1. 18. Работа в Каунасе

 
П/я 304, куда я получил направление,  оказался недавно созданным научно-исследовательским институтом (НИИ), корпуса которого ещё строились. Позднее институт получил открытое название: Каунасский научно-исследовательский институт радиоизмерительной техники (КНИИРИТ).
Отдел кадров НИИ находился в маленьком домишке на самом берегу реки Нярис. Через дорогу от него, в здании бывшего (времён буржуазной Литвы) еврейского училища находилась одна половина НИИ, а другая уже переехала в первый из построенных корпусов на проспекте Раудоносис армиес (Красной армии). В просторном спортивном зале училища стояли токарные и фрезерные станки опытного производства НИИ. Во дворе с довоенных времён хорошо сохранились волейбольная и баскетбольная площадки, а в пятистах метрах от училища на берегу Няриса ; футбольное поле, которое литовцы называли «Маккаби». Всё говорило о том, что у евреев довоенного Каунаса забота о здоровье подрастающего поколения была не на последнем месте.
Чтобы попасть из старой половины НИИ в новую, мы поднимались в гору по длинной не асфальтированной улице Калпоко до радиозавода, а дальше ехали автобусом. Радиозавод располагался в высоченном здании костёла, построенного перед войной.
В НИИ работали всего два кандидата технических наук: директор К.И. Рекявичус и начальник одной из лабораторий В. Згирскис, который имел новую «Волгу» ГАЗ-21.  О его бережном отношении к авто ходил анекдот: если пойдешь вверх по ул. Калпоко и обгонишь «Волгу», значит едет Згирскис.
Средний возраст сотрудников составлял не более тридцати лет, а директора  ; чуть более этого. Хотя корпусов института ещё не существовало, серьёзный научно-производственный план работ уже составили. Меня направили в отдел, который должен был разрабатывать радиоизмерительную аппаратуру диапазона сверхвысоких частот  ; СВЧ диапазона. Без освоения этих  частот невозможно освоение космоса, создание современных боевых самолётов, кораблей, современных систем связи, телевидения. Одну из лабораторий отдела возглавлял В. Згирскис. Лаборатория занималась разработкой панорамных измерителей КСВ и ослабления волноводных трактов (приборы группы Р2-).         Мне предстояло вместе с другими сотрудниками заняться разработкой панорамного измерителя полных сопротивлений (обозначавшихся  буквой Z) коаксиальных трактов диапазона частот 20 ; 200 МГц (приборы группы Р3-).
Как и все остальные сотрудники НИИ,  я имел очень смутное представление о теории и технике сверхвысоких частот. Но, благодаря университетским профессорам, давшим нам не только высокий уровень знаний, но научившим нас мыслить, а не зубрить учебники, а также усердному изучению поступавших  в НИИ американских научных журналов по СВЧ, я довольно быстро выдвинулся в ведущие специалисты по этому профилю.
Сначала мне поручили доработать индикаторный блок панорамного измерителя полных сопротивлений. По габаритам и функциональному назначению блок напоминал телевизор, с той лишь разницей, что вместо кинескопа в нём стояла электростатическая трубка, на экран которой выводилась кривая зависимости Z от частоты.  Оконечные каскады усилителей сигналов, подаваемых на трубку, были выполнены на электровакуумных триодах типа 6Н1П, мощности которых явно не хватало, чтобы развернуть изображение на всю площадь экрана трубки. Поэтому стеклянные колпачки триодов периодически плавились, а стоящие в цепях подачи сигналов двухватные сопротивления  сгорали. Возился я с ними около полугода, пока, выдирая с помощью паяльника очередное сгоревшее сопротивление,  не брызнул расплавленным оловом себе в правый глаз. Зрение на правом глазу упало с 1 до 0.1, пришлось приобрести очки. А руководство отдела решило поручить мне другую работу.
Меня подвели к столу, на котором лежали две железки, каждая длиной чуть меньше метра, и объяснили, что это  ; сдвоенные направленные ответвители, с помощью которых получают информацию об измеряемом параметре Z, и моя задача ; добиться от них требуемых параметров. Пояснили, как эти параметры измерять. Железок было две, потому что с помощью одной диапазон частот 20-200 МГц перекрыть невозможно. Одна из них должна работать в диапазоне частот 20-80, а другая 80-200 МГц.   Ещё мне сказали, что чертежи, по которым эти железки изготовлены, получены из Горьковского НИИ. Как  их проектировать, в нашем НИИ никто не знает.
