Моразм одиннадцатый. Русское поле

               
                Люблю Россию я,
                но странною любовью...
                (почти по М.Ю. Лермонтову)

                Парадокс
     И вправду, с какого такого рожна мне вдруг любить Россию? Нацинальность моя самая что ни есть нерусская – я еврей. Родился, вырос, учился и работал всю жизнь на Украине (или в Украине – чтобы не обиделись «самостийныки»). Школу закончил украинскую. Причём, прошу обратить внимание, в моём аттестате зрелости по украинскому языку и литературе стояли две «пятёрки» в то время, как по русскому удосужился быть лишь хорошистом.
    С языками вообще произошла кутерьма. Дома родители разговаривали на идиш. Со мною тоже. Я же им отвечал по-русски. Так что знание идиш у меня однобокое, как у студента или собаки: всё понимаю, но ответить не могу...
Украинский язык. Несмотря на хорошие академические знания, обильное чтение книг, определяющим он не стал - в быту, в школе  со сверстниками и  со взрослыми говорил только по - русски. Притом, независимо от языка моих собеседников. Конечно. кроме школьных занятий, которые велись преимущественно на украинском языке.
     В чём же корень такого парадокса? Их, корней, несколько. Главный – это именно он, пресловутый национальный вопрос. В условиях (от этого факта никуда не денешься) тотального, хоть и вялотекущего, бытового антисемитизма со стороны аборигенов (то есть украинцев) русский язык служил как бы всеобщим эквивалентом. Чем-то вроде бумажных денег в человеческом сообществе.Хорошо говорить по-русски считалось комильфо и не у всех оппонентов по национальному вопросу это получалось. А у нашего брата-еврея панцырь из совершенного русского служил надёжной защитой от издевательских дразнилок:
        -  «Абрам и Сарочка хороша парочка...»
        -  Ты сопли подбери и научись говорить по-человечески!..
К тому же, жили мы на железнодорожной станции, где приток цивилизации проистекал явно обильнее, чем в патриархальных райцентрах. И приток этот в Союзе был определённо русскоязычным.
И последнее обстоятельство. На краю нашего посёлка располагался военный городок, где народу было не меньше, чем в самом посёлке. И народ этот, офицеры и рядовые, все были из России . И не просто из России, а именно из Москвы, Ленинграда, других больших городов.
Книги, театр, спорт, просто общение – всё, что формировало культурный скелет молодого человека на много лет вперёд, пришло ко мне оттуда, из Школы младших авиаспециалистов (ШМАС) .  И пришло на чистом русском языке, да ещё с «масковским» акцентом!

                Ставлю точку над « I».
       Позволю себе вернуться к любовной теме. Вообще-то, раздвоение личности - это уже шизофрения. Здесь в Америке у эмигрантов последней волны - выходцев из Союза - диагноз посложнее. Сегодня мы – граждане  Соединённых Штатов, то есть американцы. Кроме того, мы кровные евреи. Большинство из нас приехали в Штаты по вызову из Израиля. Скольких сил стоило доказать этим монстрам из ОВИРа о своём желании припасть к родовым корням на  Исторической Родине!
По пути в «родные пенаты» случается разное. Так приключилось, что пришлось «повернуть оглобли» с Ближнего Востока на Дальний Запад. Но любовь к Земле Обетованной, равно, как и благодарность за то, что доехать туда не удалось, осталась.
Но вот фокус: нас, представителей Богом избранного народа, урождённых евреев и натурализованных американцев, здесь называют русскими. Более того, сами себя мы по-другому и не величаем.
Разговариваем на 90% по-русски, на 80% привержены к русской кухне, 70% смотрят русское TV и читают русские газеты...
Теперь парадокс: большинство из тех же 70%  кто истово, а кто неистово, терпеть не могут эту «рашку» со всеми её правителями, достоинствами и недостатками. Конечно, каждый имеет свою причину или повод для такого, не требующего обоснований, чувства. Но высказывать свой повод совсем не обязательно: есть одна лукавинка, которая, как война, списывает корявость иных обоснований: ненависть и презрение к «рашке» по убеждению «больших процентов»  - это и есть главное доказательство любви к Америке. Легко и просто.
     Читатель, вероятно, догадался, что автор относит себя к непопулярному меньшинству. И вот тут-то и возникает та самая точка над «I», которая приведена в заглавии к этой колонке.
Находясь в трезвом умк и ясной памяти, я заявляю о своих самых добрых и искренних чувствах к великой Америке (USA), гражданином которой являюсь восьмой год. Я благодарен стране, принявшей меня в трудные для нашего брата времена. Давшей мне шанс вначале потрудиться в меру сил и возможностей, а нынче защищающей мой послетрудовой покой. Я горжусь техническими и гуманитарными достижениями государства, простыми американцами , поющими  гимн своей страны, прижав руки к сердцам...
Это ещё не любовь – любовь возникает с годами или впитывается с молоком матери. Но это – высочайшее уважение, для людей моего возраста чувство сродни любви...
       Но я люблю и Россию: её просторы, её забубённых, но искренних людей, воспитавшую меня русскую культуру. Я люблю эту страну, как любят иную женщину -  близкую и недостижимую в одночасье. Я не хочу «дружить против» России, чтобы доказывать свою лойяльность Америке. Совершенно уверен, что наша страна и Россия обречены на дружбу (сложную и многотрудную) в условиях нарастающих вызовов сил, способных опрокинуть Мир.
      

