На сегодня Грунька с Машкой свою работу выполнили. Причём справились неплохо: было ещё относительно рано, а они уже развезли воду по всем станам, заехали даже в самые маленькие и отдалённые полевые точки. И вот теперь, сделав последнюю ходку на Подучасток № 5, медленно возвращались домой.
Когда доехали до той кленовой рощицы, где когда-то, давным-давно, Груньку чуть было не изнасиловал сапожник Соломаха, она подумала, отчего так странно получается, что все Гришки – кобели, а все кобели – Гришки. Взять того же Соломаху – тоже ведь Гришка. И тоже кобель. Правда, тогда он почему-то оплошал: продемонстрировал своё мужское достоинство, потряс им в воздухе – и всё, этим ограничился, натянул штаны на прежнее место и ушёл. Она не стала убегать – думала, вернётся – но он не вернулся.
Этот финт остался для неё вечной загадкой, он до сих пор порождал массу вопросов. И действительно, почему Соломаха её не изнасиловал – раздеть раздел, а изнасиловать не изнасиловал? Что она не так сделала? Где дала промашку? Может, сильно рьяно отбивалась? Может, излишне громко кричала? А может, наоборот, надо было громче кричать и сильнее отбиваться, чтобы желание смять её сопротивление (как стороны противоборствующей) стало для него делом принципа?
Интересно, а как обольщает его собственная жена? Впрочем, что о ней говорить! если она на почве ревности тронулась умом и теперь буквально не вылезает от самого дорогого знахаря – деда Довбни, который лечит её водочной вытяжкой хрущей (жуки такие есть) «в возрастающей пропорции».
Все эти мысли Грунька прокручивала в голове не единожды. И не только в силу личного опыта – хоть неудачного и какого-то жалкого, но всё же опыта. Эти мысли подогревались ещё и тем, что в здешних краях на Гришек вообще смотрели как на половых насильников по определению – раз Гришка, значит, жди от него, гада, чего-нибудь такого… Иными словами: если произошло где-то анонимное изнасилование – особенно девственницы! – ищи Гришку, не ошибёшься. Бабка Хоменчиха, не утруждавшая себя подбором выражений, вывела постулат – пусть корявый, зато правдоподобный. Содержание его таково: «Де Гришки, там навить вухом чуть, як целки лопаються» (где Гришки, там даже ухом слышно, как целки лопаются).
Женщинам, у которых мужей звали Гришками – так называемым «заинтересованным» – эти слухи изрядно надоели. (Ещё бы, годами ходить в рогоносицах!). И они решили опровергнуть компрометирующие слухи, причём не по принципу казала-мазала, а «с карандашом в руках», дабы всё было точно, как в аптеке на весах. Они создали инициативную группу, куда включили четырёх «заинтересованных» и, объективности ради, трёх «незаинтересованных». Все семь дам были завзятыми активистками, лёгкими на подъём, готовыми высекать искры из-под копыт в погоне за истиной.
Уставших от жизни клуш, расплывшихся как опара в кадушке, не интересующихся ничем, кроме собственной семьи, в инициативную группу не брали. «Нашо нам мешки з гимнамы, – говорила председательша группы, новоиспечённая коммунистка Валька Косяк, – хай сидять вдома, бо толку з ных... як молока з цапа (цап – козёл)». Инициативная группа преследовала единственную цель: проанализировать каждый случай изнасилования за пять последних лет, верифицировать насильников, из общего количества оных вычислить процент Гришек, полученные данные довести до сведения общественности. И всё, на этом полномочия инициативной группы кончались.
И что вы думаете?! – когда обсчитали собранный материал, получилось, что таки да, Гришки лидируют, причём с огромным перевесом – 75,8%. А остальные 24,2% более или менее равномерно распределяются между другими насильниками, которые не Гришки. И вышло, что вместо того чтобы опровергнуть слухи, бабская статистика подтвердила их достоверность. И все «заинтересованные», то есть «рогоносицы», поджав хвосты, заткнулись надолго и всерьёз – нечем было крыть, против фактов не попрёшь.
Но самое интересное заключалось даже не в этом – самое интересное заключалось в том, что, несмотря на пагубную страсть к насилию, Гришки были почему-то особенно любы женщинам. (Неужели всё шло от Распутина – такая какая-то своеобразная историческая реминисценция во плоти!?) Ни одна из гришкиных жертв не подала заявление в защиту своей чести и достоинства. Серчать серчали, по крайней мере на словах, а заявлять не заявляли – прощали. В то же время на других насильников, Негришек, вошедших в 24,2 процента, заявление подали почти все. Точнее, не подала одна, которой изнасилование пришлось на руку – она давно мечтала зачать, да не от кого было. И тут такой случай! Поэтому она не только не осерчала, а даже спасибо сказала.
