Орден Сутулова глава 25

               
                1
   Оставив метлу со скребком в предбаннике, Голубев вытер ноги о резиновый коврик и устало протопал в свою каморку. Сняв телогрейку, пятернёй расчесал волосы, поставил чайник на электрическую плитку и присел к столу. Закурил. Взгляд машинально пробежал по кипе журналов, прайс-листов и рукописей, прошёлся по распечатке многострадального романа и скользнул за мутные стёкла оконных рам. А там… Раннее утро уверенно набирало силы, наполняясь запахами оттаявшей коры, гомоном городских птиц, звоном трамваев и гулом оживающих тротуаров. Народ торопился покинуть сумрачные подъезды многоэтажек и завести остывшие за ночь автомобили, спешил к автобусным остановкам, бежал в школы, институты и госучреждения, совсем не обращая внимания на то, что в столицу наконец-то пожаловала розовощёкая и озорная девчонка-Веснянка…
   Павел неторопливо попил чайку, сжевал пару бутербродов, вяло позевал и прилёг на топчан. Хотел немного подремать, однако голова не хотела отключаться. Перевернувшись на спину, парень задумчиво уставился в потолок… Вот уже третью весну встречает он здесь, на северо-востоке Москвы, в дворницкой неподалёку от здания с голубовато-жёлтой вывеской "Редакция журнала "Свет". Бесконечные дни и ночи, ночи и дни в ожидании Верочки, в беспрестанных литературных экспериментах, в надоедливых уборках дворов, в изнуряющей гонке на выживание… А всё для чего? Для какого такого глобального итога? Для каких возвышенных или низменных целей?
   Практически без передыху написал он довольно объёмный роман. Аж в четырёх частях. Около года пыхтел, старался. И вовсе не ради "Санкт-Галленского узника". Не захотелось Павлу только о своих мытарствах рассказывать, решил он описать их с Верой злоключения. Начиная со взрыва на её улице в Захолмске и заканчивая последней разлукой в Москве. В общем-то, пока – заканчивая. А там, Бог даст, свидятся. Тогда и продолжение можно будет написать. Благо, ничего придумывать не надо, весь материал – сплошное жизнеописание…
   Над названием романа Голубев мучался с неделю. В конце концов окрестил его "Нескандинавской историей". Когда-то, несколько лет назад, они с Верочкой мечтали после свадьбы съездить по турпутёвке в одну из североевропейских стран. В Швецию, например. Или Данию. А может, и Норвегию. Однако их планам не суждено было сбыться после рокового взрыва на Питерской. Ну да ладно. Есть надежда, что ещё не вся жизнь прожита… С новоиспечённым "шедевром" Пашка обивал пороги столичных издательств 16 раз. И постучался в двери 11-ти журнальных редакций. Ответные реплики худредов в основном сводились к следующему: нераскрученного автора печатать не будем – слишком рискованно и в экономическом, и в моральном аспекте. Голубева не раз подмывало показать этим очкастым "воротничкам" свой шикарный двухтомник и тем самым доказать наличие уже состоявшейся пиар-кампании. Однако немалым усилием воли приходилось гасить в себе подобные порывы, ибо засвечивать собственную персону в роли невольного свидетеля преступления на даче Завьяловых он по-прежнему не желал. Боялся проблем с ментами. Тем более – без столичной регистрации. Оттого и псевдоним новый придумал – Вениамин Духов. Чтоб уж ни под каким видом, как говорится. К тому же страстно хотелось доказать – особенно самому себе – что без всяких там "ЭГО"ов и Приходьков он и сам на что-то способен…
