I

Пингви
Пахло тухлятиной и было душно. Окна запотели из-за тепла внутри и из-за октябрьского мороза на улице. Он был один, как и всегда, погруженный не в мысли, а в боль. Казалось, внутри него завелся дикий зверь, который разрывает в клочья все внутренности. Любая случайная вещь, о которой он невольно задумывался – превращалась в боль. Все отзывалось в нём мукой и равнодушием. Злостью, которую невозможно подавить в себе.
Это сидел не человек, это был один мучительный и ужасно болезненный спазм. Любое движение, любая случайная мысль, каждый вздох – сопровождались агонией.
А на губах один лишь вопрос. Он не произносится вслух, иначе связки не выдержат и разорвутся.
Он не плакал. Не мог заставить себя, настолько это было мучительно. Казалось, что слезные железы высохли и в них одна пыль.
Боже, прости.
Боже, умоляю Тебя.
Боже, сжалься надо мной.
Боже, я не могу больше.
Я так устал.
Ты же видел.
Ты же понимаешь.
Пожалуйста, не сердись на меня.
Пожалуйста, пойми.
Молю, пусти к Себе.
Не оставляй меня одного.
Мне так страшно.
Мне так больно.
Я совсем один.
Он не произносил ничего вслух, иначе бы связки  разорвались.
Всё – есть испытание.
Господи, всё – есть Твоё испытание.
Всё – есть Твоя милость.
Его лицо не выражало эмоций, настолько он был истощён. Настолько было пусто внутри него.
И наконец, превозмогая всю эту боль, он встал на ноги. Пальцы еле-еле зацепили со стола кухонный, с остатками жира и крахмала, нож. Тяжело доковыляв до ванной, то и дело упираясь в стены, он присел на краешке ванной, свесив в неё левую руку.
Ломая кость за костью, растягивая сустав за суставом, он кое-как согнул руку с ножом в локте и поднес засаленное лезвие к висящей руке. И наконец-то сделал это.
Было удивлением, что в нём еще осталась кровь. Он очень удивился, когда даже не почувствовал боли. Словно он провел ножом по полиэтилену, а не вдоль своей руки. Словно его рука была именно для этого и создана – чтобы нож идеально подошел.
Он будто бы ожил! Снова вернулась боязнь крови, и он морщился и покрывался мурашками от всего этого вида.
Господи.
Господи, не сердись, прошу Тебя.
Губы едва заметно шевелились.
Сам он стал жутко бледен. Отощавший он походил на живой труп.
Постепенно все начало плыть перед глазами. Неожиданная слабость. Внезапно боль начала проходить. Она начала сменяться покоем. Бессонные ночи, полные мучений ночи, стали сменяться блаженством. Он аккуратно залез в ванну, пачкаясь в собственной крови, откинул голову назад и с блаженством уснул.

(23.10.2013)