В 1965 году в связи со значительным расширением НИИ была введена должность зам. главного инженера, на которую был приглашен из Горького Леонид Петрович Колесников. Затем последовали значительные изменения в руководящем составе и структуре НИИ. Упомяну только те из них, которые коснулись нашего 3 отдела.
Сначала из-за нежелания работать с А.С. Елизаровым ушел в Каунасский политехнический институт(КПИ) нач. 32 лаборатории В. Згирскис. Его место заняла, кажется, Ю. Пранцкевичуте.
Но, не очень хорошие отношения у Елизарова были, не только со Згирскисом, но и с другими работниками отдела. Где- то, через полгода после вступления в должность зам. главного инженера, Леонид Петрович был вынужден вызвать меня «на ковер» за то, что я отказался выполнить распоряжение нач. отдела А.С. Елизарова. В ответ на это Елизаров потребовал вернуть меня в инженеры – в старшие инженеры я был переведен по его же просьбе за пару месяцев до этого.
Еще через какое- то время отказались подчиняться Елизарову почти все специалисты из 32 лаборатории, которых поддержал Р.Жилинскас.
После чего Елизаров был вынужден уволиться из КНИИРИТ.
Нач. 3 отдела был назначен В.Г. Спицын. Основной чертой характера Виктора Георгиевича и как человека, и как руководителя было умение избегать конфликтных ситуаций. Не помню, чтобы он хотя бы раз с кем-нибудь поссорился.
Начальником 31 лаборатории стал П.А. Свешников, тоже достаточно флегматичный по характеру. Судя по их воспоминаниям, до приезда в Каунас оба они были спортсменами. Виктор – мотогонщиком, а Петр – фехтовальщиком. Брат Петра Герман был знаменитым спортсменом – чемпионом Олимпийских игр по фехтованию.
Хотя 3 и 4 отделы были в те годы лицом НИИ – только на их счету были серийно выпускаемые приборы, руководство НИИ решилось на радикальную реорганизацию. По сути, расформировало 3 и 4 отделы, объединив их в одно подразделение с 6 отделом, и назначило начальником нового подразделения нач. 6 отдела А. Буйнявичуса. В результате этой реорганизации лишились своих должностей Е. Бирманас (нач. 4 отдела), Боерис (нач. одной из лабораторий 4 отдела), П.А. Свешников и В.Г. Спицын, который был назначен нач. сектора.
Судя по всему, в результате проведенной реорганизации руководство НИИ достигло своих целей, но управляемость внутри искусственно созданного подразделения нарушило. Бедняга Альгис Буйнявичус стал козлом отпущения за все и вся. Поэтому в 1972 г. было решено снять с его плеч этот хомут и руководимое им подразделение разбить на три: 20 отделение(нач. отделения В. Спицын), 50 отделение ( нач. А. Буйнявичус) и 30 отдел (нач. А. Гилис). К традиционной тематике 20 отделения (разработка приборов Р2 и Р4) добавили тематику бывшего 4 отдела(приборы Х1). За 50 отделением осталась тематика бывшего 6 отдела – измерители шумовых характеристик и коррелометры. 30 отдел занялся разработкой измерителей параметров систем связи.
В составе 20 отделения оказалось два отдела: 21 и 22. Отдел 21 состоял из 3х секторов: 211(разработка приборов Р4-), 212 (разработка ГКЧ) и 213 (разработка активных СВЧ узлов на транзисторах для ГКЧ, т.е. усилителей и генераторов). В отдел 22 входили: сектор 221 (разработка приборов Р2-), сектор 222 (разработка измерителей АЧХ), сектор 223 (разработка измерительных блоков) и позже появился сектор 224(разработка программного обеспечения микропроцессорных приборов).
Начальником 21 отдела и 211 сектора был назначен Ваш покорный слуга- И. Чупров. Нач. 212 сектора, по всей видимости, Ионас Балтарагис и нач. 213 сектора А. Зубка.
