Философ и король

Валерий Камаев
(Сказка разума)

Можно научить философствовать, этому учит сам жизнь, но философии, как науке, научить нельзя.
И. Кант (афоризм).

Славное лето 1745 года. Под городом Потсдамом в королевской резиденции Сан-Суси проснулся король Фридрих. Был он достаточно молод, не так искушён в интригах и ещё не успел создать свою знаменитую военную машину. В часы досуга Фридрих писал письма Вольтеру на изысканном французском языке, поскольку считал немецкий язык уделом военных казарм, а не языком возвышенной литературы.
Одевшись, Фридрих подошёл к окну дворца.
«Уже утро, – подумал король, – я спал всего два часа и, по-моему, хорошо отдохнул. Можно и за работу. Оскар! – позвал он слугу».
Вошёл камердинер.
— Что у нас сегодня?
— Государь, Вы хотели провести военные манёвры.
— К чёрту! – Фридрих махнул рукой, – Опять слушать вопли пьяных офицеров. Перенести на завтра.
— Как Вам угодно, Сир.
— Что ещё?
— Мелочи. Пришла депеша из Саксонии. Курфюрсту неймётся.
— Оставьте, посмотрю после обеда. Это всё?
— Пришёл молодой философ из Кёнигсберга. Просит принять.
— Как его имя? Кант, кажется.
— Мой король, Вы, как всегда, правы.
— Оскар, принеси мне кофе, парик, пудру и флейту. И зовите его сюда, я приму его сейчас же.
Фридрих подошёл к окну.
«Как тихо. Именно в такие моменты забываешь, что ты король, и хочется музыки».
Он поднёс флейту к губам. Пока он играл, появился философ. Кант был худ, остронос, некрасив.
— А, вот и вы, Иммануил!
— Спасибо, Сир, что Вы меня заметили. Вы недурно играете.
— Спасибо, я польщён тем, что Вы знаете французский.
— Сир, я знаю, что Вы не признаёте языка своих предков.
— Да, не признаю. Это язык грубых животных, свиней, а не людей. Хотите кофе?
Король пододвинул чашку философу.
— Зачем Вы хотели меня видеть?
— Я прочитал Вашу теорию чистого разума. У меня к Вам вопрос. Неужели Вы в это верите?
— Верю. Если бы не верил, не написал бы.
— То есть, Вы полагаете, что жизнь учит философии?
— Жизнь учит разуму. А философия занимается тем, что распределяет его.
— С этим я готов согласиться, но дальше... Вы всерьёз полагаете, что наука и тайна изменят мир?
— Да, я так полагаю, поскольку это и есть движение.
— Чушь и бред! Лишь только одно изменит мир, и только в одно я верю, что движение – это война.
— Сир! – философ погрустнел, – Вы не правы, поскольку Бог, в которого я не верю, всё-таки умер за нас на кресте.
— Вы же сами говорили, что в это не верите, следовательно, Бог для Вас – миф.
— Да, миф, но Вы не считаете, что мой миф обратная сторона реальности?
— Какой реальности?
— Другой. Космической механики, если хотите.
— Мне абсолютно всё равно, как и кому молится Пруссия, для меня важно только то, чтобы она выполняла мои приказания.
— Вы злы, мой король!
— Ничуть, мой дорогой Кант. Вы же сами сказали, что Бог – это миф.
— Да, но верить в него необходимо, поскольку без веры человек теряет жизнь.
— Или эту жизнь забираю у него я, – сказал король.
— Вы циник, сир!
— В какой-то степени.
— Вы всерьёз думаете завоевать Европу?
— Нет, война – это интрига. А интрига – это игра, а я люблю участвовать в игре.
— Ваш разум помутился, Сир!
Фридрих быстро встал.
— Вам известно, кто перед Вами? – его голос задрожал от ярости.
— Именно поэтому я так и говорю.
— Оскар!
— Да, Мой король!
— Проводите господина мечтателя и оставьте меня одного. А Вы, господин всезнайка, убирайтесь в свой Кёнигсберг и не попадайтесь мне на глаза!
— Хорошо, Сир! Сейчас ваше время. Но учтите, человечеству остались только прописные истины, в которые многие, благодаря Вам, уже не верят. Спасибо за кофе. – Философ поставил чашку на стол. – Желаю здравствовать, мой король. А играете Вы, действительно, лучше, чем думаете или говорите.
— Убирайся, умник!
Каждый из них после той встречи пошёл своим путём, и оба остались в истории. А разум по-прежнему для человечества остался только мечтой, а ещё прописные истины, в которые человечество верит всё меньше и меньше.

Весна 2004 года.