   Что же касается Веры, то тут картина выглядела и вовсе удручающей. С того момента, как его похитили завьяловские мордовороты, он не получил от неё ни единой весточки. Ни письменной, ни устной. Как неоднократно сообщала Линда, местопребывание Кирсановой её сыскари обнаружили, но та не желает пока входить в контакт с кем-либо. Передаёт лишь Голубеву низкие поклоны и… молчит. Почему?! В порыве раздражения Пашка однажды написал Шнайдер гневное письмо – мол, сообщи хотя бы, где она? Что с ней? Желает ли видеться в будущем? Может, замуж вышла, а я тут, как фофан, жду её в чужом городе? Тротуары москвичам подметаю? И вообще – что за скрытые намёки за его спиной? Уж лучше горькая правда, чем сладкая ложь… Однако Линда в ответных посланиях просила его терпеливо ждать. Ради любви, ради обоюдной надежды на воскрешение их внезапно прервавшихся отношений. Ещё витиевато намекала на некий приятный сюрприз, который скоро может ожидать его со стороны Верочки. А что за сюрприз, сколько ещё ждать? – швейцарская подруга почему-то старательно умалчивала…
   Терзаясь в сомнениях и догадках, новоявленный Духов скрадывал своё одиночество в корпениях над рукописями. Между делом не забывая и метёлкой помахать. Недавно один сердобольный редактор великодушно посоветовал ему разместить текст романа на сайте для иностранных литературных агентов. Даже э-мэйл дал. Мол, чем чёрт не шутит – может, закордонные дяденьки сговорчивей окажутся? И даже щедрее?.. Пашка после некоторых раздумий сходил на почту, влез в Интернет и за определённую сумму воткнул "Нескандинавскую историю" во всемирную паутину. А для себя решил – если до середины июня никто на его рукопись не клюнет, то он забросит к чёртовой матери все писательские изыскания и уедет из Москвы. Куда? Пока не знает. Для начала можно в Египет – на солнышке погреться и поплескаться в тёплом Красном море. А потом и в Захолмск можно. А что? В криминальном обзоре по НТВ как-то передали, что с группировкой местного авторитета Завьялова покончено. Что вроде бы и убийц главаря нашли, и его напарник Верёвкин бесследно пропал за границей – в далёком Таиланде. Скорее всего, утонул. Так что выходит: в родном городе Павлу и Вере бояться уже некого. По большому счёту все их враги испарились, сгинули без остатка… Кирсанова, если захочет, найдёт Павлика и в Захолмске. Там даже быстрее отыщет. А не захочет – Бог ей судья. Ему же, Голубеву, до омерзения надоело уже скитаться по чужим углам, играть с судьбой в кошки-мышки и чувствовать себя последним бомжем. Ужасно хочется спокойствия, цивильной работы и уюта. На родине его давно уже ждёт собственная квартира и трудоустройство на любимую "Точилку". А что касается всякого рода пересудов, то людская молва, как известно, имеет свойство быстро переключаться на другой объект. Побазарят, что называется, и заткнутся…
 …Павел только сейчас заметил, что по подоконнику стучат дождевые капли. Первая небесная влага в апреле. "Вот и здорово, – с облегчением подумал он, – меньше пыли будет. И последний снег в канавах растает…" Молодой мужчина удовлетворённо шмыгнул носом, повернулся на бок и, укрывшись тонкой накидкой, тихонько засопел…

                2
   Массивная металлическая дверь гулко захлопнулась, оставив Веру с Любочкой в небольшом помещении с раздевальными шкафами вдоль стен. Присмотревшись повнимательней, Кирсанова ойкнула: так могла выглядеть только одна комната в зоне – "шлюзовая камера". Через неё заключённые шли отматывать срок в бараках, отсюда же начинался их путь на волю. Стало быть… До Верочки только сейчас начало доходить, что, похоже, их… выпускают под чистую. Крантец! Удивлённо вытянув лицо, она наклонилась к девчушке, поцеловала её в щёчку и в порыве нежности страстно зашептала:
  – Господи! Неужели всё, дочура? А?.. Ты понимаешь, родненькая? Нас с тобой в "шлюз" привели! Значит… Уже… Вольная. На все четыре… М-м… Ну надо же. И конвойный ничего не сказал…
   Не успела женщина договорить, как сбоку открылась маленькая дверца, через которую в помещение втиснулась толстая надзирательница.
  – Вот! – протянула она Вере два пакета. – Велели вам передать…
  – Что это? От кого? – растерялась Кирсанова.
  – Мне не докладывали. Прислали с ворот, вот и всё… Небось, одежда. Гражданская. Для вас и ребёнка…Переодевайтесь…
  – Даже так, да? – обрадовалась Вера. – Значит, выпускают? Всё? С концами?
