновником разыгравшейся трагедии.
В 1857 году состоялась последняя встреча Марии и Анны – двух оставшихся в живых к тому времени детей Павла. Грустная то была встреча! Жизнь прошла, сменилось несколько эпох, почти все самые близкие люди были уже в могиле. Сестры заказали панихиды по всем усопшим родным.
В июне 1859 года Мария Павловна скоропостижно скончалась.
Отпевали ее в православной церкви, но похоронили на протестантском кладбище, в фамильном склепе герцогов Веймарских.
Память о Марии Павловне осталась в истории немецкой культуры.
Екатерина
О ней подробно можно прочесть в эссе «Жизнь за корону», опубликованном в «Смене» несколько лет тому назад.
Ссылка на эссе: http://www.stihi.ru/2009/01/02/2972
Ссылка на плейкаст:
В 2007 году была издана книга «В тени двуглавого орла, или жизнь и смерть Екатерины III». В электронном виде прочитать можно по ссылке:
http://www.e-reading-lib.org/book.php?book=1014389
Анна
В 1795 году родилась последняя дочь – Анна.  Она тихо росла в Павловске и с детства отличалась чрезвычайной религиозностью, что совершенно не было характерно для семейства Павла. В 15 лет великая княжна, по донесению французского посла, «была высока ростом для своего возраста и более развита, чем обыкновенно бывает в этой стране, так как, по словам лиц, посещавших двор ее матери, она вполне сформирована физически. Рост ее, стан, все указывает на это. У нее прекрасные глаза, нежное выражение лица, любезная и приятная наружность, и хотя она не красавица, но взор ее полон доброты. Нрав ее тих и, как говорят, очень скромен. Доброте ее дают предпочтение перед умом. Она же умеет держать себя, как подобает принцессе, и обладает тактом и уверенностью, необходимыми при дворе».
Между тем, в 1809 году за нее сватается величайший человек эпохи, – Наполеон Бонапарт, которому за два года до этого отказала гордая Екатерина. Правда, кроткая Анна еще совсем девочка, но в свое время ее старшая сестра Елена вышла замуж в таком же возрасте… Да еще и обстоятельства изменились: Наполеон в 1809 году – уже не «сомнительный корсиканец», а французский император, да к тому же - союзник России. Блестящая партия!
Однако Мария Федоровна и мысли не допускала отдать «свою голубку» в руки «узурпатора», поэтому оттягивала время окончательного ответа под всевозможными предлогами. Наконец, стареющий Бонапарт, которому для укрепления династии нужен наследник, потерял терпение и женился на дочери австрийского императора Марии-Луизе. Естественно, что отношения между Францией и Россией от этого не улучшились: предубежденность вдовствующей императрицы против Наполеона фактически обрекла Россию на тяжелую войну.
После победы над Наполеоном Венский конгресс образовал большое королевство Нидерландское, в которое вошли Голландия и Бельгия (со столицей в Брюсселе). Талейран проницательно заметил, что насильственный союз голландцев и бельгийцев слишком непрочен: их разделяет разная вера, различны и экономические интересы. Но кто тогда слушал Тайлерана?
В 1816 году Анна была выдана замуж за принца Оранского Вильгельма, сделавшегося королем Нидерландским в 1840 г. под именем Вильгельма II. Молодоэены не сразу уехали в Брюссель: торжества по случаю их бракосочетания продолжались несколько месяцев. По желанию Марии Федоровны, юный подающий надежды стихотворец некий Саша Пушкин написал по этому случаю оду. Правда, в ней нет ни слова об Анне, зато прославлялся принц Оранский, раненый в битве при Ватерлоо:
«Его текла младая кровь,
Над ним сияет язва чести:
Венчай, венчай его, любовь!
Достойный был он воин мести».
За эти стихи (с моей личной точки зрения, более, чем посредственные) Пушкин получил золотые часы, которые, согласно им же созданной легенде, тут же разбил каблуком, как истинный республиканец. Однако эти часы по сей день хранятся в его музее.
