1
В очередной раз поднявшись на третий этаж, Павел устало нажал на кнопку дверного звонка. И снова – тишина, ни малейшего шороха за порогом. "Может, всё-таки не та квартира? Или подъезд другой?" – опять мысленно спросил он себя. «Да нет, исключено. Я хорошо запомнил эту обитую бордовым дермантином дверь. И номер – семьдесят восемь. Именно здесь мы провели с Верочкой последние дни перед разлукой,» – уверенно откликнулся внутренний голос.
Позвонив ещё пару раз, Голубев раздражённо стукнул кулаком в безмолвную дверь, понуро спустился во дворик и закурил. "Ч-чёрт! Как назло – ни мобилы, ни денег. Всё эти падлы завьяловские отобрали! – сокрушённо выругался он про себя. – И Вера запропастилась непонятно куда. Неужели в свою Швейцарию улетела?.. Вот непруха, а?! Куда теперь податься? Даже пожрать не на что купить. И башка, как назло, раскалывается. Тьфу!.."
Мимо молодого мужчины проковыляла дородная тётка в поношенном ватнике. Как отметил Вересов, она уже не первый раз глаза ему тут мозолит. Рассматривает как в зоопарке. Следит, что ли? На этот раз толстуха не выдержала и подошла вплотную.
– Кого-то ищешь, парень? – миролюбиво поинтересовалась она, с любопытством разглядывая незнакомца.
– Да-а… – неопределённо пожал плечами Пашка, всем своим видом говоря: "А тебе-то какое дело?"
– Да не стесняйся! Чё ты? Меня здесь все знают, – доверительно усмехнулась тётка. – Тётя Агата я. Агата Спиридоновна. Бригадир дворников… Почитай, всех жильцов наперечёт помню. Тебе-то кого надоть? Могыть, подскажу?
"А что? Это шанс!" – приободрился Голубев и, кашлянув, заставил себя сделать доброжелательное лицо:
– Тут в третьем подъезде молодая женщина проживает. Верой зовут. Она квартиру однокомнатную снимает. Вон, на третьем этаже. Окна сюда, во двор… Может, встречали её недавно?
– Это которая? Где верёвки на балконе торчат? Жёлтые? – Агата задрала голову вверх и ткнула толстым пальцем в бетонную плиту. – Второй слева, да?
– Угу. Семьдесят восьмая квартира. Там дермантин на двери… такой… вишнёвый…
– А-а… Это академша там хозяйка. Муж-то её, профессор, помер два года назад. Так она сейчас из заграниц не вылазит. Квартиру сдаёт, а сама у детей по очереди живёт. Али уж у внуков. Бог их знает…
Вересов скривился и, стараясь держать себя в руках, напомнил:
– Меня не профессорша интересует. А её последняя квартирантка. Знаете такую?
– Погодь… Это которая в бежевом пуховике ходит? В джинсиках синих?.. Симпатичная такая, среднего роста? Лет под тридцать?
– Ну… Наверное… Вроде того… – поёжился от ветра Павел и выбросил окурок в кусты.
– Так-так… Ага… Похоже, знаю я эту деваху. С сентября она тут. Только… Что-то в последнее время не показывается. Не видать. Почитай, недели уж три…
"Бли-ин! Неужто и впрямь улетела?" – помрачнел собеседник и уныло взглянул на окна дома:
– Вы уверены? Может, путаете с кем? – с надеждой в голосе спросил он. – Не должна бы она исчезнуть. Просто так…
– Кто знает? Глядишь, и обмишурилась, – повела плечами дворничиха. – Здеся много квартирантов разных снуёт. Всех, может, и не упомнишь… Но ты не серчай! Всяко бывает. Глядишь, скоро подойдёт…
– Н-да… – разочарованно протянул Пашка, закуривая новую сигарету.