Начальником 22 отдела и 221 сектора - Р. Жилинскас, 222 сектора – А. Найденов до его перехода на преподавательскую работу в 1975 г. Позже Э. Лоле, который руководил этим сектором вплоть до 1992 г., 223 сектора – Пранас Шмулайтис. Нач. 224 сектора был Ионас Гирдзияускас.
После перехода В.Г. Спицына на должность главного инженера КНИИРИТ ( бывший гл. инженер Л.П. Колесников переехал в Москву), начальником 20 отделения стал Р. Жилинскас. Начальником 22 отдела и 221 сектора стал Р.Довидавичус.
Защитив докторскую диссертацию, Р. Жилинскас перешел на преподавательскую работу в КПИ и начальником 20 отделения стал И.Чупров. Начальником 21 отдела - А. Зубка, сохранив за собой должность нач. 213 сектора, а нач. 211 сектора – Паулюс Милюнас.
После не очень удачного завершения ОКР «Равнина-2», из отделения ушли руководители секторов, выполнявших эту ОКР, И. Балтарагис и Д. Довидавичус. Их места заняли Игорь Ульянычев и Гриша Погорелис.
В 1991 г., после объявления руководства Литвы о выходе из состава СССР, я решил вернуться в Россию и заранее сообщил об этом своим подчиненным. Настало время всеобщей демократии, поэтому коллектив 20 отделения решил избрать нового начальника тайным голосованием. Большинство голосов было отдано за Валерия Федорова, ставшим
последним начальником 20 отделения.
На фото 5.1 увековечен состав 20 отделения в день празднования 25 летия КНИИРИТ, 1983 г.
ДЕЛА И ЛЮДИ 20 ОТДЕЛЕНИЯ.
После того, как разработанный нами в самом начале 70х годов прибор Р4-11 был в кратчайшие сроки освоен в серийное производство Вильнюсским заводом, став первым в СССР серийным прибором группы Р4-, 20-е отделение Каунасского НИИ уже на законных основаниях могло заниматься разработкой и освоением серийного выпуска приборов, не только групп Р2- и Х1-, но и Р4- (после тире следовал порядковый номер данного типа прибора). На Западе приборы перечисленных групп назывались анализаторами СВЧ цепей.
Чтобы максимально сконцентрировать силы отделения на создании приборов группы Р4-, я предложил приборы групп Р2- и Р4- разрабатывать на общие диапазоны частот. При этом схемно-конструктивные решения их максимально унифицировать. Разработку приборов на общие диапазоны частот начинать с более простых приборов Р2-, тем самым создавая задел для приборов Р4-, разработку которых начинать со сдвигом на один-два года. Это предложение вначале было встречено в штыки, но потом полностью оправдало себя. Приборы группы Х1- из-за их специфичного для нас диапазона рабочих частот от 20 Гц до 1.5 ГГц вначале разрабатывались особняком.
Кроме серийных приборов, по отдельным договорам с ведущими отечественными предприятиями, работающими на оборону страны, мы были вынуждены создавать узкоспециализированные измерительные установки, а в восьмидесятые годы ; автоматизированные измерительные системы на базе ЭВМ ; в единичных экземплярах (только для данного Заказчика).
Вынуждены, потому что в наши производственные планы эти работы включались без нашего согласия, как правило, во исполнение Постановлений Военно-промышленной комиссии (ВПК) СССР или, того хуже, во исполнение совместного Решения Совмина СССР и ЦК КПСС.
О важности для страны проводимых нами работ говорит тот факт, что аналогичной деятельностью, помимо нас, занимались в СССР еще не менее трёх НИИ.
За время существования СССР в стране было разработано более шестидесяти приборов типа Р4-. Из них только пятнадцать, созданные в нашем отделении, освоены в серийное производство. Эти приборы полностью перекрывали диапазон частот от 1 МГц до 37.5 ГГц коаксиальных трактов и от 2.5 до 37.5 ГГц - волноводных.