Я отправился в библиотеку института в поисках какой-либо информации по проектированию коаксиальных направленных ответвителей.
В отечественных изданиях я ничего не нашёл. Поэтому прислушался к совету библиотекаря полистать подшивки американских научных журналов по радиоэлектронике, теории и  технике СВЧ.  После долгих поисков я нашёл то, что мне требовалось ; статью  авторов TouliosP.P., Todd A.C.  «Synthesis of Symmetrical TEM- Mode Directional Couplers», опубликованную в журнале «IEEE Trans. on MTT».
Тогда же я наткнулся  на статью американского исследователя Ruttrof C.L. « Some Broad- Band Transforer», опубликованную в журнале « Proceedings IRE» еще в 1959 году.  В ней говорилось о перспективах  использования миниатюрных трансформаторов с обмоткой из двух переплетенных проводов в длинноволновой части диапазона СВЧ. Однако почти десять лет его идея практически не использовалась.
Читая  американские журналы, я в первый раз от всей души сказал спасибо старушке Маховой, моему педагогу, заставлявшей нас на протяжении четырёх лет читать технические тексты на английском. 
Опытно-конструкторскую работу (ОКР)  по созданию измерителя Z-параметров мы закончили с большим трудом, и в серийное освоение прибор не поступил. Один из членов Госкомиссии по приёмке заметил, что фирмам Судпрома (Судостроительной промышленности СССР) позарез нужны панорамные измерители  Z-параметров диапазона частот 1-30 МГц, и что их предприятие готово финансировать научно-исследовательскую работу (НИР) по созданию такого измерителя.
Ни  традиционные радиоэлементы с сосредоточенными параметрами,   ни СВЧ узлы с распредёленными параметрами перекрыть этот диапазон в те годы не позволяли. Я вспомнил про статью  американца Ruttrof C.L. и уговорил руководство отдела и главного инженера взяться за выполнение этой работы. Учитывая предполагаемые трудности её выполнения, я, как будущий научный руководитель этой научно-исследовательской работы, выбрал для нее соответствующий шифр: «Риф».
Вопреки моим опасениям, работу мы благополучно завершили, и я повёз макет измерителя в Ленинград для сдачи Заказчику. Заказчики к этому времени уже с полгода пытались с помощью немецкого измерителя Z–параметров, работающего на фиксированных частотах, настроить разработанную ими многорезонансную антенну для одного из кораблей ВМФ. И всё безуспешно. Пока они настраивали один элемент антенны, другие элементы из-за взаимного влияния друг на друга расстраивались. А с помощью измерителя Z-параметров, выдающего информацию только на одной частотной точке, они этого не видели.
Подключив привезённый мной макет панорамного измерителя,  позволявшего непрерывно наблюдать на экране прибора частотную характеристику во всем рабочем диапазоне частот антенны, они настроили свою антенну менее чем за неделю.
Окрылённый неожиданным успехом, я составил проект технического задания (ТЗ) на опытно-конструкторскую работу под названием «Панорамный измеритель S-параметров многополюсников в коаксиальных трактах»  диапазона частот 1-1250 МГц, выбрав для него уже победный шифр: «Рим-1». Прежде чем быть включённым в план наших работ и получить финансирование, проект требовалось согласовать с Горьковским НИИ, головным по разработке приборов группы Р4-, к которой относились измерители S-параметров.
Горьковский НИИ в это время проводил работу под шифром «Фантазия» по копированию измерителя S-параметров  фирмы «Hewlett-Packard»(США). Сметная стоимость работы составляла несколько миллионов рублей. Проект нашего ТЗ, чтобы не плодить себе конкурентов,  руководство Горьковского НИИ подписать отказалось. Главному инженеру нашего института удалось получить согласие Министерства на включение этой работы в план при условии, что НИИ выполнит её за счет собственных средств. Но, чтобы работа в планах всё-таки фигурировала, нам выделили на её проведение 100 тыс. руб. 
Разработанный нами прибор Р4-11 через 3 года со дня начала его разработки был освоен для серийного производства.