Чувствуя, что досадила безвинному человеку, Агата Спиридоновна решила исправиться. Не найдя ничего лучшего, заискивающе пролепетала:
– А ты… это… Гм… Не поможешь мне, паренёк? Будь добр, а?.. Колька-электрик с утра уже на бровях, лыка не вяжет. А мне две лампочки в подсобке вкрутить надо. Не достаю я. Да и не понимаю – чё там, к чему? Боюсь, током шарахнет… Не подмогнёшь?
Перехватив умоляющий взгляд тёти Агаты, Павел, вздохнув, без особого энтузиазма покосился на её замызганный ватник:
– А где подсобка-то?
– Да тут, рядом… – сразу повеселела женщина. – В соседнем доме… Если хошь – соточку плесну. За работу. И для сугреву… Пойдём! Мы щас, быстро…
…С лампочками управились действительно быстро. Даже стремянки не понадобилось. Высокий Голубев дотянулся до плафонов с пола. Не успел оглянуться, а у проворной дворничихи уже и стол накрыт. Здесь же, в подсобке.
– Давай-ка, парень, мой руки и садись, перекуси, – по-хозяйски распорядилась она и кивнула в сторону плотной занавески. – Санузел там…
Вересов послушно проследовал за ширму, открыл кран, и только сейчас понял, что не ел почти сутки. Сглотнув тягучую слюну, он поспешно вытер ладони и вернулся к импровизированному столику.
– Ну вы даёте… – Павел с вожделением уставился на угощения. – Такое впечатление, что заранее готовились. Вы что, обитаете здесь? Проживаете?
– Да куда там! – отмахнулась Агата. – Это помещение у нас хозблоком называется. Отвоевали у ЖКУ часть подвала, подсобку сделали. Мётлы, лопаты, скребки сюда складываем. Спецодежду, рукавицы… Иногда чайком тут балуемся, греемся. А вчера вот день рожденья мой с бабами отмечали. Вот и остались харчи в холодильнике… Ты садись давай. Выпей и поешь. А то устал, небось, ждавши свою кралю-то…
Голубев долго не размышлял. Поблагодарив радушную дворничиху, набросился сначала на еду, а потом уж выпил с ней водочки с минералкой. На душе сразу потеплело, сделалось уютно и празднично. Захотелось покурить.
– Дыми, дыми, – кивнула тётка, заметив, что тот достал из кармана сигареты. – Я привыкшая… Хм… Ты лучше скажи мне – квартирантка-то кем тебе приходится?
– Самым близким человеком. Невестой… Вот только в последнее время что-то часто стали мы с ней разлучаться. Будто колдует кто…
– А сам-то ты откуда?
– Из Подмосковья. По делам отлучался…
– А зовут как?
– Павлом.
Дворничиха испытующе взглянула на парня.
– Ждать теперь будешь? Девку-то свою?
– Непременно! У меня обратной дороги нет. Здесь, в её квартире и вещи мои остались, и документы, и деньжата кое-какие… – Вересов покосился за окно. – Надеюсь, к вечеру объявится моя ненаглядная…
– А коли не придёт? Ночевать-то есть где?
– Не знаю… – развёл руками Вересов. – Я об этом как-то не думал…
Агата налила ещё по стопочке.
– Ну… С Богом! Давай ещё по одной и… Мне надоть на пятый участок сбегать. Нинку проверить…
Зажевав выпитое, Пашка встал и накинул на плечи куртку.
– Спасибо! Я тоже пойду… Проведаю ещё раз. Может, Вера вернулась?
– У-у… Да ты совсем осоловел, парень! Эк тебя, хах… – улыбнулась толстуха. – Видать, сморило с дороги… Хошь, я сама поднимусь в семьдесят восьмую? А ты покемарь пока. Я тебя закрою…
– Д-да? – растерянно усмехнулся Голубев. – Вообще-то… было бы очень кстати. Я бы хоть чуть-чуть… не против… А можно?
– Да ложись, Господи! Жалко, что ли? Топчан у нас большой, широкий. И укрыться есть чем. Щас дам… Вот так. Давай, укладывайся и придави часок. А я пока по делам схожу. И в твой подъезд загляну… Коли подружка там – дам знать. А коли нет – спи хоть до утра. Не помешаешь…
Павел благодарно сдёрнул куртку и блаженно растянулся на топчане.