                «Тонкий колосок»
     Cамое приятное время недели – пятничный вечер. Отметим, это в равной мере относится и к «развитому социализму» и к «загнивающему капитализму». Мой вечер в этот день начинается с посещения синагоги. Сразу объяснюсь – человек я не набожный, трудно меня назвать и верующим. Но даже на экзамене по атеизму (который, помнится, сдал на отлично)  я не богохульничал. Сейчас захожу в храм, чтобы духовно прикоснуться к древней истории своего народа. Надеюсь, Творец понимает жизнь моего поколения и не будет так суров с заблудшими овцами...  Поэтому рискую обращаться к нему с просьбой – благополучия моим детям и внукам, мира дорогому Израилю – нашей гордости и боли. И немножечко здоровья для себя и близких мне людей.
     ... Выхожу из нашей маленькой «придворной» (прямо против моего дома) синагоги. Небо высвечивает первые звёзды. Стремительно опускается летняя ночь. Но мой вечер только начинается.
Живу я в в suburb’e , вокруг нашего  development’a леса, поля, то бишь фермерское хозяйство. Место сказочное, как многое другое в этой удивительной стране.
Спускаюсь с холма, где расположен мой Green Hill Gardens (сады зелёного холма), выхожу на тенистую улочку Old Mill road (дорога к старой мельнице); влево уходит Maplewood pl (место кленовой рощи), вправо Wood str. (Лесная). Вот он, американский стиль – природа заставляет вас глубоко дышать даже названиями улиц. Но только ли названиями?  Вот рядышком на раскидистой молодой сосёнке резвятся серебристые белочки. Мимо то там то сям снуют крохотные зайчишки. Их тут не меньше, чем бродячих кошек на жэковской мусорке.
    Продолжаю свой вечерний моцион. Вдоль узкой и извилистой Old Mill rd  по обе стороны стоит американская мечта. Точнее, сама мечта витает в эмпиреях. А здесь находится её воплощение – живописно встроенные среди вековых сосен и елей одно-, двух-, трёхэтажные коттеджи. Сейчас уже попривык, а раньше ходил, как по райским кущам. Обычно эта красота тиха и величественна, но в отдельные дни вспыхивает фестивальным светом – мало не покажется... Понятное дело, мечта эта (собственный дом) не для меня, но наши дети вполне уверены в её достижении.
      ...Темнота сгущается. Дорога выводит меня к лесу. Лес в Штатах – зона не для прогулок. Он живёт своей естественной жизнью и последствия этой жизни встречаются мне на пути. Вот перед самым носом юркнул опоссум, дальше – чуть не наткнулся на скунса: тронуть этого зверька или просто спугнуть – себе дороже. Вони не оберёшься (это уже не фигурально, а буквально).
Слышу деревянный дробный стук копытец по асфальту – дорогу мне перебежала оленья семья в составе семи особей. Меня это уже не удивляет. Смотрю на лесную чащу и дух захватывает от какой-то неправдоподобной картины. Сказочные деревья пронзает свет полной луны. Тени от стволов и веток ложатся на землю в причудливом узоре. В воздухе вспыхивают неоновым светом и тут же гаснут тысячи летающих светлячков. Середина лета – самое время ярких насекомых.
      Смотрю на эту красоту и невольно задумываюсь о том, что о любой стране сохранившаяся природа скажет хорошего стократ больше, чем любая пропаганда.
      ...Время летит незаметно. Вечер уже поздний, но я не собираюсь домой. Впереди меня ждёт трепетная встреча. Русское поле – так я называю эту строго очерченную с трёх сторон лесом, да не просто лесом, а дубравой, гигантскую поляну. Выхожу из одной сказки и попадаю в другую.
Луна, которой надоело путаться в лесной чаще, радостно разливает свой самый яркий в день полнолуния, хоть и холодный, свет по зрелой, уже готовой к сбору пшенице. Под лунным светом и легким дуновеньем ветерка урожай переливается то золотым то серебряным блеском.
                Лунные поляны,
                ночь, как день, светла...
Вдыхаю полной грудью знакомый с детства запах колхозного поля (это урожаи в колхозе были плохими, а запахи – в порядке)
                Поле, русское поле,
                светит луна или падает снег...
О луне я уже сказал. А вот снег в этих местах не частый гость. В прошлую зиму удача улыбнулась мне – зима оказалась снежной и русское поле стояло в белом убранстве в окружении лесной стражи.
Я любуюсь своим полем круглый год. Глубокой осенью, когда дубы из окрестной рощи сбросили листву. на краю поля
                ...Около леса, как в мягкой постели,
                выспаться можно– покой и простор.
                Листья поблекнуть ещё не успели,
                чисты и свежи лежат, как ковёр.
  ...Но сейчас разгар лета и тучная пшеница ждёт своего комбайна. Впрочем, в этой идиллической картинке есть один с поэтической точки зрения серьёзный недостаток. Здесь «не остановишь велосипед, чтобы сорвать букет» васильков для любимой. Поле, хоть и «русское», но расположено в Америке. А где вы найдёте американского фермера, который допустит наличие сорняка на своей плантации?
                Лунные поляны...
                Новый день настанет,
                Что то он сулит?
И впрямь, время близко к полуночи и летняя ночь вот-вот начнёт уступать свою тень новому дню, с новыми надеждами и заботами. Спешу домой. На прощанье напеваю:
                Ты со мной, мое поле,
                я твой тонкий колосок.
 Ишь ты, солома лежалая, а туда же, в колоски метит!

P.S.   
      Я безмерно уважаю и благодарен Америке.
                Тут моё всё.
      Я болею душой за Израиль.
                Здесь мои дочь и внуки.
      Я люблю Россию.
                Странная любовь – там у меня нет никого и ничего.

     И с этой «шизофренией» мне жить до завершения пути.