  – Ой, вот только не надо делать вид, что вы первый раз слышите об этом! – скривилась тётка. – Прям анделы какие… Давайте одевайтесь и… к воротам. Там документы получите. У вас десять минут. Время пошло…
   Когда надзирательница вышла, Кирсанова не мешкая развернула пакеты. В них действительно оказались шмотки – и для неё, и для Любочки. Как выяснилось, по последнему писку моды. "Кто бы это мог передать? – поразилась молодая женщина, снимая с себя казённый халат и помогая дочке расстегнуть пуговицы. – Во всяком случае, точно не Павел. Он пока ни о чём не догадывается. Тогда кто? Эта, из Швейцарии? Которая мне с самого начала помогала? И в спецзону устроила, и в отдельный бокс, и посылки каждый месяц посылала… Только благодаря ей я Любочку здоровенькой родила. Под присмотром лучших медиков зоны… Она мне и работу блатную выхлопотала – халаты шить. Это не брёвна ворочать и не уголь для котельной разгружать… А теперь, выходит, и УДО эта Линда спроворила? Вместо восьми лет три с половиной? Ловко!.. Впрочем, какая теперь разница – кто посодействовал? Потом разберёмся. Главное – мы с Любашкой на свободе! Условно-досрочно…"
   Выйдя за ворота спецучреждения, бывшая медсестра вдохнула полной грудью тёплый апрельский воздух, зажмурилась от яркого солнышка и, проморгавшись, осмотрелась по сторонам. Неподалёку от бетонного забора стояла одинокая "BMW" тёмно-синего цвета. Больше никого вокруг не было. Через пару секунд правая дверца машины распахнулась, и навстречу освобождённым зашагал незнакомый мужчина, разговаривающий на ходу по мобиле. Вера настороженно посмотрела на него и взяла дочурку за руку. Поравнявшись с Кирсановой, мужчина приветливо улыбнулся и протянул ей телефон:
  – Битте! Ка-ва-ри-тэ… Шпрехен…
  – Чего? – не поняла встревоженная женщина, ещё крепче прижимая к себе Любашку.
  – Найн боятц… Дас ист карош… Битте-битте! Фоун. Линда… Линда Шнайдер! – пролепетал мужик, показывая пальцем на трубку аппарата.
   Услышав знакомое имя, Верочка нерешительно взяла сотовый, поднесла его к уху и приглушённо спросила:
  – Алло?
  – Это Вера? Кирсанова? – разлилось по мембране приятное женское сопрано.
  – Да…
  – Здравствуйте! Линда Шнайдер на связи… Как вы? В порядке? Вас освободили?
  – Похоже… Только что… Угу, здрасьте…
  – Ну, замечательно! Поздравляю!.. Слава Богу… Вот, кажется, и всё. Теперь можете вздохнуть свободно…
  – Спасибо…
  – Верочка, не переживайте. Там рядом с вами мои люди. Они приехали, чтобы помочь вам. Можете распоряжаться ими на своё усмотрение…
  – О-о… Вот даже как? Я вам очень признательна. Это воистину по-королевски. К тому же… Насколько я понимаю, и наше с Любочкой освобождение – это тоже ваша заслуга? Так?
  – Гм… Давайте об этом не будем, Вера. Как-нибудь в другой раз… Я всего лишь выполняю просьбу одного человека, перед которым очень виновата… К сожалению, сама я не смогла вырваться из Санкт-Галлена. Извините, дела. Приходится руководить ребятами по телефону…
  – М-м… Ясно… А-а… вот вы сказали про человека… Выполняете его просьбу… Речь идёт о Павле Голубеве?
  – Да-а… – тяжело вздохнули в трубке. – Я обещала, что отыщу вас и… Так вышло, что вам впоследствии понадобилась помощь. И хоть вы напрочь отказывались от неё, я… по мере сил…
  – Скажите, только честно. Не кривя душой… – перебила Линду Кирсанова. – А вам самой дорог Паша? Вам он нравится? У вас на него какие-то прикиды? Или, может, уже права?
  – О, майн гот! Да что вы такое говорите?! – фыркнула Шнайдер. – Я понимаю, что после пережитого стресса, после заключения… вам нужна психологическая реабилитация. И очень сочувствую вам, как женщине и матери. Только… Успокойтесь, пожалуйста! Вашего Павла никто и не думал отбивать. Выбросьте из головы эту чушь! Тем более – насколько я знаю, он любит только вас. И очень ждёт, когда вы вернётесь… По правде сказать, вы счастливая девушка, Вера. Не каждую будут так ждать мужчины. Так долго и упрямо ждать… А Голубев по-прежнему находится в Москве, снимает угол в бытовке, подрабатывает дворником. И всё это лишь для того, чтобы дождаться вас. На том месте, где расстались. Боясь потерять окончательно… Поэтому… Я бы на вашем месте не задумываясь прямо сейчас поехала к нему. Даже не поехала, а полетела бы… Впрочем… Дело ваше…
   Верочка перевела дух, вздохнула и, виновато глядя в землю, отпарировала:
  – М-м… Вы… простите меня, Линда. Я, наверное, зря так на вас. Лишнее ляпнула. В общем… Спасибо вам огромное за всё. За доброту и терпение. За всё, что сделали для меня и для Любочки… А насчёт Павлика… Можно я сама решу, как поступить? Ладно?