– Я немножко… Полчасика… – тихо прошептал он.
– Угу. Дави – кивнула тётка и, приободрившись, добавила: – Хороший ты мужик, Павлик. Покладистый. И почти непьющий… Я тут прикинула – у меня на двух участках дворников не хватает. Есть вакансии. Смотри – коли будет нужда, приходи. Я завсегда пристрою. Работёнка плёвая, а деньги приличные. Премиальные каждый месяц. Могу хоть щас аванс дать… Может, твоя невеста не скоро ещё объявится? Мало ли чего? Тогда и живи здесь, в подсобке. Тут тебе и душевая, и туалет. И телевизор с холодильником. Можно сказать – курорт…. Вот и работай у меня на здоровье. Пока возможность есть… Ты… это… Как?
– Ладно… Я подумаю… Спасибо! – сквозь полудрёму буркнул Павел и перевернулся на бок.
– Ага… Подумай… – откликнулась Агата и тихонько вышла из помещения, заперев дверь снаружи.
С трудом различив скрежет замочной скважины, Вересов глубоко вздохнул, дёрнулся и "поплыл". Перед его глазами побежали разноцветные круги, в одном из которых неожиданно нарисовалась самодовольная рожа Верёвкина. "Ну что, братан? – развязно ухмыльнулась она. – Я сегодня добрый. Хе-хе… Вот тебе пару косых на дорогу и – давай! П…уй на все четыре стороны… Только запомни: вякнешь кому о нас – из-под земли достанем и башку оторвём! Понял?.. Всё! Вали!.." После чего в ушах зазвенел долгий перестук вагонных колёс. Завыли пригородные электрички. А потом по мозгам ударил шум московского метро. А дальше…
Дальше Пашка просто отключился. Уснул крепким сном намаявшегося в дороге путника…
2
Подышав на озябшие ладони, Василий снова воткнул ключ в замочную щель и попытался провернуть его. Но опять безрезультатно. "Закрылась, стерва, изнутри! – догадался он. – Ну, мля! Щас я ей!"
Убрав ключи в карман, Голубев-старший принялся что есть мочи стучать кулаком в дверную обивку. Вскоре из квартирного коридорчика донеслось знакомое шарканье тапок.
– Кто там? – заспанным голосом спросила Валюха.
– Я дам щас – кто! – лаконично заметил муженёк. – Отпирай давай! Закрылась тут, в квартиру не попадёшь…
Щёлкнув личиной и цепочкой, жена приоткрыла дверь.
– Ты чё так поздно? Я тебя уже четвёртый час жду!
– Да. Вижу, как ждёшь. Вся морда заплыла. От четвёртого сна… Ну-ка, дай пройти!
Ввалившись в прихожую, Васька бросил дорожную сумку на пол и, раздеваясь, требовательно прогудел:
– Дай пожрать чего-нибудь. И водки не забудь. Замёрз как собака…
Хозяйка настороженно принюхалась:
– Да ты уж, похоже, хлебнул… От скотина! Чё, терпежу нету, да?.. Ты хоть в Москве-то был?
– Был-был, чтоб ей… Не ори! Пошли на кухню…
Валька, недовольно гремя посудой, накрыла на стол.
– На, жри!
– А водяру?
– Может, и ноги раздвинуть сразу?.. Харя-то не треснет? И так уже на взводе…
– Ничего… Малёк ещё осилю…
Фыркнув, супруга выудила из потайных "сусеков" недопитую поллитровку, плеснула из неё в рюмку и поставила перед мужем:
– Трескай!.. Больше не получишь, пока не расскажешь, как съездил. Херачь! – и присела рядом на табуретку.
Василий покосился на оставленную под "контролем" бутылку, хотел было возникнуть, но счёл за благо осушить пока то, что дали. "Сама потом предложит," – язвительно отрезюмировал он и принялся за дело. Крякнув, опорожнил рюмку, схватил вилку и начал выскребать ею еду прямо со сковородки.
