Это все казалось до одури правильным, каким-то тошнотворно идеализированным, поэтому - привлекательным. Хотя, я четко видел, что мне предлагают: труху в цветастой обвертке. И я радостно принял это, проглотил. Определенно попросил бы добавки. Знал, что не дадут. Ну и ладно, больно то хотелось. Хотя, вру, хотелось очень. Обещанная кругленькая сумма грела душу, да и заковырки разума превратила в розовый кисель. Зачем ослу отказываться от морковки, если она соблазняет своей рыжей фигуркой и копной зеленых волос. И я пошел. Точнее, поехал. Верхом. Куда-то без цели, зато с целым мешком никому не нужных амбиций. Сказали убраться - пожалуйста. Видите ли, вид мой оскомину набил, да и нынешние мастера конкурентов не уважают. Ха...
Вот смотря в выпуклые глазища, предложенного мне делибоза, во всяком случае, меня в этом тщательно и крайне настоятельно уверяли, и признаться, убедили в голове лишь крутилось : "Красавец. Конь". Хотя на самом деле это была самая натуральная кляча, которая, в задворках сознания лелеет теплую мысль о том, что ее избавят от бренных мучений и отправят на небеса. В какой-нибудь там лошадиный рай с настом из сахарной пудры и россыпью рубинов - спелых, сочных яблок, на бочках которых, задерживаются капельки росы. И я смотрел на эту лошадь, а она - на меня. Я пытался взять в толк, какого она цвета. Не получилось. Или мне попросту не хватило фантазии. Шкура еще древле выцвела, полиняла и покрылась корочкой грязи, столь плотной, что стало страшно и как-то совестно. Поддеваю такую вот чешуйку ногтем, будто вторая кожа. Лошадь недовольно отфыркивается, и я брезгливо вытираю палец о потертые штаны. Придирчиво смотрю на животное: вместо гривы - какой-то лезлый пух. Жесткий, неправильный, собранный комьями. Мне опять становится ее жалко, но не долго. Осоловелая скотина попыталась цапнуть за плечо. Что же, видимо я тоже ей не по нраву пришелся. Ну, выбирать не приходится. Я-то дурак думал, чего это мальчишка конюх, как только я расплатился - слинял. Теперь, вижу. И знаю. Доверять никому нельзя. Даже детям. Они и безликие люди, серые которые, самые неприметные - самое зло. Вот спрячутся в толпе, не приметишь. Мальчишки же порой сделают лицо такое, что поверишь сам в своей неправоте и даже дашь им серебряный на булку.
Залезаю на клячу. Неудобно. Трогаемся. Копыта хлюпают по грязи, вязнут. Мерзко. Действует на нервы. Тварь эта, норовистая, так и хочет свернуть не туда. Хотя, "туда" это где? Определенно, там, в той неприметной тропинке, протоптанной кем-то бывалым. Или лесничим. Возможно, разбойником. Не суть.
Признаться, мне было плохо. Город, в котором я прожил, вытягивал все соки, создавал связи. Связи эти признаться, мне были не нужны. Но Город решил все иначе: случайные друзья, к которым-то и повернуться страшно, пырнут, и скажут, что все ради цели благой. Ну раз для благой, не страшно. Только, вот что-то я порой сомневаюсь в чужой благодетели. Просто знакомые, порой - милейшие люди, если разумеется не пересечешь какую-то ведомую лишь им черту. Тут уж или обухом по голове, или яд какой. А вы знали, сколько есть способов? Отраву можно в свечу подсыпать, которая в конделябре резном распологается. Надо же, в свечу, представляете? В питье. Да хоть в носок засыпать можно; в букет цветов, ну вот это надеюсь мне не грозит.
Вот и я хоть эфесом по голове богами прилаженный, пятками опять же, божественными сверху притоптанный, но понимал: надо бежать. Пока Город не поглотил, не привязал окончательно. Помниться, родные края покидал - думал, помру от мучений. Тогда, старый морской вояка подсказал: больно месту родному от меня избавляться, треклятых связей много, крепко держат. Вот и больно. И ему и мне. Тогда я и решил, что больше нитей заводить не буду. Ни к чему они мне. Да вообщем-то откуда им взяться? Неоткуда.