О сложности их разработки и изготовления можно судить по их стоимости. Разработка каждого обходилась государству в миллионы. В серийном производстве они стоили от десяти до тридцати тысяч рублей. В то время автомобиль «Жигули» стоил пять тысяч рублей. Зарубежные аналоги приборов Р4- стоили более тридцати тысяч, но уже долларов.
В 1972 году я защитил кандидатскую диссертацию под названием: «Исследование возможностей построения панорамных измерителей S-параметров с использованием СВЧ узлов на широкополосных трансформаторах».
В ней изложил разработанные мной теоретические основы и технологию серийного изготовления сверхширокополосных миниатюрных СВЧ узлов, выполненных на основе ферритовых трансформаторов с обмотками из отрезков линии передачи (ФТЛ). Использование ФТЛ позволило на порядок уменьшить габариты, массу и трудоёмкость изготовления СВЧ узлов диапазона частот до 1.5– 2.0 ГГц с одновременным расширением перекрытия диапазонов частот (отношения верхней рабочей частоты к нижней) в сотню раз.
ФТЛ наматывались на ферритовые кольца диаметром от 5 до 10 мм. Концы миниатюрных намотанных на кольца отрезков линий передачи паялись на печатную плату.
Миниатюрные линии передачи на волновые сопротивления: 50, 75, 100 и 150 Ом по моей инициативе были разработаны и освоены в производство Мытищинским КБ кабельной промышленности. Однажды из Мытищ мне позвонили: «Игорь Иосифович, Ваш заказ мы выполнить не сможем, т.к. для линии с волновым сопротивлением, равным 50 Ом, по нашим расчётам получается отрицательное расстояние между проводниками». Пришлось мне ехать в Мытищи, чтобы доказать: дело не в природе, а в используемых формулах расчёта.
Я долго не мог найти способ механического крепления ФТЛ потому, что любой механический прижим или клей резко ухудшали рабочие параметры ФТЛ. А незакрепленные ФТЛ отрывались в процессе испытаний узлов на механическую тряску и резонансы. От отчаяния я вырезал из попавшего мне под руку куска поролона подушечки по внутренним размерам корпусов узлов и прижал их крышками с винтами. Я предположил: если диэлектрические постоянные поролона и воздуха не очень сильно различаются, то поролоновые подушки не будут значительно влиять на параметры ФТЛ.
После чего попросил военного представителя, контролировавшего ход наших испытаний, еще раз испытать мои узлы. Узлы все механические испытания выдержали. Военпред потребовал вскрыть узлы и, увидев поролон, тут же потребовал провести испытания на влагу. После десяти суток влаги узлы испытания выдержали, сохранили все свои параметры. Тогда военпред потребовал снова их вскрыть, вынул одну подушечку и сумел выжать из неё пару капель влаги. И тут же заявил, что этот номер у меня не пройдет.
Мне повезло, что старшим военным представителем у нас тогда был не доблестный вояка тугодум, а молодой выпускник военной академии Аркаша Трейстер. После нескольких повторных испытаний на влагу удалось его уломать подписать протоколы испытаний, мотивируя тем, что ни в одном из военных циркуляров о капельках влаги нет ни слова. Потому у него нет оснований не подписывать протоколы.
Поролоновые подушечки заложили в конструкторскую документацию на узлы. Ни одного отказа приборов из-за них более чем за десять лет производства и эксплуатации зафиксировано не было.
Разработка сверхширокополосных приборов на диапазон частот до 18 ГГц, к созданию которых мы приступили в семидесятые годы, потребовала поиска новых комплектующих изделий, технологий и принципов их построения. К тому времени ведущие зарубежные фирмы начали применять тонкоплёночную технологию и бескорпусные транзисторы при изготовлении СВЧ узлов этого диапазона частот. Несколько позже при разработке низкочастотной радиоизмерительной аппаратуры (вольтметров, осциллографов и др.) стали использовать микропроцессоры.
Появились первые образцы бескорпусных СВЧ транзисторов и микропроцессорных микросхем и в СССР. Но опыта их использования никто не имел. К тому же, в нашем НИИ не было тонкоплёночной технологии. Но, если бы мы её даже и приобрели, то из-за дороговизны и малой производительности вакуумных установок по напылению тонких плёнок, не смогли бы внедрить их в серийное производство наших приборов.