– Я жду… – угрожающе прошипела жена. – Не томи…
– В общем… добрался я до этого грёбаного издательства… – с набитым ртом пробубнил супруг. – У чёрта на рогах. Еле нашёл… Походил, поспрашивал… Направили в юридический отдел… А там такая выдра сидит очкастая – под пистолетом на неё не встанет… Короче – попросила паспорт. Я показал. Не успел и пару вопросов закинуть, как в комнату ворвались двое в камуфляже. Охранники, похоже… Отволокли меня в спецотдел. Там же, при издательстве… Пришёл какой-то хрен в штатском и начал пытать – где был такого-то числа? Что делал? Кто подтвердит алиби?
– Чё-ё? – вылупилась Валентина. – При чём здесь… Ничего не понимаю!
– Вот и я поначалу… тоже… никак не врублюсь… Потом оказалось, что меня… хэх!.. В роли обвиняемого допрашивали. По поводу гибели сынка Завьялова…
– Хосподи!!.. Они чё там, с ума посходили, что ли? При чём тут ты и Завьялов?!
– Э, мать… Не всё так просто… Я только опосля от следака узнал, что этот хмырь, оказывается, и прибрал к рукам Пашкины рукописи. Оформил на них авторские права и в доле с издателями выпустил книжки… Ну… этот… двухтомник…
– Погоди… – позеленела супруга. – Так это… Завьялов, что ли, затеял книги деверя печатать?
– Ну! – кивнул Васька. – Он во всём этом главный… Я думаю, он и Пичугина натравил. Чтобы у меня рукописи выкупить… А меня следак подозревать начал, будто это я Завьялова порешил. За обман, значит, отомстил…
– Ни хера себе! – вытянулось лицо у жены. – Вон оно как обернулось-то… Выходит, надули нас Завьялов с Пичугиным как последних лохов. Мы им за гроши рукописи отдали, а они на них авторские права сразу… Ловко!
– Не они, а он. Права оформлены только на Завьялова, царство ему небесное!
Валюха тупо уставилась в стол.
– Интересно… Может, Антоху за эти вот права и угробили? А? – взволнованно пробормотала она. – Ведь там, похоже, крупные деньжищи крутятся. В издательствах этих…
– Правильно мыслишь, подруга… – Василий многозначительно шмыгнул носом и ткнул пальцем в пузырь. – Ты бы это… ещё малёк… Для сугреву…
Валька машинально плеснула водки и глубоко призадумалась. Пока супруг опрокидывал налитое, от её воинственности не осталось и следа.
– И… чем дело-то кончилось? Со следователем? – робко спросила она.
– Ну как чем? – супруг опять склонился над сковородой. – Выписали подписку о невыезде. Велели никуда из Захолмска не отлучаться… Может, опять скоро вызовут…
– Вот даже как? – совсем приуныла хозяйка. – Хотели денег хапнуть, а теперь хоть сухари суши? Ну и влипли…
– Я говорил, мать – пошли ты на хрен все эти издательства! Не-ет, засвербило в одном месте. Справедливости захотелось… Вот теперь не авторские права получим, а право за казённый счёт до Воркуты прокатиться. Ты ж знаешь – там, в Москвах, долго разбираться не станут. Нашли первого подозреваемого, пришили ему статью и – фигачь по этапу!.. Попутного ветра в жопу…
От этих слов Валюхе стало совсем дурно. Она достала из шкафчика свежую рюмку и налила её до краёв. Василий в долгу не остался – тут же подвинул свою посудину.
