Проктолог Генрих Яковлевич Редькин славился среди многочисленных, измученных геморроем, полипами и хроническими запорами больных, своей добротой, профессионализмом, а также нетрадиционной ориентацией. Генрих Яковлевич любил Эвтерпу – музу лирической поэзии, чьи бесчисленные изображения и даже статуэтки заполняли его кабинет, гармонируя со стеклянным шкафом, в котором хранились весьма экзотические предметы, извлеченные им из недр несчастных пациентов.
С больными Генрих Яковлевич любил разговаривать стихами, оттеняя их тонким шармом лирической иронии и нотками всеобъемлющего сострадания к ближнему своему. Процедуры продолжались иногда часами и добрый доктор, перемежая священнодействие с колоноскопом* высокой поэзией, трудился не покладая рук во имя духовного и физического здоровья тех, кому он был призван служить. Своим пациентам…
Генрих Яковлевич массируя прямую кишку:
Толика печали, капелька тоски...
Пурпурные дали, синие пески...
Мы идем навстречу, каждый на свою...
В этот лунный вечер я тебя люблю...
Больной, отягченный внезапным массажем и ненавязчиво романтичным продвижением пальцев, страстно пытался вникнуть в суть столь высокой поэзии и страдал. Не физически… Что вы? Только духовно и возвышенно. Душа его, вздымаясь над мерзостью бытия, парила средь облаков и наслаждалась тихим шепотом небесных сфер, наполненных гармонией любви и света… «Процедура закончена.» - объявляла сестра и чудодейственный голос ее опускал возвышенную душу на грешную землю. Лицо больного светилось мировой скорбью и желанием погибнуть за поэзию…. «Следующий!»
Генрих Яковлевич, строго глядя в визир колоноскопа* (гекзаметром):
Поем мы песнь последних дней героям, несчастным, удрученным, вдруг, служением Отчизне…
Обремененных геморроем, в сидении на тронах, как на тризне и пОминках погибшего народа…
О боги! Дайте сил нам и умения, лечить их, невзирая на проступки, ведь мы ведОмы Гиппократом.
Асклепием, Геленом и Семашко… О горе нам врачам в поэзию влюбленным… О несчастье!
Лицо больного, с печатью порока на лице,не обремененное добродетелью, приятно посапывало от вожделения проводимой процедуры и улыбалось. Закончив, Генрих Яковлевич презрительно швырнул перчатки под ноги пациента, вызывая его на поэтический бой, но пациент мирно похрапывал и пребывал в эйфории. Ему снилась казна и ключи от нее… Доктор посмотрел на изображение Эвтерпы и пригорюнился. «Следующий!»
Генрих Яковлевич со скальпелем в руке (мечтателен о былом):
Чернильница сморщилась сухостью старости...
Морщинки стихов растворились в прощании...
Пергамент крошится под игом усталости...
И только перо все строчит в назидание...
Пациент - старый и измученный алкоголизмом графоман и критик Эратов, непреодолимо зевающий под действием местного наркоза, предался бурным воспоминаниям молодости и от нахлынувших эмоций всплакнул… Он знал, что старая чернильница лежит в его столе в самом дальнем углу и ждет его. Только надо было вспомнить, как это писать стихи и каким размером… «О Боже…» - выдохнул он и ужаснулся… Коляску укатили в палату, а старый доктор, присев в кресло, прикрыл на минутку глаза и заснул. Ему снилась Эвтерпа, которая клялась на томике Пушкина, что непременно в ближайшие дни станет его женой и они сольются в трепетном экстазе стихосложения. Но доктор мечтал не только об этом… Возраст, все-таки понимаете, батенька…
А больные, воодушевленные высокими чувствами и музой, все бродили по коридору и мучительно подбирали рифму к слову – сфинктер. Задача казалась неразрешимой. Но что только не сделаешь ради любимого доктора?
*колоноскоп – прибор для исследования прямой кишки