После этого 20-е отделение Каунасского НИИ уже на законных основаниях занималось  разработкой и освоением серийного выпуска приборов, именуемых в отечественных ГОСТах как приборы  типа Р2-, Р4- и Х1- (после тире следовал порядковый номер данного типа прибора). На Западе они назывались как анализаторы СВЧ цепей.
Чтобы  максимально сконцентрировать силы отделения на создании  приборов группы Р4-, я предложил приборы групп Р2- и Р4- разрабатывать на общие диапазоны частот. При этом схемно-конструктивные решения их максимально унифицировать. Разработку приборов на общие диапазоны частот начинать с более простых приборов Р2-, тем самым создавая задел для приборов Р4-, разработку которых начинать со сдвигом на один-два года. Это предложение вначале было встречено в штыки, но потом полностью оправдало себя. Приборы группы Х1-  из-за  их специфичного для нас  диапазона рабочих частот от 20 Гц до 1.5 ГГц разрабатывались особняком.
Кроме того, по отдельным договорам с ведущими отечественными предприятиями, работающими на оборону страны, мы были вынуждены создавать узкоспециализированные измерительные установки, а в восьмидесятые годы ;  автоматизированные измерительные системы на базе ЭВМ ; в единичных экземплярах (только для данного Заказчика).
Вынуждены  потому, что в наши производственные планы эти работы включались без нашего согласия, как правило, во исполнение Постановлений Военно-промышленной комиссии (ВПК) СССР или  ; того хуже, во исполнение совместного Решения Совмина СССР и ЦК КПСС.
О важности для страны проводимых нами работ говорит тот факт, что аналогичной деятельностью, помимо нас, занимались в СССР еще не менее трёх НИИ.
За время существования СССР в стране  было разработано более шестидесяти приборов типа Р4-. Из них только восемь, созданные в нашем отделении, освоены в серийное производство.  Эти приборы полностью перекрывали диапазон частот от 1 МГц до 37.5 ГГц.
О сложности их разработки и изготовления можно судить по их стоимости. Разработка каждого обходилась государству в миллионы. В серийном производстве они стоили от десяти до тридцати тысяч рублей. В то время автомобиль «Жигули» стоил пять тысяч рублей. Зарубежные аналоги  приборов Р4- стоили более тридцати тысяч, но уже долларов.
Результаты проведенных мной научных исследований я опубликовал в семидесяти пяти научно-технических работах и защитил семнадцатью авторскими свидетельствами и патентами на изобретение, а также положил в основу диссертаций на соискание учёных степеней кандидата и доктора технических наук.
Кандидатскую диссертацию под названием: «Исследование возможностей построения панорамных измерителей S-параметров с использованием СВЧ узлов на широкополосных трансформаторах» я защитил  без отрыва от производства в 1972 году.
В ней  изложил разработанные мной теоретические основы и технологию серийного изготовления сверхширокополосных миниатюрных СВЧ узлов, выполненных на основе ферритовых трансформаторов с обмотками из отрезков линии передачи (ФТЛ). Использование ФТЛ позволило на порядок уменьшить габариты, массу и трудоёмкость изготовления СВЧ узлов диапазона частот до 1.5– 2.0 ГГц с одновременным расширением  перекрытия  диапазонов частот (отношения верхней рабочей частоты к нижней) в сотню раз.
ФТЛ наматывались на ферритовые кольца диаметром от 5 до 10 мм. Концы миниатюрных намотанных на кольца отрезков линий передачи паялись на печатную плату.
Миниатюрные линии передачи на волновые сопротивления: 50, 75, 100 и 150 Ом по моей инициативе были разработаны и освоены в производство Мытищинским КБ кабельной промышленности. Однажды из Мытищ мне позвонили: «Игорь Иосифович, Ваш заказ мы выполнить не сможем, т.к. для линии с волновым сопротивлением, равным 50 Ом, по нашим расчётам получается отрицательное расстояние между проводниками». Пришлось мне ехать в Мытищи, чтобы доказать: дело не в природе, а в используемых формулах расчёта.
Я долго не мог найти способ механического крепления ФТЛ потому, что любой механический прижим или клей резко ухудшали рабочие параметры ФТЛ. А незакрепленные ФТЛ отрывались в процессе испытаний узлов на механическую тряску и резонансы. От отчаяния я вырезал из попавшего мне под руку куска поролона подушечки по внутренним размерам корпусов узлов и прижал их крышками с винтами. Я предположил:  если диэлектрические постоянные поролона и воздуха не очень сильно различаются, то поролоновые подушки не будут значительно влиять на параметры ФТЛ.