Зато нашлась группа молодых энтузиастов, взявшаяся комплексно решать стоящие перед нами проблемы. Юрате Миналгене занялась разработкой толстоплёночной технологии изготовления микрополосковых СВЧ плат. Для этого Юрате перешла из 20 отделения к технологам и стала создавать отдел микроэлектроники. Толстоплёночная технология оказалась на порядок дешевле и производительней тонкоплёночной технологии. Альбинас Зубка стал разрабатывать активные СВЧ узлы (усилители и генераторы СВЧ сигналов) на базе этой технологии и бескорпусных транзисторов.
Римас Жилинскас первым предложил и начал разрабатывать идеологию, принципы управления и автоматизации процесса измерений панорамных измерителей параметров СВЧ устройств с помощью встроенных в них микропроцессоров. И самое главная заслуга Римаса на тот момент была в том, что он нашел специалистов, сумевших реализовать его замыслы по созданию фактически первых в мировой практике панорамных микропроцессорных измерителей параметров СВЧ трактов в металле. Этими специалистами были тихий и незаметный Альфредас Мицкус, спокойный и невозмутимый Пиюс Яцкунас , ну и, конечно, такой же невозмутимый и степенный, их начальник Пранас Шмулайтис.
Используя всевозможные алгоритмические и программные хитрости, мы смогли выжать максимум возможного из отечественных микропроцессорных комплектов первого поколения. Тем не менее, не смогли приблизиться к аналоговым приборам по быстродействию (скорости перестройки частоты, которая, у аналоговых измерителей была равна 12 Гц, т.е. 12 периодов перестройки в секунду), что вызывало нарекания потребителей приборов.
Поэтому, приступая к разработке второго поколения микропроцессорных панорамных измерителей, не смотря, на усиленное давление головного Горьковского НИИ, наше отделении наотрез отказалось от микропроцессора серии 580. Этот процессор в качестве унифицированного изделия с подачи Киевского НИИ радиоаппаратуры внедрялся в масштабах всего 6 ГУ. Киевское НИИ разрабатывало для этого процессора отладочную машину «Нейрон».
Тем самым мы нарушали унификацию ( любимое детище нашего главного инженера – Астафьева Юрия Георгиевича) в части используемых микропроцессоров в КНИИРИТ.
Специалисты 20 отделения остановили свой выбор на более современном и быстродействующем процессоре серии 1801. Хотя необходимый нам его вариант 1806( с военной приемкой) находился еще в стадии разработки. Выбрав этот процессор мы, не только выбились из унификации и лишили себя возможности получения техпомощи по линии кооперации ( использования унифицированных техрешений), но и взвалили на себя проблему - своими силами выбивать, бывший в то время остродефицитным процессор 1801, и самое главное вынуждены были силами секторов 223 и 224 разработать не только новые измерительные блоки на базе процессора 1801 и программное обеспечение для них, но и отладочную машину для этого процессора. В то время как, разработка упомянутой выше машины «Нейрон» велась в Киеве силами чуть ли целого отделения микропроцессорной техники. И как написал в Интернете один из создателей «Нейрона» - делалось это при участии ученых Академии наук Украины.
Самое удивительное, что 223 и 224 сектора, усиленные молодыми специалистами: Артурасом Заляцкасом, Бенасом Буянаускасом, Г.Буйнявичусом, Г. Думбравой, Кондратасом, Слажинскасом, Шаевской успешно решили эту, во многом авантюрную, но зато престижную в научном плане, проблему.
Выбивание из МЭП новейшей отечественной микропроцессорной комплектации, связанные с этим бесконечные поездки в Москву и Зеленоград, требовали человека, наделенного неистощимой энергией и пробивной силой. На мое счастье, именно таким человеком оказался нач. 224 сектора Ионас Гирдзияускас. Защитив кандидатскую диссертацию по теме, как вязать в жгуты монтажные провода приборов с помощью ткацкого станка, он, по моему мнению, не был ни ученым, ни разработчиком ( в полном смысле этого слова) по тематике 20 отделения. Но, помимо пробивной силы, обладал организаторскими способностями и чутьем на все новое.
