М.
"И был ты. Но об этом я напишу позже" (с)
...где ты взял эту осень?!
Эти дожди и лужи, в которых отражаются желтые деревья, это бесконечно-серое небо... Опавшие, истоптанные листья под ногами, похожие на рассыпанные сердечки с никому не нужными признаниями... Этих редких, взъерошенных птиц, оставшихся зимовать — притихших и обреченных. Эти холодные, тревожные ночи, утренние туманы... Барабанящие капли по карнизу, низкие, тяжелые тучи... Эти унылые дворы и старые дома, полутемные подъезды, исцарапанные лифты... Эти суетливые площади, вокзалы, булки в витринах хлебных киосков, редкие, пустые трамваи, уходящие в ночь, желтые фонари, их рассеянный во влажном воздухе свет... Наши, вполголоса, диалоги, чашки с чаем — единственное внешнее тепло, твои белые рубашки, черное пальто, вечно открытое горло, слишком ровную спину, натянутые нервы... Тонкие перчатки, защищающие твои руки, потому что каждое прикосновение для тебя — ожог памяти... Эти наши совместные прогулки домой, когда каждый все равно вроде как сам по себе... Эти наушники и плеер, в которых два дня уже гремит репитом "King Nothing"...
"Не надоело еще?"
"Я под нее хожу"
Будто выключи тебе "саундтрек", ты упадешь и больше не встанешь...
"Непрочитанный".
...где ты взял это одиночество, которого так много, что некуда деть? Эту остроту восприятия, втыкающиеся в твой мозг иголки деталей?
— Я ехал вчера в метро. Мужчина держал в руках пакет винограда. У девушки, сидящей напротив, были желтые, резиновые сапоги с цветным узором. Дурацкое сочетание цветов... У меня рябило в глазах, но я почему-то продолжал смотреть. Представляешь? В конце-концов, она, кажется, вообразила, что это я на нее смотрю, и стала мне улыбаться... Сбоку от нее сидел дед с кавалерийскими усами, подкрученными на кончиках... Я подумал, ему стоит съездить в Пфорцхайм... У женщины рядом не хватало на сумке нескольких заклепок... Еще был паренек... Забавный. Лет семнадцати... Читал смс и улыбался... Мужик один... все время что-то писал в блокноте... старался, как школьник... Еще две беседующие женщины... Одна из них думала о чем-то своем: у нее губы двигались, а взгляд нет. Да... кстати, у мужчины с виноградом были очень печальные глаза.
И так бесконечно... Выходя из метро, автобусов, магазинов, ты тащишь с собой неизвестных детей, мужчин, женщин, их одежду, сумки, запахи, выражения глаз, выражение лиц... Уходя с улиц, ты уносишь в себе дома, дороги, деревья, бездомных кошек, собак, птиц — все то, что видят твои синие глаза... Топишь в себе то, что других бы уже раздавило. О большинстве увиденного молчишь, но изредка рассказываешь то, что могут вместить в себя те, кто тебя слушает, и то, что обрело форму, сложившись из лоскутов памяти и ощущений.
...то, что породила твоя усталость.
Где ты взял этот дар — понимать?
Говоришь, что тебе будто сто лет, а вчера десять минут торчал под деревом, пытаясь словить в ладонь падающий лист. Потом подошел и отдал его мне. В твоей затянутой в черную перчатку руке, он смотрелся словно вылитый из золота.
— Возьми. Я сегодня без роз.
— Это лучше, чем розы!
— Ты думаешь?
(Недоверчиво...)
Розы и ты — неотделимы. У всего, что ты имеешь, мне кажется, должен быть запах роз.
Соленый запах роз...
Медленно, вдыхая вечерний туманный, влажный воздух, доходим до моего дома.
Смотришь куда-то вверх, о чем-то думаешь, почти неслышно вздыхаешь. Рука в черной перчатке автоматически ложится на грудь. Потираешь, будто там болит...
А там болит. Я знаю...
...где ты взял эту боль?! Зачем она тебе? Почему никак не заживают твои раны, хоть ты и просишь их не трогать? Ведь не трогает уже никто, наоборот, руки мягкие тебя касаются, любящие, гладят, пытаются исцелить, но слишком глубоко ты изранен. Разве что гордость не позволяет стонать по ночам.
Как тебе помочь — я не знаю.
— Лен, слушай, позвони мне завтра утром, разбуди? Я один ночую, могу не встать.
— Хорошо.
Кого угодно ты зовешь "девочками"... Для тебя все те — "девочки", кого ты к себе маломальски допустил. Но меня ты зовешь только по имени...
Ну да...
Я же — старше, я — сильнее, я — спокойнее, я — хранитель.
...хоть и не ангел.
Целую тебя на прощание. Сняв перчатки, обнимаешь. И пусть я и не удостоилась твоего грустно-ласкового "девочка", но зато я знаю какой ты, когда улыбаешься...
То была осень. Первая моя новая осень.
Был дождь... И печальный, тихий день.
И был ты.
Отныне и навсегда.
В этом городе мне больше не одиноко...
(музыка -Olafur Arnalds. Out to Sea)