  – Кто бы спорил… Это ваш выбор… Хм… Что мне передать своим ребятам? Куда вас отвезти?
  – Даже не знаю… Может, мы как-нибудь сами? Своим ходом?
  – Не дурите, Вера! Машина под боком, а вы…
  – Ну хорошо… Тогда… Мне бы очень хотелось попасть сейчас домой. В Захолмск… Мамину могилку найти. Убраться на кладбище. Поплакаться. Я ведь так виновата перед мамочкой! Ничего не сказала ей, не простилась… А она не дождалась…
  – Я вас понимаю… – сочувственно понизила голос Линда.
  – Да и не только это… Необходимо просто адаптироваться к воле. Отмыться, постричься, привести себя в порядок. К тому же и Любочка кроме тюремных бараков ничего ещё на свете не видела. Ребёнку нужна хотя бы небольшая реабилитация…
  – Бедная девочка!.. Н-да… Конечно, Вера, поезжайте домой. Надеюсь, вы поступаете правильно. Одно лишь… Хм… Простите за навязчивость. Я знаю – Павел вас очень-очень ждёт. Места себе не находит. Лично ему… что-то передать? От вас?
  – Нет, не надо. Ничего пока не надо… Там посмотрим. Загадывать не буду…
  – Хорошо…
  – Я надеюсь, Паша не в курсе – что со мной? Где я была? Что у него есть дочка?
  – Как вы и просили, я ничего ему не сообщила.
  – Отлично! Очень вам благодарна…
  – Не за что… Моё последнее пожелание, Вера.  Не обрекайте Голубева на одиночество. Он заслуживает более тёплого отношения к себе. Вот, пожалуй, и всё…
  – Угу… Я учту это…
  – А теперь… счастливого пути. Берегите себя и… Любашку… Передайте, пожалуйста, трубку. Кому-нибудь из моих парней…
  – Лады… – Кирсанова протянула мобильник стоящему рядом мужчине.
   Тот кивнул и с энтузиазмом погрузился в многочисленные назидания Линды, изредка вставляя "Я-я… Я волль… Ферштейн…"
   Когда с переговорами было покончено, швейцарский гость любезно проводил Веру и Любочку до автомобиля, открыл дверцу и усадил их на заднее сиденье. Торчащий за рулём напарник вежливо поздоровался и плавно крутанул ключ зажигания. Однако первый, присев рядом, остановил его жестом и что-то пояснил на немецком. Затем вытащил откуда-то снизу шуршащий полиэтиленовый пакет и протянул его Вере:
  – Кушайт… Эссен… Битте!
  – Ой, спасибо! – улыбнулась молодая женщина и заглянула внутрь. – А что это? Ба-а! Какие здесь пирожки-и! Бутерброды. Соки. Сладости… Ну надо же… Данке шон!
  – Битте! Битте! – с готовностью кивнули оба мужика.
   Кирсанова достала из пакета воздушное пирожное и протянула его дочке.
  – На, Любань! Ешь… Ты таких ещё не пробовала… Начинай прямо с розочки. Не бойся, откусывай. Во-о… А что сказать надо?
  – Са-си-ба… – умильно протянула девчушка и осторожно начала жевать.
  – Вот тебе ещё сок. Яблочный… – подала ей коробочку Вера. – Когда поешь, я тебе дам соломинку и ты через неё попьёшь. Хорошо?
  – Угу… – качнула головкой Любаша, наслаждаясь обществом сразу двух дядек и неизведанными доселе вкусами гостинцев из мешочка.