– Ты только… это… Не переживай уж так… – с видом побитой собаки добави он. – У меня алиби железное – рулил весь тот день по городу. Если надо – свидетели подтвердят…
"Да больно ты мне нужен, урод! – в задумчивости отметила про себя жёнушка. – Если за Пашкины книги начали уже людей убивать и дома сжигать, то, видать, они того стоют… Надо это дело обмозговать как следует. Только без моего придурка…"
Она прикрыла веки и не глядя чокнулась с рюмкой, протянутой горе-хозяином…
3
…Спасаясь от безжалостно палящих и отовсюду проникающих лучей дневного светила, Вера продралась сквозь заросли крапивы, опустилась на четвереньки и постаралась юркнуть в узкий лаз между двумя невысокими тынами. Продвинувшись вперёд на несколько метров, она вдруг с удивлением обнаружила, что за правым плетнём рдеет на солнышке огромный тёмно-зелёный арбуз. Налитой, ядрёный, со светлой прожилкой на боку. При желании до него можно дотянуться палкой и проковырять упругую кожуру, чтобы вдоволь напиться освежающе-сладким соком. Но, как назло, под рукой ничего подходящего не прощупывается, а прутья в изгороди до того плотно подогнаны друг к другу, что протиснуть между ними даже крохотную щепочку проблематично. Верочка оглядывается назад, пытаясь дать обратный ход и обогнуть плетень, однако натыкается на массу колючих сучков, задирающих подол и не дающих лезть к выходу. А солнце жарит даже здесь, у поверхности земли. Душно. Ужасно хочется пить…
Открыв глаза, Кирсанова с трудом различила слабые отблески на ночном потолке. И почти сразу сообразила, где находится. И только потом осознала, что ей всего лишь снилась жуткая картина, пережитая мгновение назад. Но от этого легче не стало. Наоборот – до конца растворившись в реальности, она почувствовала, как от тюремной параши омерзительно тянет нечистотами, а во рту так гадко от вечерней баланды, что, кажется, вырвет сейчас прямо на простыню.
Приподнявшись на локте, девушка прислушалась к похрапыванию сокамерниц, осторожно вынырнула из-под одеяла, по-кошачьи мягко спустилась со второго яруса и на цыпочках пробралась к чугунной раковине. Не в силах больше сдерживать рвотные позывы, она открыла кран и под шумок брызнувшей струи выдавила из себя содержимое желудка. Затем ещё раз. И ещё… Отдышавшись, попила холодной воды, воняющей хлоркой. Вытерла рукавом рот. Чуть помедлив, побрела обратно, к своей койке.
Когда угнездилась на жёстком матрасе, внезапно почувствовала два лёгких тычка снизу. Перегнувшись через раму койки, Вера вопросительно взглянула на лежащую под ней соседку Алису.
– Ты чё? – приглушённо спросила она.
Вместо ответа сокамерница выразительно махнула ладонью – дескать, спустись, разговор есть. Вздохнув, Кирсанова нехотя подчинилась. Присела на край нижней койки.
– Ну что, подруга, залетела? – нагнувшись к ней, прошептала Алиса. – Когда успела-то?
– Ты… ты это о чём? – растерялась Верочка и тут же вспыхнула. – Господи! Во народ… Думаешь, я в положении, что ли?
– А то… – усмехнулась соседка. – У меня глаз – алмаз. Смотрю, губы у тебя третий день обветренные. И пятна по всему лицу. К тому же – блевантон у раковины. Неспроста… Да ты не дрейфь, Верок! Я сама уже двоих гавриков выплюнула. На воле сейчас с бабкой сидят. Так что… родишь и не пикнешь. Поорёшь малость – и всё…
– Погоди… – усомнилась медсестра. – Это исключено. Просто совпадение…
– Ага… Только когда это совпадение брюхо разопрёт, я тебе не позавидую…
– Почему?
– А то не знаешь, как зэчки к беременным относятся? Если баба в камере с икрой – пиши пропало. Задолбят, проходу не дадут. Или ребёнка лишишься, или с жизнью простишься…
– За что же так?
– Фух… Странная ты девица… Да потому что накаченным тёлкам положена отсрочка от исполнения приговора. Проще говоря – воля. А когда ребёнку исполнится четырнадцать – тогда и на нары пожалте. За старые грешки. Ясно?.. Ну… если только на особую статью не нарвёшься. Тогда прямо в зоне и родишь. В спецблоке париться будешь. С гавриком своим. Пока тому три или четыре годика не стукнет. Не помню точно…
– И… потом освободят, да?
