Галина Щекина. Тебе всё можно: роман-ретро. – М.: Авторская книга, 2013. – 264 с.
«Тебе всё можно» – а что, собственно, «всё»? Закружиться – после строгого родительского дома и нелюбимого, но необходимого для преуспеяния вуза – в мирке курортных нравов?
Молодая специалистка приезжает на отдалённое южное предприятие, выбрав меньшее из трёх, не двух даже, зол: или «глухая деревня в степи», или «городок в зоне вечной мерзлоты». Папа подсуетился, пристроил, по тем временам, очень даже неплохо, тем более, крупные города не светили «хвостистке» из рядового, не столичного вуза. А тут – под присмотром знакомого, человека одного круга – директора предприятия.
Конечно, атмосфера курортного местечка, распространившаяся и на служебные отношения тоже, ошеломляет девушку, воспитанную традиционно – на запретах. Тем не менее, в новую среду Валя входит без особых переживаний – сказывается прививка, полученная в студенческом общежитии и в тусовке филологов, к которым она тянется всем существом, не осознавая ещё себя прирождённым гуманитарием, а не технарём.
Валя не оправдывает свою фамилию – Дикарёва – никого не дичась, она вполне вписывается в новый круг: в своём отделе она со всеми запросто, невзирая на разницу в возрасте и служебном положении. И с вышестоящими общий язык находит быстро, несмотря на то, что директор – едва ли не сексуальный маньяк, а заместитель сажает к себе на колени и требует расстёгивать на блузке «лишние» пуговки и кнопки – за каждый пункт сводки, которую собирает Валя. Вначале она ропщет, пробует даже писать заявление на увольнение, но директор приструнил: «...обещал твоему отцу тебя гонять». Но – «гонять» – не значит на колени сажать... Самой Вале, похоже, уже понравилась жизнь у лимана, во всяком случае, охотно или не охотно, но на начальственные колени она усаживается, опасаясь, правда, что увидят случайные посетители. Не сказать, что Валя очень уж дорожит репутацией. «Всё можно!..» – едва ли не девиз лишённой домашнего контроля девушки, расцветающей от комплиментов, только-только поверившей в свою женскую привлекательность. Вбитое системой воспитания: «ничего нельзя!» – и в Вале, да и во многих её ровесницах отрыгается характерной чертой – она «динамистка». То есть, всё можно, но до определённой черты. Можно проводить из вечера в вечер в ресторане, кататься на моторке с «гегемонами», целоваться до изнеможения, даже оказаться раздетой – в нетрезвом виде – случайным казаком, но дальше – табу! Не потому ли вокруг героини вьётся так много мужских персонажей? Именно незавершённые отношения запоминаются и подталкивают мужчину к их завершению, то есть, подогревают интерес к героине и даже провоцируют на предложение женитьбы. Но, по «закону подлости», единственный – «центр Вселенной» – недоступен, потому что он – человек не от мира сего, идеалист, верный семье. Валю он воспринимает, как ещё одну дочь, о которой нужно заботиться, учить и развивать. Валя, конечно же, находит в нём духовную опору, искренне восхищается его стоицизмом, но именно стоицизма ему и не прощает – со всей обидой отвергнутой женщины. Каким образом оказывается она на ресторанном торжестве Зяблика-директора, олицетворяющего всю подлость прогнившей системы? В то время как обожаемый ею человек, носитель лучших качеств, фактически сходит с ума, поверженный этой системой.
Очень показательна последняя сцена: безумный, непохожий на себя Долганов приносит для Вали связку книг и не узнаёт её... Почему она не взяла его за руку, не отвела к семье? Куда он – в пальто наизнанку? Какая жестокость к бывшему возлюбленному!
Производственный, казалось бы, роман на самом деле – о личной драме женщины, отвергнутой любимым, и не простившей, и отвергшей его, как учителя и духовного наставника. Возможно, повзрослев, она осознает свою вину.
Производственная жизнь где-то за кадром, больше слов, чем действия, да и разговоры читателю непонятны – какое-то узко-специальное арго: «сплошняк», «машины на упаковке», «плоскопечатка на полимерной основе»...