Хотя в 1991 г. наши жизненные пути в корне разошлись, хочу сказать спасибо Ионасу за картину, которую он подарил мне от имени коллектива 20 отделения в день моего 50- летия. Благодаря ему, каждое утро, открывая глаза, первое что я вижу, это одно из самых красивых мест Литвы – излучину Немана в Бальберишках и силуэт костела в Бирштонас - вдали.
Не менее сложные задачи в первые годы существования 20 отделения пришлось решать начальникам 222 сектора А.Найденову и заменившему его Эдику Лоле.
Подходило время замены на Курском заводе морально устаревших измерителей АЧХ, объем выпуска, которых достигал тысячи приборов в год, а из всего 4 отдела – бывшего разработчика этих приборов в 222 секторе остались: Эдик, Стасис Бартошевичус и еще пару человек.
Коль скоро, в преимущественной концентрации сил отделения на тематике Р2 и Р4 была и моя вина, то я решил на какое то время отрешиться от проблем тематики Р4 и засел за Х1. Не представило большого труда, чтобы убедиться, что силами 222 сект., используя традиционные для тематики Х1 технические решения, задачу своевременного обновления всего парка серийно выпускаемых Х1 нам не решить.
После долгих размышлений, я принял волевое решение: приборы Х1 диапазонов частот 0.1 – 150 МГц и 1- 1400 МГц в схемно- конструктивном отношении максимально приблизить к приборам Р4, т.е. сделать их упрощенными вариантами приборов Р4, формально соответствующими требованиям ГОСТА на приборы Х1. При этом возрастала трудоемкость и стоимость изготовления приборов. Зато резко сокращались наши трудовые затраты на разработку нового поколения и улучшались технические характеристики приборов Х1.
Но самое главное, что к работе по Х1- в таком варианте можно было привлечь опыт и силы других секторов отделения. Приняв решение, я предложил Э. Лоле структурную схему такого Х1, которую он взял за основу и, не без трудностей, но все-таки реализовал в ОКР «Характеристика –2», в рамках которой был разработан микропроцессорный измеритель АЧХ Х1- 54 диапазона частот 0.1 – 150 МГц. Ту же структурную схему и тот же измерительный блок использовали при реализации в диапазоне 1-1400Мгц при разработке прибора Х1 -55 диапазона частот 1- 1400 МГц (ОКР «Харчо-3» гл. конструктор В.Ставицкий).
Самый большой вклад в разработку приборов Х1 -54 и Х1-55, по моему мнению, внес ведущий инженер 212 сектора Валерий Федоров, под руководством которого были разработаны 2х канальные ГКЧ для этих приборов. Результаты научных исследований, проведенных им в процессе разработки этих и других ГКЧ, легли в основу кандидатской диссертации В. Федорова, которую он успешно защитил.
Максимальная унификация приборов Х1 -54 и Х1 -55 и использование при их разработке специалистов 212 и 224 секторов, позволило основные силы 222сектора: опытного в делах Х1- Стасиса Бартошевичуса и молодое поколение разработчиков Володю Ставицкого, Бориса Юдовича, Повиласа Наркявичюса, Нину Куликову и др. сосредоточить на создании низкочастотных (диапазона частот от 20 Гц до 1 МГц) АЧХ, портативных АЧХ и АЧХ специального назначения.
С. Бартошевичус был главным идеологом и разработчиком портативного ИАЧХ Х1-50 диапазона 0.36 – 1002 МГц. Разработкой специализированного измерителя АЧХ Х1 – 56 диапазона частот 1 -250 МГц руководил Б.Юдович.