После чего попросил военного представителя, контролировавшего ход наших испытаний, еще раз испытать мои узлы. Узлы все механические испытания выдержали. Военпред потребовал вскрыть узлы и, увидев поролон, тут же потребовал провести испытания на влагу. После десяти суток влаги узлы испытания выдержали, сохранили все свои параметры. Тогда военпред потребовал снова их вскрыть, вынул одну подушечку  и сумел выжать из неё пару капель влаги. И тут же заявил, что этот номер у меня не пройдет.
Мне повезло, что старшим военным представителем у нас тогда был не доблестный вояка тугодум, а молодой выпускник военной академии Аркаша Трейстер. После  нескольких повторных испытаний на влагу удалось его уломать подписать протоколы испытаний, мотивируя тем, что ни в одном из военных циркуляров о капельках влаги нет ни слова. Потому у него нет оснований не подписывать протоколы.
Поролоновые подушечки заложили в конструкторскую документацию на узлы. Ни одного отказа приборов  из-за них более чем за десять лет производства и эксплуатации   зафиксировано не было.
Разработка сверхширокополосных приборов на диапазон частот до 18 ГГц, к созданию которых мы приступили в семидесятые годы, потребовала поиска новых комплектующих изделий, технологий и принципов их построения. К тому времени ведущие зарубежные фирмы  начали применять тонкоплёночную технологию и бескорпусные  транзисторы при изготовлении СВЧ узлов этого диапазона частот. Несколько позже при разработке низкочастотной радиоизмерительной аппаратуры (вольтметров, осциллографов и др.) стали использовать микропроцессоры.
Появились первые образцы бескорпусных СВЧ транзисторов и микропроцессорных микросхем и в СССР. Но опыта их использования никто не имел. К тому же, в нашем НИИ не было тонкоплёночной технологии. Но, если бы мы её даже и приобрели, то из-за дороговизны и малой производительности вакуумных установок по напылению тонких плёнок, не смогли бы внедрить их в серийное производство наших приборов.
Зато нашлась группа молодых  энтузиастов, взявшаяся комплексно решать стоящие перед нами проблемы. Юрате Миналгене (у литовцев не принято обращаться по имени и отчеству) занялась разработкой толстоплёночной технологии изготовления микрополосковых СВЧ плат. Она оказалась на порядок дешевле и производительней тонкоплёночной технологии.  Альбинас Зубка стал разрабатывать активные СВЧ узлы (усилители и генераторы СВЧ сигналов) на базе этой технологии и бескорпусных транзисторов. Римас Жилинскас  разрабатывал идеологию, принципы управления и автоматизации процесса измерений панорамных измерителей параметров СВЧ устройств с помощью встроенных в них микропроцессоров.
Я был главным конструктором  по созданию сверхширокополосных измерителей. Разрабатывал структурные схемы и алгоритмы функционирования создаваемых приборов,  теорию, схемы и методы расчёта пассивных СВЧ узлов (мостовых рефлектометров, смесителей, модуляторов, широкополосных умножителей частоты, гибридных тройников, фильтров верхних и нижних частот и т.д.), выполняемых по толстоплёночной технологии.
В результате за двадцать лет наше отделение разработало и внедрило в серийное производство три поколения приборов Р2-, Р4- и Х1. Первое на базе электровакуумных радиоэлементов; второе на транзисторах, микросхемах малого уровня интеграции и отечественных микропроцессорах первого поколения; третье с использованием больших интегральных схем и микропроцессоров второго поколения типа 1801.
По результатам работ, выполненных нами с середины семидесятых годов,  Римас Жилинскас и я защитили докторские диссертации. Тема моей диссертации ; «Научно-технические основы проектирования многофункциональных анализаторов СВЧ цепей».  Юрате Миналгене, Альбинас Зубка и еще шесть сотрудников защитили кандидатские диссертации. Еще столько же человек готовили  кандидатские диссертации к защите, но защитить их до развала СССР не успели.