Понятно, конечно, почему «проверяющие комиссии» наезжают без конца – «вышестоящие» халявщики на отдых у моря, под видом служебной командировки. И всех всё устраивает – вам икра и девочки в бикини, нам – премии и поездки на лиман в рабочее время. «Вы делаете вид, что работаете, мы делаем вид, что платим...» – известная формулировка советского времени. А тут ещё и премии, и бесплатное жильё – за незначительную услугу. Зачем что-то менять? Только безумец Долганов может пойти на такое. Даже его соратница Валя Дикарёва встала на сторону директора, но у Вали – свои резоны.
Рухнула ли сейчас та система? Она успешно перестроилась. Зяблики из директоров стали хозяевами. А Долгановы – совсем не нужны, ни производству, ни науке, ни женщинам. Положительный герой вовремя, то есть, заранее стал недееспособен. А главная героиня, Валя, с чем остаётся – с грудой книг? Рестораны обрыдли, подруги обзавелись семьями, ей же замуж не невтерпёж – у неё какие-то искания, пока неясные. Благие долгановские идеи поруганы, Зяблик – на «своём шестке», не миновать Вале, кажется, и его коленей, тем более, он любит тех, кто оказывает сопротивление, хотя бы внешнее. Наверное, Валя уедет отсюда. Отслужи государству три положенных года – и на все четыре, тебе всё можно!
Идея автора – взглянуть на себя, молодую (что выясняется из «Пролога»), не приукрасив героиню, не оправдывая, а пытаясь понять, какая путеводная нить выдернула её с этого гибельного «праздника жизни». Наверное, осознание собственных ошибок не облегчает совести, но помогает вырасти над собой.
Композиционно: Валя – героиня и взрослая Валя – автор повествования – мешают друг другу. Например, в тексте встречаются и очень его портят отдельные фразы, вроде этой: «Пепси тогда не было в свободной продаже, возили с Новороссийска». Слово «тогда» необдуманно подтверждает, что героиня и автор – одно лицо. Но Валя могла сказать: «с Новороссийска», а для автора – недопустимо. Кроме того, возникает путаница с ролью рассказчика. Автор, словно Создатель, наблюдая за героями, имеет возможность описывать как внешнее поведение, так и внутренние мотивы – все мысли и движения души. Если же повествование ведётся от лица героя, даже выросшего над собой, повзрослевшего, автор свободен действовать только в определённых рамках – невозможно описывать то, что происходит за дверью, захлопнутой героем снаружи. Иначе наступает раздвоение личности, в том числе у читателя.
Языковые погрешности в романе свидетельствуют о некоторой поспешности с его изданием, как это происходит в большинстве случаев сейчас. Чувствуется редакторская и корректорская недоработка. Главы романа очень неровные по уровню. Примером, образцом авторского стиля, в сочетании с обдуманным, именно авторским языком, я считаю главу «Комбинация вместо флага». Такой прозой можно гордиться!
Ещё замечание: у меня вызывает недоверие некоторое несоответствие между героиней и её дневниками. Дневники, писанные ранее, до событий в Лиманске, выдают натуру более сложную, думающую, неординарную, в отличие от довольно поверхностной Вали. Её личность словно размывается в солёном растворе лимана, становится бесхребетной и податливой. Переписка с «главной филологиней» тоже свидетельствует, что Валя – не пустышка, но все диалоги с Долгановым ставят Валю в приниженное положение. Она, пусть заочница, но «университета искусств», не знакома с постулатами художественной «наготы». Подсевшая, ещё в вузе, на чтение зарубежной литературы, «строит из себя дурочку»... Авторская недоработка образа? Благоговения здесь перед «учителем», до впадения в ступор, я не вижу, это, скорее, увлечение интересным, неординарным в данной среде мужчиной, тем более, без взаимности, что подогревает девичий интерес.
В целом роман читается с увлечением, несмотря на шероховатости в языке – временами авторский язык переходит на местечковый жаргон, но опять же, путаница с ролью героини и рассказчика. Образы героев зримые, языковые характеристики у каждого – выразительные, хотя немного напрягает нарочито-изысканный лексикон Долганова. Где он, детдомовец, «успел напитаться всем высоким» – его дословное выражение, чем и пытается напитать Валю... Естественная тяга мужчины в возрасте к молоденькой и свеженькой, откровенно интересующейся им самим, разделяющей, к тому же, его интересы. Но, он моралист и стоик. А она, не желая мириться с отведённой ролью – только ученицы, дразнит, и провоцирует, и в конце не прощает ему его стойкости... Тебе всё можно.