Главным конструктором ОКР «Характеристика-1» и «Харчо-1» был В. Ставицкий. Под его руководством и непосредственном участии были разработаны сначала низкочастотный измеритель аналоговый АЧХ Х1 -46, затем микропроцессорные Х1 -53 диапазона частот 20 Гц – 0,2 МГц. и Х1-58 диапазона 20 Гц - 1,0 МГц.
В то время я был главным конструктором по созданию сверхширокополосных приборов Р4. Поясню: под сверхширокополосными панорамными измерителями в те годы подразумевались приборы, перекрытие рабочего диапазона частот которых было больше 2х. Приборы с октавным перекрытием назывались просто широкополосными. Я разрабатывал структурные схемы и алгоритмы функционирования создаваемых приборов, теорию, схемы и методы расчёта пассивных СВЧ узлов (мостовых рефлектометров, смесителей, модуляторов, широкополосных умножителей частоты, гибридных тройников, фильтров верхних и нижних частот и т.д.), выполняемых по толстоплёночной технологии.
Как главный конструктор сверхширокополосных измерителей, немало крови и нервов я попортил начальнику 213 сектора Альбинасу Зубке, ставшему после ухода из КНИИРИТ Римаса Жилинскаса, моим лучшим другом и единомышленником в отделении. Дело в том, что широкополосность наших приборов очень сильно зависела от диапазонов частот и широкополосности транзисторных генераторов и усилителей, разрабатываемых в секторе А. Зубки. А кроме широкополосности от этих узлов требовалась линейность перестройки частоты, минимальный перепад уровней выходной мощности, малое КСВ входов и выходов, отсутствие паразитных гармоник и т.д. Для достижения требуемых результатов Альбинасу и его команде приходилось не только проявлять массу изобретательности, но и пролить много пота, порой в ущерб своему здоровью. Так как работать им приходилось с открытыми корпусами ГИС ( гибридго-интегральных схем), излучавшими СВЧ энергию прямо в лицо экспериментаторам.
Дополнительную информацию о тех, кто оставил свой след в истории 20 отделения, Уважаемый читатель найдет в приложенной к главе фотокопии 6.1 -6.3
заметки «Дела и люди 20 отделения», написанной мной в 1983 г.
НЕКОТОРЫЕ ИТОГИ
В результате за двадцать лет наше отделение разработало и внедрило в серийное производство три поколения приборов Р2-, Р4- и Х1. Первое на базе электровакуумных радиоэлементов; второе на транзисторах, микросхемах малого уровня интеграции и отечественных микропроцессорах первого поколения; третье с использованием больших интегральных схем и микропроцессоров второго поколения типа 1801.
По результатам работ, выполненных нами с середины семидесятых годов, Римас Жилинскас и я защитили докторские диссертации. Тема моей диссертации ; «Научно-технические основы проектирования многофункциональных анализаторов СВЧ цепей». Ю. Миналгене, А. Зубка, упомянутые выше В. Федоров, а также Р. Довидавичус, И. Ульянычев, А. Петрукявичус, В. Лаурс, И. Даунорас защитили кандидатские диссертации. А. Лаурс, Э. Лоле, Варламов, Скоробагатов, Тримайловайте, Шаевская и др. готовили кандидатские диссертации к защите, но защитить до развала СССР не успели.
За разработку и освоение серийного выпуска прибора Р4-11 я был награждён золотой медалью ВДНХ СССР и орденом Трудового Красного Знамени. Серебряную медаль ВДНХ СССР я получил за разработку прибора Р4-23 и ещё одну золотую за разработку первого в мировой практике микропроцессорного анализатора СВЧ цепей Р4-36.
Неоднократно были отмечены медалями ВДНХ, знаками «Почетный радист», занесением на «Доску почета» КНИИРИТ, объявлением благодарностей и многие сотрудники 20 отделения.
Лучшими изобретателями КНИИРИТ признавались Бронюс Раманаускас, Игорь Ульянычев и ряд других работников 20 отделения.