– Его – да. Только в детский дом. А мамашу, если срок ещё не отмотала – на обычную зону. Досиживать…
Кирсанова зябко передёрнулась.
– Фу… Хватит запугивать, а? Я и так уже вся… на нервах… И вообще – никакая я не беременная. Просто от жрачки этой кишки наружу лезут. Поневоле блеванёшь…
Алиса почесала ступнёй левую пятку и откинулась на подушку.
– Ладно… – успокаивающе процедила она. – Может, и рассосётся… А на всякий случай – слушай сюда!.. Перво-наперво никому из баб о залёте ни гу-гу. И врачихе из больнички тоже… Постарайся как можно быстрее сообщить своим на волю, что… это самое… С приплодом ходишь… Пусть они там наймут шустрого адвоката, который переговорит с главврачом нашего СИЗО. И на лапу ему как следует отвалит. Тогда, глядишь, тебя либо отпустят с подпиской о невыезде. До лучших времён. Либо переведут в тюремную больничку… Кстати, там можно окопаться с ранних сроков до самых родов. И потом ещё в декрете проторчать годик. Это смотря сколько на лапу кинуть… А там, смотришь, и срок уж отчалится. Выйдешь подчистую. Правда, с довеском на руках… Хе-хе…
– Да ну тебя, Алис! – помрачнела собеседница. – Наговорила тут… Я сама медик и уж кое-что в беременности понимаю. У меня месячные не так давно были. Хотя… – Верочка призадумалась. – Получается, что уже пару месяцев назад… У меня от этих стрессов из башки всё повылетало…
– Вот видишь! – встрепенулась соседка. – Я ж говорю – верняк с залётом. Слушай старших, красавица… Только… Давно спросить хотела… Что-то тебя родственнички не балуют. На свиданки не приезжают, передачки не носят. Ты… сирота, что ли, Верок? Или переругалась со всеми?
Кирсанова тяжело вздохнула и отвернулась в сторону.
– Не то и не другое… – еле слышно выдавила она. – Просто… так сложились обстоятельства, что никто на воле не знает, где я на самом деле…
– Ну ты даёшь, подруга!.. А кто ж хлопотать за тебя будет? Ходатайства собирать? Сроки срезать?.. Фых!.. Или… Ты чё-то темнишь, девах? Боишься кого-то?
– Угадала… Я саму себя боюсь. Что докатилась до тюряги. Поэтому… не хочу позорить близких людей… Если честно, то вообще… сдохнуть бы сейчас! Петлю на шею и… Мало того, что под следствие загремела, так ещё и беременность эта… М-м-м… Пропади всё пропадом! – у Веры выступили на глазах слёзы отчаяния.
– Ты это… Кончай, подруга! – нагнулась к ней Алиса. – Мало ли что в жизни случается? Молодая ещё. Сдюжишь…
Кирсанова всхлипнула и помотала головой:
– Не-ет… Всё уже. Это финиш… Я не знаю, как дальше жить…
– Ничего-ничего. И не из таких обломов вылезали. Просто ты по неопытности дуру гонишь… – Алиса погладила сокамерницу по плечу. – Я-то поопытней тебя буду. Знаю, что говорю… Ты, главное, слушай меня. Плохого не посоветую… Давай-ка залезай к себе. Вытрись, успокойся и усни. Утро вечера мудренее. Что-нибудь придумаем… Только помалкивай в тряпочку, поняла?
– Угу… – кивнула заплаканная Верочка. – Спасибо тебе, Алис! Что поддержала…
– Ладно… Давай-давай, спи…
…Остаток ночи медсестра провела в мучительных терзаниях. Беременность – это не гастрит какой-нибудь! Тут таблетками не отделаешься… Не спалось и Алисе. Она понимала, что заблудшей «девахе» надо обязательно помочь. Только пока не знала – как…