   Кирсанова смущённо посмотрела по сторонам, кашлянула и вкрадчиво спросила у сидящих впереди мужчин:
  – Ребят… Вы извините, конечно… А у вас случаем выпить не найдётся? Да и покурить тоже… У меня настроение сейчас такое… Праздничное… Неплохо бы…
  – Вый-пыт? Куритц? – переспросил тот, кто не за рулём. – Дас ист? Нихт ферштейн… Нэ поняйт…
  – Ну-у… – покраснела Вера, чертыхнулась и старательно изобразила воображаемый стакан, из которого пьют, а также дымящуюся сигарету около рта. – Ту дрынк… Шнапс… Энд смокинг… Сигарэтс…
  – А-а! – сразу заулыбался швейцарец. – Я волль. Сэ-час… – он покопался в ногах и протянул Верочке небольшую бутылку. – Кок-тэйл… Чэрри…
  – Коктейль? Вишнёвый?.. Годится! – хихикнула женщина и взяла протянутую тару. – Данке шон!
  – Битте… Ай момент! – мужик опять наклонился и извлёк из "запасника" блок "Мальборо" с зажигалкой. – Плиз!
  – Ой… Благодарю! – зарделась от повышенного внимания Кирсанова. – Данке-данке шон!..
  – Нот э тол…
 …Спустя четверть часа Верочка счастливо смежила веки и прильнула к окну мчащегося в Захолмск "BMW". Любашка, угнездившись на боку мамы, тоже закрыла глазки и задремала. Иностранцы, покосившись в зеркало заднего обзора, понимающе хмыкнули и незаметно приглушили музыку, плавно льющуюся из автоколонок…

                3 
   Высыпав последнюю кучку мусора в тележку, Павел вытер взмокший лоб, расстегнул куртку и присел на ближайшую скамейку. Отдышавшись, закурил. Посмотрев на щербатый асфальт, он заметил, что по нему поползли первые робкие тени от распустившихся тополиных завязей. И от черёмуховых тоже. И тут же совсем рядом заливисто вывел весеннюю трель пёстрый зяблик. "Ну вот. Теперь существенных холодов уже не будет… – на автомате подытожил свои наблюдения Голубев. – Если зяблики прилетели, значит, верба в лесу распустилась. Стало быть, скоро берёза листики пустит. А там и скворцы загомонят. Лето на крыльях принесут…"
   Со стороны проспекта к мужчине шаркающей походкой приблизилась бригадирша Агата. Удовлетворённо окинув взором ближайшие аллейки и тротуары, она протянула Павлу небольшую бумажку:
  – На… Тебе квитанцию опять прислали… Сейчас из ящика почтового вытащила…
  – М-м… Спасибо! – Голубев откинул чинарик в сторону и развернул листок. – Письмо пришло… на моё имя… Заказное… Странно…
  – А чё странного-то? – с нескрываемым любопытством поинтересовалась тётка.
  – Да вот… Я думал, снова из Швейцарии. От Линды. А тут… Из Москвы. А кто адресат – не разберу…
  – Так сходи на почту-то. Забери. Там и узнаешь – от кого… Чё ждать-то?
  – Верно… Так и сделаю. Переоденусь только…
   Павел встал, ещё раз поблагодарил бригадиршу и, подхватив тележку с инвентарём, торопливо пошагал к своей подсобке.
 …Из отделения связи Голубев вышел в ещё большем недоумении. Пакет, который ему там вручили, изобиловал штемпелями и марками – поди разберись, кто здесь истинный отправитель. И только вынув из конверта голубоватый лист бумаги с официальными штампами, Пашка до боли под сердцем вдруг осознал, что дело приобретает весьма серьёзный оборот. Печатными буквами в послании значилось:
                Господин Духов (Голубев).
   Довожу до вашего сведения, что литагенты нашего издательства заинтересовались рукописью романа "Нескандинавская история" и готовы встретиться с вами для переговоров по поводу творческого сотрудничества и возможного подписания контракта на взаимовыгодных условиях. Для этого вам надлежит позвонить в московское представительство нашего издательства по телефонам ………… и договориться о встрече в любое удобное для вас время. При себе иметь паспорт, ИНН, страховое пенсионное свидетельство. Ждём вас по адресу ……
                С уважением:  ПОДПИСЬ ,
                шеф-редактор книжного издательства "NGRF+". Норвегия, Осло.