«И я б никУды не заявила, тожить простила б», – уж в который раз призналась себе Грунька. Войдя в грёзы, она не заметила, как подъехала к околице. От сладких воспоминаний её пробудил зычный голос Митрофановны, соседки. Та вылезла из придорожных кустов, вся в репяхах да устюках, возмущённая дальше некуда. «Грунь, – крикнула Митрофановна так громко и неожиданно, что Грунька вздрогнула, а Машка срочно стала ронять испражнения перед самым носом хозяйки, – ты там, часом, ниде не бачила мою заразу з курчатамы?»
«Якую заразу?» – не поняла Грунька. – «Та квочку, якую ж щё заразу! Главно, учира ото выпустила йих з сараю, посыпала пшона, воны поклювали, покрутилися-покрутилися пыд ногамы та й побегли кудысь. И як ото побегли – так доси й нема. Я прям уся ишшукалася вже (вся обыскалась уже). Де токо не була, усё кругом облазила – нету! Наче б то скрозь землю провалилися». – «Не, Митрофановна, мы не бачили, шо не бачили то не бачили, – отрицательно завертела головой Грунька, и с сожалением добавила: – Та це вже дохлое дело – раз ночувать не прийшли, то й не прийдуть. Йих, мабуть, давно вже лисицы попередушили. То ж такие паразитки…».
Идя рядом с грунькиной телегой, Митрофановна долго ещё сокрушалась, что её квочке и цыплятам наверно-таки действительно «жаба цыцки дала» (то есть что они безвозвратно пропали), хотя верить в это ей очень не хотелось. А у своего подворья, прощаясь, Митрофановна как-то вскользь проронила фразу, от которой Груньке сделалось дурно, хоть внешне ей удалось скрыть это чувство дурноты.
Митрофановна сказала, что сегодня ей «кров з носу» (кровь из носа, т. е. во что бы то ни стало) надо пойти поменять деньги – старые на новые. Хоть у неё и не много их, а всё же жалко, если пропадут. Осталось три дня – и обмен прекратится, «рехворма закинчиться» (реформа закончится). Тот, кто не успеет поменять, ничего уже сделать не сможет. Старые деньги аннулируют, они сгодятся разве что на растопку печки. Будут ходить только новые. «Умни люды, кого ны спросю, давно вже поминялы, – корила себя Митрофановна, – а мине и вгору глянуть нИколы, усё часУ нема. Боюся, що й вмирать буде нИколы... чи вопще пизно (или вообще поздно)...» – горестно заключила она.
«А ты, Груня, поминяла, – спросила Митрофановна, – чи нема шо минять?». Грунька раздосадованно махнула рукой, кисло поморщилась и, ничего не сказав, повернула телегу к своим воротам. Митрофановна сочла жест соседки как согласие с тем, что менять и впрямь-таки нечего. Да и откуда у этой бедолаги сбережения, – подумала Митрофановна: с голого – как со святого. Распрощавшись с Грунькой, она поплелась домой в тайной надежде, что квочка пришла, целая и невредимая, пока её тут разыскивали по кустам да буеракам. И что весь выводок – при ней.
Грунька загнала Машку во двор – вместе с телегой и, естественно, с бочкой – распрягла, привязала к коновязи, дала свежего кукурузного силоса, прихваченного по пути из совхозной силосной ямы. Та поела, попила и легла отдыхать. «Ну а зара, Маша, и мине можна пожувать. Так чи не? Як ты щитаеш, га?» – обратилась Грунька к кобылке, заглянув ей в глаза и легонько потрепав за чёлку. Кобылка, словно бы в знак согласия, энергично задвигала ушами. «А, дозволяеш... – понимающе протянула Грунька. – Ну раз дозволяеш, тоди я пишла. Бувай, дорогуша, не скучай!» – и направилась в хату. В окно она увидела, как Митрофановна помчалась куда-то. «Деньги менять, – тут же догадалась Грунька, – як и сбиралася». Соседка явно торопилась – чтоб успеть – и от этой её торопливости Груньке стало почему-то противно-противно.
----------------------------------------------------
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/11/07/827