Ехали мы как-то не долго. Дня два, кажется. Да, точно. Я даже заскучать не успел, осмотреться толком. Хотя, что смотреть? Лес как лес. Скудные деревца, жухлые кусты, да редкие пучки какой-то блеклой травы. Определенно, надо покидать эти края. Мне здесь не нравится, не для души.
И ехали бы мы спокойно себе дальше, полушопотом переругиваясь, точнее, я ругался, а она фыркала и ржала, то и дело пытаясь меня скинуть с жесткого седла. Один раз даже в кусты заехала и мне пришлось выковыривать с волос дары природы: листики и палочки, даже какая-то букаха имелась. Подарки эти мне не понравились, и я еле удержался, чтобы не послать ей ответную весточку. Искру какую на сухую травинку, но вовремя вспомнил, что так делать нельзя и пристыдился.
Как вдруг на встречу выехал стражник, пристранной наружности, хотя, возможно, что мне он показался странным, а на самом деле было так положено, по уставу. Кирса была в мятинах, шлем не отличался новизной и как-то умудрился съехать на бок, меч казеный отсутсовавал, как и ножны, зато имелись пара кинжалов на поясе. И он, к неудовольствию моего обаняния, был облеплен зловонными шмотками грязи, и кажется, соломинками сена. Лошадь у него выглядела правда лучше моей, хоть и была какая-то дохленькая, шуганая. И я невольно рассердился. И на себя и на клячу. Та же, почувстовав соперника, подобралась и сделала самый что ни на есть независимый вид. Сделалось смешно и я перестал сердится, а взял с нее пример. Незнакомый всадник перегородил нам и без того неширокую дорогу, так еще и остоновился и вытянув руку, указал на меня своим скрюченым, узловатым пальцем с пожелтевшим ногтем:
- Т-ты... - зашептал он, а мне осталось лишь согласится. Я - это я. И никто больше. Так чего говорить очевидное - Маг, надо же, маг! - крякнув, он вылупился во все глаза. Морщусь и тру лоб, такое ощущение, что там угольком выведены буквы, потверждающие мою профессию. И если каждый вот так вот будет тыкать? Во мне же разовьется куча комплексов. - Маг, ты это... сделай что-нибудь, - да уж, деловитый разговор получается. Искринне возмущаюсь и хмурюсь. Лошадь фыркнула. Нашел мне тут бродячих фокусников.
- Пусть у тебя вырастит жабий хвост... на ухе! - давлюсь смехом, но с завидной серьезностью делаю странные пасы руками и также некультурно тыкнув пальцем в мужлана, хлещу поводьями и поспешно объезжаю стражника, который замер в трепетном ужасе. До него похоже не дошло, что у данного земноводного, хвоста то не имеется. В спину доносилась ругань и брань. Он кажется даже было попытался меня нагнать, но у него что-то пошло не так: он чудно съехал в бок и, не удержав, массивное тело в седле, шмякулся о землю и окончательно извазюкавшись в пыли, еще сильнее помял свое обмундирование. Я же вместе с лошадью, наконец-то залился смехом.
Приехали мы в деревню. Лошадка уже кажется, проклинала все, на чем свет стоит. Конечно и меня в частности. Хотя, вру. Проклинала она лишь меня. Так и чувствую, что ждет меня лет семь неудач, да чирик где вскочет.
Деревенские - чудной народ. Мрачный, боязливый какой-то, с придурью. Зато, забавные донельзя и Маг им нужен. Чтоб хворь изгонял, заразу какую в могильники обратно отправлял, вообщем, занимался всем магичным, как колдунам и положено. Ну, Маг это ко мне, по специальности.
Так и зажил. Ходили ко мне, эти смешные людишки, заказывали: зелья какие, амулеты. Особо приятным, даже окроплял зелья слюной своей целебной или жуков с крысами крошил, исключительно по рецепту, но чтоб знали, не задирались. А то вздумали: бесноватый, сжечь его. Кричали еще что-то обидное, клячу кажется обещали забить. Ну, это не жалко. Живет она, нахлебница, исключительно из-за моей врожденной вредности.
А вот устал я однажды от этого балагана, так коровы подохли, кур потаскали, призрак бешеный появился, пугает, житья не дает - притихли. Поняли. Поверили. Заходили с новыми силами и гадливыми улыбочками. Небось вилы точат. Ну, пусть точат. Вот мор, как вы думаете, приструнит нахалов?
А связи все растут, против воли. От них не деться, как не беги.