За разработку и освоение серийного выпуска   прибора Р4-11  я был награждён золотой медалью ВДНХ СССР и орденом Трудового Красного Знамени. Серебряную медаль ВДНХ СССР я получил за разработку прибора Р4-23 и ещё одну золотую за разработку первого в мировой практике микропроцессорного анализатора СВЧ цепей  Р4-36.
За комплекс работ по созданию приборов группы Р4-, унифицированных с ними приборов группы Р2- и автоматизированных измерительных систем по заказу фирмы  члена-корреспондента АН СССР М.C. Рязанского (одного из великой шестёрки покорителей космоса, возглавляемой С.П. Королёвым), конструкторского бюро по разработке баллистических ракет (один из руководителей ; будущий Президент Украины Л. Кучма),  московской фирмы, разработчика отечественной системы противовоздушной обороны  Москвы и других, основным исполнителям, и мне в том числе в 1985 году была присуждена   Государственная премия СССР в области науки и техники.
Одной из причин столь высокой оценки нашей работы было то, что мы принципиально отказались от проторённого пути развития микроэлектроники и радиотехники в СССР. Чтобы не изобретать велосипед, разрабатывающие предприятия с благословления своих министерств за огромные деньги закупали появляющиеся на рынках США изделия. Занималась этим армия  сотрудников спецслужб, под различными прикрытиями проживающих в Кремниевой долине США.  В рамках научно-исследовательских работ один-два года изучали эти изделия, затем ещё несколько лет в рамках опытно-конструкторских работ пытались воспроизвести  и заказать где-нибудь необходимые для этого комплектующие и технологии. Еще пару лет осваивали их серийное производство. Если копия зарубежного аналога и доходила до отечественного потребителя, то из-за опоздания почти на десять лет морально устаревала.
Наш девиз был: пусть хуже, но своё. Мы ориентировались на вновь создаваемые в стране комплектующие и технологии. Отставание отечественных технологий и комплектующих от западных аналогов пытались компенсировать за счёт разработки оригинальных принципов и схемно-технических решений разрабатываемых изделий.
Где-то в начале семидесятых годов, когда мы уже достигли опредёленных успехов в разработке СВЧ узлов на базе толстоплёночной технологии и бескорпусных транзисторов, к нам обратилась московская фирма с предложением принять участие в создании системы мобильной связи для Л. И. Брежнева. Незадолго до этого Брежнев встречался с Президентом США и увидел, что тот пользуется для оперативной связи с Вашингтоном станцией мобильной связи. Та станция была одним из прообразов современных мобильных телефонов. Она весила десятки килограммов и обеспечивала связь через спутник, поскольку существующей сегодня сети радиотрансляторов, опутавших весь земной шар, тогда не существовало.
Вернувшись в Москву, Брежнев потребовал создать такую же. Нам поручили разработать, используя наши технологии, приёмно-передающий модуль станции.   Работа была внеплановая и сверхсрочная, поэтому нам установили аккордную оплату труда за  неё. Свою часть работы мы выполнили, но кто-то другой свою часть работы завалил. Тем не менее, за выполненную работу с нами расплатились.  В память о ней у меня появился первый  автомобиль.
Среди других заказчиков приборов была техническая служба КГБ СССР. Когда представители её прибыли  из Москвы к нам в Каунас для заключения договора, то произошёл забавный случай.  Я повез их на машине в гостиницу «Балтия», где, по их словам, у КГБ был свой представитель. В гостинице они отправились не к администратору, а в какую-то комнату, где находился их представитель. Однако в комнате они никого не застали и вышли. Постояли какое-то время, снова  вошли в комнату и снова вышли. Тут к ним подошел швейцар в ливрее. Узнав, что им нужно, он попросил предъявить документы.  После этого москвичи долго смеялись ; они видали своих людей в разных одеяниях, но в форме швейцара ; первый раз.
В один из приездов на фирму М.С. Рязанского, я стал  свидетелем небольшого ЧП. Из-за эмбарго на поставки из США в СССР  оборудования стратегического назначения, их фирма через третьи страны закупила изготовленный в Штатах СВЧ генератор. Генератор был упакован в пенопластовую коробку, каких в СССР не делали. Одному из работников коробка очень понравилась, и он решил унести её домой. Но строгий пропускной режим фирмы не позволял это сделать, и он задумал вынести коробку по частям. Когда  отрезал ножовкой первую часть, то обнаружил внутри пенопласта какую-то штучку. Он тут же пошёл доложить о своём открытии. Через несколько часов соответствующие службы установили, что эта штучка ; миниатюрный радиомаяк, с помощью которого спецслужбы США отслеживали маршрут путешествия генератора. Работнику, обнаружившему штучку, приказом по фирме объявили благодарность за проявленную бдительность.
