ЗИНА:
Ой, Вань, гляди-ка – крокодильчики,
лежат как бревна вдоль реки.
Народ снимает на мобильнички,
а мы стоим как дураки.
А вон гляди-ка там одна
как твоя первая жена,
как крокодилица страшна,
вон-вон она.
ИВАН:
Послушай, Зин, не трогай первую.
Я уж давно в разводе с ней.
Она хоть страшная, но верная,
да ты сама еще страшней.
Тебя чтоб трахнуть надо, Зин,
стакан принять, да не один.
С тебя ваш бабский магазин
балдеет, Зин.
ЗИНА:
Понятно как на наших сумочках
такие ценники висят.
Они в болотных закоулочках,
небось, сжирают все подряд.
Ты тоже, Вань, домой придешь
и жрешь, и жрешь, и жрешь, и жрешь,
и разговор не заведешь,
и молча пьешь.
ИВАН:
Я, Зин, работаю с узбеками.
На стройке напролет все дни.
Они по-русски не кумекают,
я скоро буду как они.
Наш разговор: «талды-берды,
раствор, кирпич и кель-манды»,
и все твои алаверды
мне до балды.
ЗИНА:
Гляди дерутся из-за места там,
еды то больше у одних.
У нас собрания инвесторов
проходят как обед у них.
Нам надо денежку копить,
чтобы ее потом вложить,
и на доходы эти жить
и не тужить.
ИВАН:
Ох не люблю я выражения,
но ты, Зинуля, довела.
Зачем, блин, наши сбережения
ты, Зин, Мавроду отдала?
По пирамидам, я слыхал,
Он сам Египет обскакал,
Хеопс с ним рядом не стоял,
всех ободрал.
ЗИНА:
Гляди-ка, Вань, любовь нахлынула.
У них ведь тоже это есть.
Она хвостом по морде двинула,
он на нее пытался влезть.
А чем ругаться, лучше, Вань,
пойдем сегодня в ресторань,
но только ты не хулигань,
и не буянь.
ИВАН:
Ты, Зин, наверно отморожена.
Ты что не знаешь ихних цен.
Мне тут за порцию мороженна
пахать на стройке целый день.
Вернусь на родину свою,
за эти дни я отопью.
Братан придет, ему налью,
и с ним спою.