   Символы на листке смешались и неожиданно затеяли круговерть перед глазами поражённого мужчины. От внезапно накатившего прилива сил и необузданной радости "господин Духов" перечитал приглашение ещё три раза. И только после этого осознал, что… А действительно – что сие означает? Если исключить преднамеренно злой умысел, чей-то глупый розыгрыш или просто случайную ошибку, то налицо редкое явление под названием Облик капризной Фортуны в анфас. Проще говоря – У-да-ча. Именно так, с большой буквы и по слогам… Получается, что без всяких там протеже, без чьих-либо денег, без коньяков, кумовства, "сутенёрства" и связей, без гуманитарно-профильного в/о диплома, без трескотни и пиар-кампаний он, Павел Голубев, сумел написать роман, который заинтересовал одно из норвежских издательств и который, скорее всего, оно выпустит в виде отдельной книги. К сожалению, в России эту рукопись продинамили, пренебрегли ею, а иностранцы готовы печатать на любых условиях. Интересно… Значит, Вениамин Духов состоялся как профессиональный писатель? Как отдельная незаурядная личность? Выходит, он на что-то годится без посторонней помощи? Сам может многого достичь? Именно САМ!!! И даже на европейском уровне… Разве это не повод стать наконец счастливым? Не повод почувствовать себя победителем после долгих лет нескончаемых сражений на избитых полях Судьбы?!..
   Голубев распрямил плечи, вздохнул полной грудью, спрятал письмо в карман ветровки и, чуточку захмелев от только что пережитого, подался в скверик, где присел на ближайшую лавку. От волнения и радости забыл про сигареты. Плюхнулся на влажноватые доски и уставился в одну точку. "Промедитировав" так минут двадцать, он с трудом телепортировался в реальность и, очнувшись, машинально потянулся за куревом. Высмолив на едином затяге пару "смычков", молодой мужчина поймал себя на мысли, что в дворницкую возвращаться категорически не хочет. Сейчас оттянуться бы где-нибудь за городом, на лоне оживающей природы. Или на худой конец сгонять в Парк Горького. Либо в зоопарк. Или на ВВЦ. Или…
   Пашка вдруг вспомнил про Красную площадь, про то, как несколько лет назад они с Верочкой так и посетили с экскурсией храм Василия Блаженного. Он усмехнулся, воскресив в памяти пресловутый мегафон гида, решительно поднялся с лавочки и… неожиданно для самого себя потопал к станции метро "Октябрьское поле"…
 …Миновав серое здание ГУМа, парень поравнялся с Лобным местом, пересёк наискосок остаток Красной площади и, спустившись на тротуар, подошёл к Блаженному со стороны оживлённой автострады. Купив в ближайшем киоске порцию мороженого, он притулился возле стенки каменного парапета, не торопясь сжевал эскимо, достал из кармана послание из издательства и вновь вожделенно перечитал его. Два раза. Стараясь не потерять от эйфории голову, сочинитель Вениамин Духов мысленно поблагодарил Бога, с наслаждением обвёл взглядом цепочки бегущих в разные стороны прохожих, удовлетворённо вздохнул и подмигнул маленькой девчушке, стоящей неподалёку. Та смущённо улыбнулась, подошла вплотную и, опустив глаза, протянула Голубеву шоколадку:
  – Эта ти-пе…
  – Мне-е? – мужчина удивлённо присел на корточки. – За что же такая милость? А?.. Тебя как зовут, синеглазая?
  – Лю-па…
  – Любочка, значит? Понятно… А годиков тебе сколько?
   Девочка показала сначала четыре, а потом три пальца:
  – От-т…
  – Ага… Сколько у нас тут? Три? Три годика, да?
  – Почти… – откликнулся женский голос сзади. – В конце июня три исполнится. Так, Любаш?
  – Та-а…
   Павел обернулся на звук и… обомлел. Совсем рядом, в двух метрах от него, стояла живая и невредимая Вера Кирсанова. В модной женской курточке и фирменно-голубых джинсах, заправленных в красивые сапожки.
  – Бо-оже! – обомлел Голубев. – Уж не мираж ли это?.. Верочка! Ты… Господи! Это ты-ы?..
  – Я, родной мой… Я… – у Кирсановой на глазах выступили слёзы. Она виновато посмотрела на любимого и, поправив на плече сумочку, бросилась ему в объятия. – Здравствуй, милый! Здравствуй… Вот я и пришла…
  – Солнышко моё! Заюшка!.. Здравствуй, моя хорошая… – Павел обнял девушку за плечи и крепко прижал к груди, боясь, что она испарится, словно призрак. – Боже, не допусти от радости заглючить… Неужели я тебя дождался, Веруш? Неужто это не сон?
  – А ты попробуй… ущипни себя за ухо…
   Мужчина, засмеявшись, исполнил просьбу.