 Случались и другие ЧП. Главным лозунгом производственных предприятий во времена СССР был  ; план любой ценой. Тем не менее, заводы постоянно срывали графики изготовления и сборки опытных партий приборов. Первые приборы Р4-11  на Вильнюсском заводе радиоизмерительных приборов собрали за неделю до установленного планом срока сдачи их ОТК и военпредам.  В мои обязанности, как главного конструктора, входило самое неблагодарное и ответственное дело: оживить и довести до кондиции первый из приборов. Опыта у меня было ещё мало, а брака при изготовлении прибора допущено много. Поэтому, когда истёк рабочий день 31 декабря – последнего дня, когда, не срывая плановых сроков, можно предъявить приборы ОТК, я всё ещё ковырялся в первом приборе.
Старший военпред завода полковник по фамилии Царьков удовлетворил просьбу главного инженера продлить срок до 10 часов утра 1 января. Где-то во втором часу ночи мне удалось, наконец, оживить прибор. Стоявшие за моей спиной главный инженер завода и представитель военпреда облегчённо вздохнули. Я объяснил специалистам завода, как оживить остальные приборы, а сам  пошёл в кабинет главного инженера и вздремнул там пару часов.
Когда через два часа я вернулся, то оживлённого мной прибора на месте не оказалось. Никто не знал, куда он пропал. Только утром выяснилось, что начальник ОТК втихаря оформил его вынос представителю одной московской фирмы, который всю новогоднюю ночь ждал, когда приборы попадут в ОТК.  Такой спрос был на эти приборы.      
Сроки изготовления приборов срывали не только заводы, но и наш родной институт. Поэтому упомянутый случай встречи Нового года с паяльником в руках был в моей биографии  не последним. Лет через десять,  в стенах родного НИИ,  с разрешения другого старшего военпреда ; капитана первого ранга Е.Д. Веденева, я за полчаса до боя курантов в Новогоднюю ночь с паяльником в руках ковырялся в потрохах прибора. В это время с улицы раздались крики наших жён: «Если вы через пятнадцать минут не явитесь домой, мы уйдём к другим». Для нас же выполнение плана и честь нашего отделения оказались важнее звона бокалов за праздничным столом. Нашим жёнам пришлось с этим смириться.
В восьмидесятые годы мне часто приходилось выезжать в командировки не только к Заказчикам, но и к своим коллегам в родственные по тематике институты Вильнюса, Киева, Москвы, Краснодара, Горького и других городов России. В большинстве из них просматривалась строгая подчинённость начальников подразделений директору. У каждого из начальников подразделений в российских НИИ под рукой лежала папка с названием «Парт-полит работа» и все они являлись членами КПСС. 
В кабинете директора нашего института за спиной, вместо обязательного портрета вождя, висел лозунг: «Не доволен ; критикуй, критикуешь ; предлагай, предлагаешь ; исполняй». И это был не только лозунг, но и его кредо. Половина начальников подразделений, и я в том числе, не состояли в рядах партии и не знали, что такое парт-полит работа.
За годы моей работы в Каунасском НИИ сменилось пять главных инженеров. Они уезжали на повышение в Вильнюс или в Министерство в Москву. Как единственному русскому начальнику отделения, чтобы включить меня в резерв главного инженера, который по статусу должен был быть представителем Москвы, мне предлагали вступить в КПСС, но я отказался. И меня оставили в покое. Предварительно руководители института объяснили мне, что, отказываясь вступать в КПСС, я лишаю себя целого ряда привилегий.  Беспартийный я не смогу: занять номенклатурную должность (в моём случае: главного инженера, директора НИИ или руководящего работника в Министерстве в Москве), поехать в командировку в капиталистическую страну, рассчитывать на высшие государственные награды типа ордена Октябрьской Революции и ордена Ленина, и тому подобное. 
