КАК Я НЕ СТАЛ ВЕТЕРАНОМ Николай ЕРЁМИН
рассказ
А очень просто.
Я хотел стать актёром, нет, артистом, – и стал им.
Актёр – от слова акт, действие, артист – от слова арт – искусство.
В театре, и только в театре, видел я и смысл всей своей жизни, и цель.
С отличием окончил я знаменитое Щукинское училище в Москве и был распределен в театр имени Пушкина, в прекрасный сибирский город Абаканск.
Увы, тогда я не понимал, что Сибирь – это место ссылки, что все театральные дела делаются в столице, и с восторгом цитировал стихотворение Пушкина:
«Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье!
Не пропадёт ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье…»
А мои думы летали очень высоко! Нет, не летали, а парили...
Я мечтал сыграть все классические роли – и я их играл.
Я мечтал играть в современных спектаклях – и я играл!
Да как!
И без особого напряжения стал театральней звездой Абаканска, первым любовником, так сказать, на сцене и в жизни…
Все молоденькие актрисульки почитали за честь играть рядом со мной, а после спектакля пить вино из одного фиала и провести со мною ночь любви...
Но речь не об этом.
Речь о моем вольномыслии, о моем стремлении к свободе – не только на словах, но и на деле.
Тогда я многого не понимал и с некоторой долей презрения и усмешкой относился к старым актёрам, которым вручали медаль «Ветеран труда» и тут же, похвалив, отправляли на пенсию, «на заслуженный отдых», как тогда говорили им отправляющие.
Юбилей, медаль, пенсия – отдых,..
Юбилей, медаль, пенсия – заслуженный отдых…
Сколько их было!
«Мы – ветераны!
Мучат нас раны...» –
с поддельным восторгом восклицал я на очередном банкете и громогласно произносил:
– Так выпьем же за наших уважаемых ветеранов сцены, которые своевременно уступают дорогу молодым!
Вершиной моей сценической деятельности стала роль Гамлета по одноименной пьесе Шекспира.
В Москве гремело имя Владимира Высоцкого, который в театре на Таганке изображал принца Датского в черном спортивном трико, намекая всем своим внешним видом на современное прочтение пьесы и роли.
А в прекрасном сибирском городе Абаканске гремело мое имя.
– Иван Самохвалов – это звучит гордо! – шутил я.
И когда директор театра предложил однажды на собрании актёров и администрации города выдвинуть меня на звание «Заслуженный артист СССР» – я, как принц, гордо отказался со словами:
«Дорогие мои коллеги! Спасибо за оказанную честь, но неужели вы не видите, что творится в мире и в нашем королевстве, в частности? На смену тоталитарным режимам приходят режимы демократические, в воздухе реально пахнет свободой! Болгарские деятели культуры на днях совершенно не случайно отказались от всяческих званий и привилегий, с ними связанных. Мы все должны быть равны! Все – должны на равных жить и работать, не присваивая себе никаких льгот!»
Актеры дружно захлопали в ладоши, выслушав мою взволнованную речь.
И лишь Михаил Переверзев, мой дублёр, не хлопал в ладоши.
– Раз уважаемый мною и всеми присутствующими Иван Самохвалов отказывается от этого звания, – сказал он, – предлагаю проголосовать за мою кандидатуру!
– Да что ты, Миша, скоро и у нас по примеру болгарских друзей отменят все звания, не успеешь оглянуться! – сказал я и продекламировал: – Москва кипит, как варево, под колокольный звон!
– Ну, отменят, не отменят, это ещё бабка надвое сказала, – поддержал дублера директор театра, – а пока – кто за предложение Михаила Переверзева? Единогласно! В таком случае прошу всех пройти в буфет, где накрыты скромные столики...
Над скромными столиками возвышались бутылки шампанского и коньяка, а рядом с ними – бутерброды с красной и черной икрой.
И мы дружно выпили за демократические веяния, за свободу слова и дела, за новые спектакли.
Пришел я домой пьяненький, как всегда после премьер и собраний.
Моя жена, в прошлом прима-балерина, уже всё знала.