  – Вот видишь? Значит, мы не снимся друг другу… – Вера первой прильнула влажными губами к горячим губам Павла, после чего Голубев, прижавшись к спутнице ещё сильнее, не отпускал её минуты три.
  – Слушай! – обрёл он наконец дар речи. – А ты… Ты какими судьбами здесь? На площади?
  – Во даёт… – хитровато улыбнулась Кирсанова. – А ты разве не понял? Нет?
  – Неа… – искренне удивился парень.
  – Ну тогда… Считай, что всё это произошло случайно. Одна особа, оклемавшись в родной вотчине после дальних странствий, решила развеять тоску в белокаменной. Привела себя в порядок и… Вот мы и здесь… Хотели на минутку забежать. Посмотреть, как часы на Спасской башне бьют. А заодно на Кремль и на Василия Блаженного полюбоваться. Ведь когда-то так и не удалось… Только… Пришлось не на храм, а на тебя смотреть. На родняшечку нашу. Мы уже минут пять за тобой наблюдаем. Как заметили в толпе…
  – Мы? – недоверчиво переспросил Павел. – А… С кем ты? 
   Кирсанова опустила голову, нашла глазами девочку и, чуть пригнувшись, положила ей руку на плечико.
  – Вот, Паш, знакомься. Только, пожалуйста, спокойно. Без нервов… Это Любочка. Любашка. Дочка… Хм… Наша с тобой дочка…
 – Не понял…
 – Доченька, говорю… – жутко смутилась Вера. – И твоя, и моя… Общая, значит…
 – Ка-ак? – вытянулось лицо у Голубева. – Это… Это моя дочь? Моя?!.. Да ты что?.. – он опять присел на корточки и внимательно посмотрел девочке в глаза. – Вот так вот, да? Раз и… готово… Ну надо же! Что ж ты молчала, синеглазая?.. А я всё думаю – с какой это стати шоколадка? А оно вон оно что… Господи! Доченька моя! Кроха… Что ж ты так?  Ну, здравствуй…
  – Здлас-туй…
   Мужчина порывисто обнял ребёнка, закрыл глаза и беззвучно заплакал.
  – Похоже, меня сейчас удар хватит, – тихо вымолвил он. – За один день сразу столько новостей! И каждая – одна другой слаще…
  – Да? – улыбнулась Верочка. – А можно узнать… Хотя бы ещё об одной?
  – Конечно! – Павел, не выпуская Любашки из объятий, достал из кармана письмо от норвежцев и протянул его любимой. – Читай…
 Та пробежала глазами по фирменному бланку и восторженно покачала головой.
  – Кла-асс! Супер!.. А ты, я смотрю, даром времени тут не терял..  Молодчина! Книгу написал, да? Новую?
  – Как видишь… Ваш папка и здесь поспел. Без всяких покровителей… Правда, Любань?
  – Ага… – охотно кивнула девчушка.
 Все трое радостно рассмеялись.
  – Верунь… – приподнялся Павел, закурил и посерьёзнел. – А если честно… где ты была? Все эти годы? Почему молчала, ничего не сообщала? Ни о себе, ни …о рождении Любочки?
  – Ой, Паш… – тяжело вздохнула Кирсанова. – Не спрашивай меня сейчас ни о чём. Ладно?.. Придёт время, я сама обо всём расскажу. Со всеми подробностями. Без утайки…
  – Хорошо… Однако поверь – это более чем странно, что мы встретились с тобой именно сейчас, в этом месте и в это время. Тебе не кажется, что здесь попахивает какой-то мистикой?
  – Да нет… – усмехнулась Вера. – Всё намного банальнее. Просто у этой мистики есть своё имя. Линда Шнайдер…
  – Подожди… Ты хочешь сказать…
  – Вот именно!.. Мы с Любаней ехали непосредственно к тебе. Из Захолмска… А корректировала наши действия твоя бывшая знакомая. По мобильнику из Санкт-Галлена. Через своих людей в России… Вот и вся премудрость…
  – Фу ты… – совсем растерялся мужчина. – Выходит, за нами постоянно следили? За уши притягивали друг к другу?.. Н-да… Теперь я понимаю, какой сюрприз имела в виду Линда. Когда написала мне последнее письмо…
   Кирсанова, слегка поколебавшись, тоже закурила.