За комплекс работ по созданию приборов группы Р4-, унифицированных с ними приборов группы Р2- и автоматизированных измерительных систем по заказу фирмы члена-корреспондента АН СССР М.C. Рязанского (одного из великой шестёрки покорителей космоса, возглавляемой С.П. Королёвым); конструкторского бюро по разработке баллистических ракет (один из руководителей ; будущий Президент Украины Л. Кучма), московской фирмы, разработчика отечественной системы противовоздушной обороны Москвы и других фирм нескольким сотрудникам 20 отделения в 1985 году была присуждена Государственная премия СССР в области науки и техники. Лауреатами стали: А. Зубка, Р. Довидавичюс, И. Ульянычев, И. Чупров и П. Яцкунас, бывшие начальники отделения Р. Жилинскас и В.Г. Спицын, а также настройщик из опытного производства Л. Гуделайтис.
Инициатором выхода на Госпремию был Римас Жилинскас. Уже работая в КПИ, он пришел ко мне в кабинет и сказал: работники 10 и 50 отделений стали лауреатами премии по науке и технике Литовской ССР. Давай и мы попробуем получить ее. Мы быстренько определились с названием работы и составом участников, после чего Римас отправился в соответствующие инстанции. Оттуда он вернулся разъяренным. Ему там дали понять, что на половину русскоязычный коллектив и премия Литвы вещи не очень совместимые. Через пару дней он позвонил мне и сказал, знаешь что, раз нас не пускают на республиканскую премию, то давай выходить на Госпремию СССР. Сегодня, пользуясь случаем, мне остается поблагодарить тех, кто не пустил нас на республиканскую премию, но, особенно, Римаса за его инициативу по выходу на Госпремию СССР. Я как лауреат Госпремии СССР, будучи гражданином РФ, получаю солидную добавку к пенсии.
Одной из причин столь высокой оценки нашей работы было то, что мы принципиально отказались от проторённого пути развития микроэлектроники и радиотехники в СССР. Чтобы не изобретать велосипед, разрабатывающие предприятия с благословления своих министерств за огромные деньги закупали появляющиеся на рынках США изделия. Занималась этим армия сотрудников спецслужб, под различными прикрытиями проживающих в Кремниевой долине США. В рамках научно-исследовательских работ один-два года изучали эти изделия, затем ещё несколько лет в рамках опытно-конструкторских работ пытались воспроизвести и заказать где-нибудь необходимые для этого комплектующие и технологии. Еще пару лет осваивали их серийное производство. Если копия зарубежного аналога и доходила до отечественного потребителя, то из-за опоздания почти на десять лет морально устаревала.
Наш девиз был: пусть х…., но своё. Мы ориентировались на вновь создаваемые в стране комплектующие и технологии. Отставание отечественных технологий и комплектующих от западных аналогов пытались компенсировать за счёт разработки оригинальных принципов и схемно-технических решений разрабатываемых изделий.
Где-то в начале семидесятых годов, когда мы уже достигли опредёленных успехов в разработке СВЧ узлов на базе толстоплёночной технологии и бескорпусных транзисторов, к нам обратилась московская фирма с предложением принять участие в создании системы мобильной связи для Л. И. Брежнева. Незадолго до этого Брежнев встречался с Президентом США и увидел, что тот пользуется для оперативной связи с Вашингтоном станцией мобильной связи. Та станция была одним из прообразов современных мобильных телефонов. Она весила десятки килограммов и обеспечивала связь через спутник, поскольку существующей сегодня сети радиотрансляторов, опутавших весь земной шар, тогда не существовало.
Вернувшись в Москву, Брежнев потребовал создать такую же. Нам поручили разработать, используя наши технологии, приёмно-передающий модуль станции. Работа была внеплановая и сверхсрочная, поэтому исполнителям работы установили аккордную оплату труда за неё. Свою часть работы мы выполнили, но кто-то другой свою часть работы завалил. Тем не менее, за выполненную работу с нами расплатились. В память о ней у меня появился первый автомобиль.