Природа не наделила меня качествами дипломата: умению думать одно, а говорить другое. При моём критическом восприятии советской действительности членство в КПСС и должность главного инженера ни к чему хорошему меня привести не могли. По этой же причине, будучи начальником отделения, административную  работу и работу с кадрами я переложил на своего заместителя по производственным вопросам. У меня не было сил и желания отвечать на вопросы своих подчиненных: «Если КПСС заявила, что дети за отцов не отвечают, то почему преследуются дети литовцев, репрессированных в сороковые годы?»; «Почему русские переселенцы в бывшей молочно-мясной провинции Германии ; Восточной Пруссии (Калининградской области) не могут обеспечить себя молоком, и ездят за ним в соседнюю Литву?»; «Почему в материальном отношении Финляндия до 1917 года жила в несколько раз хуже Литвы, а, став независимой от СССР, живёт в несколько раз лучше?»
Все годы работы в Каунасе  я старался не забывать, что для большинства жителей Каунаса и сотрудников НИИ являюсь представителем страны, которая, как они считали, оккупировала их в 1940 году. И что по мне они могут в какой-то мере судить о всей России. Это было второй причиной моего отказа вступить в КПСС. Чтобы собственным примером доказать: для достижения опредёленных результатов в научно-производственной карьере не обязательно быть членом партии. Усилия мои в этом направлении не пропали даром. Занесение моего имени в 1986 году в Книгу почёта города Каунаса я рассматриваю как подтверждение этого.
За 30 лет работы в КНИИРИТ в парткоме я побывал один раз, когда кому-то в голову пришла мысль обсудить работу по национальному вопросу в нашем отделении.
Тем не менее, как начальнику отделения  крупного  НИИ  Литвы мне пришлось дважды встречаться с секретарем ЦК компартии Литвы по промышленности Альгирдасом Бразаускасом, будущим первым президентом независимой Литвы. При рукопожатии  кисть моей руки полностью исчезала в  его могучей кисти крестьянина от рождения и заядлого баскетболиста по жизни.
Менее чем за тридцать лет наш НИИ превратился из никому неизвестной шарашки п/я 304 в один из ведущих научно-исследовательских центров СССР в области радиоизмерений и техники СВЧ. Очевидно, поэтому в план работ на 1991;1993 годы нам включили непрофильную для нашего НИИ разработку автоматизированной измерительной системы (АИС). Как было записано в проекте ТЗ (технического задания), «для определения радиолокационных портретов кораблей ВМФ».
В США  тогда уже была разработана технология снижения заметности (стелс-технология  ; от англ. Stealth technology) боевых самолётов в радиолокационном спектре. Активно разрабатывались  стелс-технологии для кораблей ВМФ.  Для внедрения этих технологий необходимо было знать, какие элементы корпуса и палубных надстроек корабля больше всего отражают  направленные на них сигналы радиолокаторов. Для этого и потребовалась упомянутая выше АИС, чтобы с помощью сверхузкого   луча радиолокатора просканировать всю отражательную поверхность корабля и «нарисовать» его радиолокационный «портрет».
В роли Заказчика разработки выступал Ленинградский ЦНИИ им. А.Н.Крылова, а установить и эксплуатировать его собирались на базе ВМФ СССР, расположенной в одной из бухт Финского залива в национальном природном заповеднике Эстонии, в районе посёлка Локса.
Наступила весна 1991 года, оставалось несколько месяцев до выхода республик Прибалтики из состава СССР. Литва, Латвия и Эстония уже ввели таможенные и пограничные посты. Пересекать границы между республиками на автомашинах приходилось между двух вертикально установленных бетонных блоков высотой около трёх метров, которые в любой момент могли преградить тебе путь или, того хуже ; прихлопнуть тебя в машине.
Невзирая на это, руководство Министерства и нашего НИИ направили меня в Локсу согласовать техническое задание. Когда я спросил заместителя командира базы, на что они надеются, ведь Эстония завтра выйдет из состава СССР, он ответил: мы знаем, что она выйдет, но уезжать отсюда никуда не собираемся. Тем более, что в России нас никто не ждёт. Военные корабли, радиолокационные и инфракрасные портреты которых мы исследуем, есть не только в СССР, но и в других странах мира. Так что без работы мы не останемся. Ты, вместо того, чтобы волноваться за нас, подумай о своей участи и, если что, переезжай к нам. У нас есть пара свободных квартир.
Дальнейшие события подтвердили правоту его предсказаний.