– Зачем ты отказался от звания? – спросила она. – Многие актеры только ради званий и наград из кожи лезут вон, лишь бы отличиться!
– Я – не актёр! Я – артист! – возразил я. – Что мне звания? Что мне награды? Все должны быть равны между собою – и на сцене, и в жизни! Чем спорить, давай лучше выпьем!
– Мне надоело твоё беспробудное пьянство! Твой талант его не оправдывает. Неужели тебе мало примеров, когда выдающиеся артисты спивались и уходили со сцены, а потом и из жизни?
– Я не такой! Я могу выпить цистерну вина – и не запьянеть!
– Ну и живи со своей цистерной, – сказала жена, – а я устала, всё, ухожу от тебя!
И собрала она вещи, и вызвала такси, и уехала куда-то в неизвестном направлении, только, как говорится, её и видели.
И все в моей жизни изменилось.
Фортуна повернулась ко мне задом, и колесница её, сбросив меня, покатилась под гору…
Михаил Переверзев, получив звание «Заслуженный артист», стал значиться в программках на первом месте. И уже я стал его дублёром.
И когда труппа повезла «Гамлета» на гастроли за рубеж, меня не взяли.
– От винца нет молодца! – покачал головой директор театра. – А вам, Иван, нужно срочно подлечиться.
Тут только я понял, в каком интересном положении оказался.
Принял меры.
Но было уже поздно.
Поздно во всех отношениях.
И хотя я бросил пить, то есть злоупотреблять спиртными напитками, все несчастья и все болезни вдруг разом обрушились на меня.
Из-за них я бросил играть и завалился дома, больной, в постель.
День лежу, два лежу, слабость, головокружение, тошнота, рвота...
Вызвал скорую помощь.
Врач осмотрел меня и сказал:
– Да у вас, батенька вы мой, язва желудка, осложнённая кровотечением. Нужна срочная операция! Куда прикажете вас везти? Есть у вас какие-нибудь звания, награды? Чтобы я смог обоснованно поместить вас в лучшую больницу Абаканска, для привилегированных?
– Нет! Нету у меня ничего! – в гневном негодовании закричал я. – Везите, куда хотите, хоть к чёрту на кулички!
И попал я в тысячекоечную девятиэтажную больницу скорей медицинской помощи, в «Бастилию», как назвали её бичи и бомжи, основной контингент БСМП. И был прооперирован.
Удалили мне две трети желудка вместе с язвой.
Но речь не об этом.
Слава Богу, выжил!
Подлечили меня, выписали домой.
И я сразу же – в театр.
А там – перемены.
В связи с развалом империи СССР и перестройкой в стране театр приватизируется и реформируется. Директор набирает новую труппу из молодых выпускников знаменитого Щукинского училища. А меня, кто бы мог подумать, меня! – оформляют на пенсию по старости... Неужели мне – 60 лет? А я и не заметил! Как быстро летит время!
«Было бы у вас какое-нибудь звание или правительственная награда, хотя бы юбилейная медаль в честь 100-летия вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина, стали бы вы ветераном труда федерального значения и получали бы пенсию не 1400 р. ежемесячно, а - О-го-го! – плюс льготы за жилье, свет, телефон, плюс бесплатные лекарства, плюс бесплатная путевка в санаторий или в дом отдыха... А так – извините» – сказали мне в пенсионном фонде и подтвердили в отделе социальной защиты нашего прекрасного сибирского города Абаканска.
И пошел я домой.
А дома, в почтовом ящике, – квитанции к оплате за квартиру 2500 р. За свет – 170 р. За телефон – 300р. Итого – 2970р. Как быть?
«Быть или не быть? Быть или не быть?» – прошептал я устами Гамлета.
Что делать?
А делать нечего.
Купил я портвейна № 77, долгоиграющую бутылку, выпил два стакана без закуски, запьянел, набрал номер телефона Михаила Переверзева и, пропев ему в трубку:
«Мы – ветераны,
Мучат нас раны!
Мучат нас раны…
Мучат нас раны…» –
заплакал горючими слезами.
– Прости меня, Миша!
Г Красноярск