Анна любила своего мужа, исправно рожала ему детей - трех сыновей: Александра, Вильгельма и Фридриха-Генриха, и дочь Вильгельмину-Марию-Софию-Луизу, вышедшую замуж за наследного принца Саксен-Веймарского Карла-Александра, и тихо жила в брюссельском дворце до 1830 года.
Но революция 1830 года из Парижа перекидывается в Брюссель, и бельгийцы образуют самостоятельное королевство. Вильгельму, Анне и их детям пришлось  перебраться в Гаагу.
Вообще в Голландии ей было не очень уютно: голландцам она казалась слишком чопорной и скучной. К тому же до 1840 года она все еще была только супруга наследника. Так бы продолжалось еще дольше, да разразился скандал: тесть, старый король Виллем Первый, после смерти жены сошелся с одной придворной дамой, бельгийкой и католичкой и отрекся от престола, предпочтя ему любимую женщину.
Анна, наконец, становится королевой. Но спокойствие было недолгим.
1849 год становится был горьким для Анны. Внезапно скончался ее супруг, и почти сразу после этого голландский парламент сильно ограничил права монарха. К тому же Анна обнаружила, что ее муж поставил семью на грань разорения. Воплем отчаяния звучит ее письмо к брату – русскому царю Николаю Первому (кстати, Анна – его любимая сестра):
«Милый брат, дорогой и любезный друг! Только обстоятельства крайней необходимости вынуждают меня говорить с тобой о вещах материального свойства…»
Короче, она попросила брата купить коллекцию голландской живописи, которую всю жизнь собирал ее муж. Николай согласился, и коллекция пополнила собрание Эрмитажа. Теперь в Питере голландская живопись была представлена лучше, чем в любом из музеев самой Голландии…
«Я горжусь, что я русская!» – не раз повторяла она. Одного сына Анна женила на дочери сестры Екатерины, свою же дочь выдала за сына сестры Марии.
В Голландии Анна Павловна показала себя истинной дочерью императрицы Марии Федоровны: она всецело отдалась благотворительной деятельности. Для больных и раненых воинов она основала госпиталь и инвалидный дом и устроила до 50 приютов для бедных детей. После смерти супруга ее любимым местопребыванием был Сестдик, где воздвигнут был памятник покойному королю.
В 1853 году Анна посетила Россию. Прошло 37 лет со дня ее отъезда, и теперь она смотрела на белые ночи, как будто впервые их видела. Николай Первый принял ее очень радушно. Но Анна не задержалась при Дворе и отправилась почти тотчас в Троице- Сергиеву лавру. Она общалась, главным образом, с духовенством.
В 1855 году пришло великое горе и разразился великий скандал. Умер Николай Первый, а Россия проиграла Крымскую войну. Сын Анны Виллем Третий не нашел ничего лучшего, как послать высшие награды двум врагам: новому русскому царю и кузену Александру Второму в знак восшествия того на престол и Наполеону Третьему в связи с его победой в Крымской войне!
Анна Павловна впала в ярость и объявила, что навсегда уезжает в Россию.  Она остановилась в Гатчине, потом переехала в Царское. И все с облегчением признали, что, несмотря на некоторую старомодную чопорность, Анна приветлива и очень воспитана.  Наконец, сын уговорил ее вернуться в Гаагу.
В 1865 году, пережив всех остальных детей Павла, Анна скончалась. Ее похоронили не в усыпальнице голландских королей в Дельфте, а в построенной ей православной церкви св. Екатерины в Амстердаме.
И после смерти она осталась русской.

Эрцгерцогиня австрийская, герцогиня мекленбургская, герцогиня веймарская, королева вюртембергская, королева голландская. Пять российский принцесс прочно пустили корни в Европе, сблизив тем самым с нею свою родину. Трое умерли молодыми, две прожили долгую жизнь.
Но без этих пяти лилий российской короны ее история была бы неполной.


Портрет  «Император Павел I с семьей» кисти Герарда фон Кюгельгена.