Среди других заказчиков приборов была техническая служба КГБ СССР. Когда представители её прибыли из Москвы к нам в Каунас для заключения договора, то произошёл забавный случай. Я повез их на машине в гостиницу «Балтия», где, по их словам, у КГБ был свой представитель. В гостинице они отправились не к администратору, а в какую-то комнату, где находился их представитель. Однако в комнате они никого не застали и вышли. Постояли какое-то время, снова вошли в комнату и снова вышли. Тут к ним подошел швейцар в ливрее. Узнав, что им нужно, он попросил предъявить документы. После этого москвичи долго смеялись- они видали своих людей в разных одеяниях, но в форме швейцара ; первый раз.
В один из приездов на фирму М.С. Рязанского, я стал свидетелем небольшого ЧП. Из-за эмбарго на поставки из США в СССР оборудования стратегического назначения, их фирма через третьи страны закупила изготовленный в Штатах СВЧ генератор. Генератор был упакован в пенопластовую коробку, каких в СССР не делали. Одному из работников коробка очень понравилась, и он решил унести её домой. Но строгий пропускной режим фирмы не позволял это сделать, и он задумал вынести коробку по частям. Когда отрезал ножовкой первую часть, то обнаружил внутри пенопласта какую-то штучку. Он тут же пошёл доложить о своём открытии. Через несколько часов соответствующие службы установили, что эта штучка ; миниатюрный радиомаяк, с помощью которого спецслужбы США отслеживали маршрут путешествия генератора. Работнику, обнаружившему штучку, приказом по фирме объявили благодарность за проявленную бдительность.
Случались и другие ЧП. Главным лозунгом производственных предприятий во времена СССР был ; план любой ценой. Тем не менее, заводы постоянно срывали графики изготовления и сборки опытных партий приборов. Первые приборы Р4-11 на Вильнюсском заводе радиоизмерительных приборов собрали за неделю до установленного планом срока сдачи их ОТК и военпредам. В мои обязанности, как главного конструктора, входило самое неблагодарное и ответственное дело: оживить и довести до кондиции первый из приборов. Опыта у меня было ещё мало, а брака при изготовлении прибора допущено много. Поэтому, когда истёк рабочий день 31 декабря – последнего дня, когда, не срывая плановых сроков, можно предъявить приборы ОТК, я всё ещё ковырялся в первом приборе.
Старший военпред завода полковник по фамилии Царьков удовлетворил просьбу главного инженера продлить срок до 10 часов утра 1 января. Где-то во втором часу ночи мне удалось, наконец, оживить прибор. Стоявшие за моей спиной главный инженер завода и представитель военпреда облегчённо вздохнули. Я объяснил специалистам завода, как оживить остальные приборы, а сам пошёл в кабинет главного инженера и вздремнул там пару часов.
Когда через два часа я вернулся, то оживлённого мной прибора на месте не оказалось. Никто не знал, куда он пропал. Только утром выяснилось, что начальник ОТК втихаря оформил его вынос представителю одной московской фирмы, который всю новогоднюю ночь ждал, когда приборы попадут в ОТК. Такой спрос был на эти приборы.
Сроки изготовления приборов срывали не только заводы, но и наш родной институт. Поэтому упомянутый случай встречи Нового года с паяльником в руках был в моей биографии не последним. Лет через десять, в стенах родного НИИ, с разрешения другого старшего военпреда ; капитана первого ранга Е.Д. Веденева, мы с Эдиком Лоле за полчаса до боя курантов в Новогоднюю ночь с паяльником в руках ковырялись в потрохах опытного образца прибора Х1-54. В это время с улицы раздались крики наших жён: «Если вы через пятнадцать минут не явитесь домой, мы уйдём к другим». Для нас же выполнение плана и честь нашего отделения оказались важнее звона бокалов за праздничным столом. Нашим жёнам пришлось с этим смириться.
В отличие от полковника Царькова, Евгений Дмитриевич был в душе не ревностным контролером, а разработчиком. Поэтому не только разрешил встретить Новый год с паяльниками в руках, но и сам присутствовал при том, пытаясь хотя бы своим сочувствием помочь нам.