Тодф уже не видел соперника, он был ослеплен горстью песка, неожиданно брошенной ему в лицо. Но, не обращая внимания на режущую боль в глазах, и борясь с желанием их протереть, он все так же продолжал стоять в боевой позиции. Каждая секунда промедления могла стоить ему жизни.
Услышав неосторожный шелест одежды справа от себя, Тодф машинально размахнулся дубиной в сторону врага. Тарус издал какой-то непонятный звук, и Тодф услышал, как соперник повалился на землю. Еще несколько секунд Тодф прислушивался к звукам вокруг него, напрягая каждую мышцу своего тела, но было тихо. Лишь только Тарус, лежащий недалеко от него, все еще хрипло дышал. Теперь Тодф позволил себе протереть болящие и слезящиеся глаза. Он лишь едва стал различать очертания стен и предметов вокруг.
Когда он полностью пришел в себя, то позволил себе подойти к поверженному брату. Да, он выиграл поединок! Теперь он не только жрец Атекка, но и властитель Атты. Тарус пока еще был жив, но душа покинула его тело, ведь тело проиграло бой. И поэтому, без малейшего сожаления, Тодф взял голову брата за волосы и приподнял ее. На секунду ему показалось, что в полураскрытых глазах Таруса все еще оставалась его душа, что душа Таруса не понимала, что происходит... и смотрела в душу Тодфа с недоумением. Но это было невозможно. Тарус проиграл, и, отогнав секундное сомнение, Тодф вогнал кинжал, висевший до этого у него на поясе, в сердце родного брата.
- Иди к Аттеку, Тарус, он давно ждет тебя в своих песках.
Тело, ранее принадлежавшее его брату, не издало никакого предсмертного звука или стона, что немного смутила молодого жреца, но он все равно вытащил кинжал и вытер его лезвие о свой лоб.
Это был знак Победителя, знак Властителя. Чуть помедлив, по старым шрамам на щеках, Тодф прорезал новые раны. Второй раз в жизни, и в этот раз собственноручно, он провозгласил себя жрецом Аттека.
Вытирание крови соперника с ножа о лоб - ритуал древний. Каждый победитель выполнял его неуклонно. Каждый, кто пометил себя кровью врага, вставал на место этого самого врага. О н имел право поселиться в его доме, завладевал всем имуществом, при желании оставлял себе и семью врага. Причем, содержание семьи поверженного врага - это было скорее актом доброй воли, проявление благородства, и дань традициям.
На законных основаниях победитель занимал и социальное положение своего соперника. Надо сказать, что довольно внушительная доля членов правительства изначально были выходцами из низших слоев общества, иноземцы и даже преступники. Либо слишком сильные, либо удачливые, либо хитрые и умные люди.
Поединок - событие редкое, и открывающее перед Победителем огромное количество новых возможностей. В то же время, и желающих расставаться с жизнью и нажитым имуществом много не было. Посему, поединки становились все большей редкостью, они облагались налогами, новыми правилами и кодексами. Совет Поединков не бедствовал, процветая за счет богачей, просящих найти лазейку в процедуре отказа от поединка. Причем, весьма успешно такие лазейки находились.
Совсем иная процедура провозглашения в жрецы. Такая же древняя, но в этом случае, соблюдающаяся по всем правилам и канонам. Жрецами Аттека становились только самые преданные его слуги. А это круглосуточное чтение молитв, долговременный отказ от пищи и воды, длительные изгнания. Ну.. не совсем изгнания.. Аттек был святой пророк Атты, но было у него две любимые жены, с которыми он не расставался ни в молитвах, ни в изгнании, ни в голоде. В общем, слугам Аттека запрещено было все, кроме общения с женщинами. Общения как платонического, так и телесного. Но! Не более, чем с двумя одновременно! С тремя - уже большой грех. Отсюда и взялся обряд посвящения в жрецы.
Легенда гласила: «Один раз жены Аттека поссорились, и никак не могли решить, кого из них Аттек любит больше. Для того, чтобы разрешить сей конфликт, Аттек взял нож и сделал себе глубокие порезы на щеках - знак того, что женщину по правую руку он любит также сильно, как и женщину по левую руку. Знаки на его щеках всегда будут напоминать женщинам о том, что с какой бы стороны рядом с ним не стояла бы женщина, любит он всех одинаково.
Атта такого не помнила с начала своих времен. Власть в стране всегда принадлежала двум людям – верховному жрецу и властителю страны. Это всегда была, своего рода, оппозиция. Что, несомненно, придавало государству определенную силу, поскольку люди всегда могли найти поддержку в религии, либо во власти. А как договориться между собой – религия и власть всегда знали, поскольку и там, и там были представители одного рода.
Обычай – назначение главного жреца самим Властителем – пошел именно от того, что, так или иначе, вся власть страны была в руках одной семьи, защищающей, прежде всего, свои интересы.
Тодф и Тарус были родными братьями. Для них уже заранее были уготованы их должности. Тарус, как старший брат, неизменно должен был стать Властителем, Тодф, чтобы не остаться не у власти – Главным Жрецом.
В возрасте 10 лет их разлучили. Младший брат отправился в монастырь на окраине Атты, дабы постичь все тонкости и премудрости поклонения Аттеку.
Старший Тарус остался в замке постигать основы государственного устройства и венного дела.
И вот, когда покорному Тодфу исполнилось 17, его допустили к исповедальне. В это время Тарус уже три года восседал на престоле.
Тодф, уже провозглашенный собственный братом Верховным Жрецом (только сам Владыка мог назначить Верховного Жреца), исповедовал простых граждан. В разъездах, Верховный Жрец и узнал, как буквально за три года прогнила власть Владыки. Старший брат показал себя безжалостным тираном, упивающимся властью. Он не жалел никого.
Искра справедливости вспыхнула в религиозной душе Тодфа, не брата он уже видел во Владыке, а врага.
Настал момент, и Тодф, собрав немалое количество приверженников, отправился в столицу, с надеждой облагоразумить брата.
На такой отпор Верховный Жрец не рассчитывал. У врат столицы его встретила армия Властителя, объявившая Верховного Жреца отреченным. Эта армия пошла на безоружных паломников-ополченцев, истребляя на своем пути и стариков, и взрослых, и детей.
К счастью, и среди врагов нашлись приверженцы Тодфа, и в разгар кровавого месива, его, раненного и без сознания, незаметно провезли за стены города.
Окрепнув, Тодф, не без помощи своих единомышленников, проник в замок Властителя. Войдя в комнату брата, он увидел весьма повзрослевшее и ожесточившееся лицо Владыки.
Брат не стал разговаривать с Тодфом, он сказал лишь одно:
- Поединок!
Жрец, сначала провозглашенный, потом отреченный, снова стал жрецом! Мало того, еще и Властителем. Вся власть Атты у одного человека!
Тодф направился к выходу из зала Предрешенья в зал сената. Когда он открывал массивные ворота, несколько десятков голосов одновременно охнули и тут же замолчали в оцепенении. Такого не ожидал никто. это было невозможно, невероятно!
Проходя по коридору к пьедесталу, Тодф уже не испытывал ни страха, ни уважения, ни восхищения членами правительства.
Сенат молчал.
Тодф встал на возвышение Властителя, потом посмотрел на место жреца и одну ногу переместил на камень Аттека. Люди в зале снова разом охнули, и затихли. Верховным Жрецом провозгласить кого-то мог лишь Владыка, а так как Тодф победил Таруса, он стал Владыкой сам, заняв место побежденного, и имел полное право провозгласить самого себя Верховным Жрецом.