  – Во всяком случае, дорогой, нам помогли встретиться… – философски заметила она. – А это, я полагаю, главное…
  – Не спорю… – кашлянул после некоторой паузы Голубев. – Ну что ж… – он спрятал письмо обратно. – Лэт ит би, как говорят англичане. Пусть будет так…
  – Ты только не обижайся, хорошо? – приободрилась молодая женщина и выбросила окурок. – Не держи ни на кого зла. Прорвёмся… А насчёт издательства… Я очень рада за тебя. Правда! Ты умница… Можно лишь один вопрос? По поводу заголовка?..
  – Да хоть десять!
  – Я не совсем поняла – почему "Нескандинавская история"? Что ты имел в виду?
  – А-а… Видишь ли… Этот роман – о нас с тобой. Обо всём, что мы пережили за последние годы. Начиная со взрыва в твоей квартире…
  – Лестно слышать, но… Это ж целая эпопея! Сага о двух молекулах, которые никак не притянутся друг к другу…
  – Ну… Так оно, в принципе, и есть… Помнишь, мы хотели сразу после свадьбы уехать в Скандинавию? В турпоездку?
  – Да, что-то такое припоминаю…
  – Ну вот… Оттого и НЕскандинавская история, потому что таковой в реальности не получилось. Она осталась лишь в мечтах. А выпала нам совсем иная повесть. На просторах средних широт России…
  – Теперь понятно… – Верочка кивнула и призадумалась. – А хочешь, я тебе свой вариант названия предложу? Более меткий и коммерческий? На мой взгляд…
  – Валяй! – снисходительно улыбнулся Павел.
  – Помнишь, я тебе о художнике Неволине рассказывала? Который мой портрет писал? В Грязино…
  – Это который потом… в подполе?.. Мёртвый… под бочкой…
  – Ну да… – поморщилась Кирсанова.
  – Конечно, помню…
  – Мне на всю жизнь запомнились его слова. О мистическом ордене Сутулова. Который получаем мы в виде ярма на шее. За труды праведные, и никто не может  или не хочет их оценить. Потому что западло… Каждый себя мнит не обидеть, а другого норовит лягнуть. По закону курятника – клюй ближнего, гадь на нижнего. В итоге лишь ордена Сутулова и заслуживаем. К старости…
  – Да, это он неплохо подметил…
  – Дарю! – Вера  сделала небрежный жест рукой. – Простенько, но со вкусом. Можешь назвать свой роман именно так – "Орден Сутулова". По-моему, беспроигрышный вариант. И актуально отражающий нашу действительность…
  – Ты так считаешь? – Голубев почесал переносицу. – Ну ладно. Я подумаю на досуге. Над твоим предложением… Во всяком случае в нём есть определённая изюминка…
  – Угу. Подумай…
   В этот момент куранты на Спасской башне начали торжественно отбивать традиционную мелодию. Любашка встрепенулась, задрала вверх мордаху и ткнула пальчиком в направлении звука:
  – Ой-х… Што эта?
   Павел подхватил её на руки и обернулся к Вере:
  – Может, поближе подойдём? Покажем Любане часики?
  – Пошли…
   Когда они встали напротив башни, сложный железный механизм уже отстучал двенадцать раз.
  – А… А питиню он так? – возбуждённо сверкая глазками, спросила дочка.
  – Почему? – усмехнулся Павел, придерживая Любочку на загривке. – Только что, Любань, отыграли главные часы страны. Всей нашей России. Они называются куранты. И показывают, что московское время сейчас – полдень. Рабочий день в самом разгаре…
  – А нашего папу только что, здесь, на Красной площади, наградили самым дорогим в мире орденом. Орденом отцовства. Четвёртой степени! – рассмеялась Верочка, показывая пальцем на улыбающуюся Любашку, сидящую на плечах у Голубева. – Попрошу не путать с орденом Сутулова…
  – А почему четвёртой степени? – поинтересовался мужчина. – Жидковато как-то…
  – У вас ещё всё впереди, папаша… – прыснула Кирсанова. – Старайтесь и плодитесь, как написано в Библии. Тогда и ордена будут другие…
  – Служу Родине! – бодро откликнулся Павел и усадил дочку ещё удобнее.
 …Три сизаря, выпорхнув из-за Кремлёвской стены, сделали "почётный" круг над головами наших героев. А затем улетели в сторону Исторического музея. Только никто этого не заметил…   


                КОНЕЦ  ТРЕТЬЕЙ  ЧАСТИ