Что есть истина?

Александр Сосенский
Выглядел Валерка Борщ прекрасно, но чувствовал себя плохо. Врачи запретили пить, пугали, гады, последствиями.
А что мужику ещё делать? Куда податься? Как же это не пить? Что люди скажут? Да и чем себя занять? Валерка стал задумываться, и это пугало. Приходя к Михаилу, садился в сторонке и с завистью наблюдал за поддающими. Думал, вздыхал и уходил.
Заканчивалось бабье лето. Стояла тихая, тёплая погода. Михаил перебрался во двор. Вытащил стол, стулья. Постелил на травку одеяла для быстро устающих друзей. И каждый погожий день философствовал с народом под бутылку. Одно слово – Академия! Народ доволен. Лишь один непьющий Борщ морщил лоб.
- Скажи, Сашок, зачем мы живём? Смысл какой? Кому наша жизнь нужна?
- Что нужна?
-Жизнь, говорю, наша. Твоя и моя. Наша! Кому нужна? Я ведь уже мог умереть. Давно мог. Например, в армии, когда нас на УАЗике мчал по горам пьяный вдрызг сержант. И смерть смотрела со дна пропасти. Даже раньше я мог умереть после выпускного экзамена. Мы тогда с ребятами залезли на крышу недостроенной высотки и после портвейна на спор, кто смелее, плясали на карнизе. И ещё раньше, в детстве, когда мне было пять лет, отец решил прокатить меня на мотоцикле. Но так как он был выпивший, мы свалились в кювет. Отец сломал ключицу и руку, а я ничего не сломал, а ведь мог и умереть. Я мог умереть сотни раз, только я этого уже не помню или не знаю. Меня могли убить в драке из-за смазливой девчонки. Я мог утонуть в море, или попасть под машину, трамвай, поезд. Возвращаясь с вечеринки, я мог стать жертвой маньяка с длинным ножом или шпаны, вооруженной обрезками арматуры. Наконец, я мог бы умереть от «палёной» водки, как умерли многие. Но я остался жив. Кто-то или что-то спасало, берегло меня. А для чего меня беречь? Ведь не для того же, чтобы я день за днём пил водку. Но тогда зачем? Вот в чём вопрос? Другие гибнут, а я живу, и сам не понимаю зачем. Ну, кому нужна моя жизнь?

- Не знаю. Наверно у всех по-разному. Я, например, живу для близких, для семьи.
- Понятно, когда для близких. Ну, а если они не нуждаются и без тебя могут обойтись. Тогда зачем?
- Как это обойтись? Что-то я, Валера, не въезжаю.
- Да я тоже. Мысли у меня разные.
- Ты бы книжку какую почитал.
- Книжек много. Всех не прочтёшь.
- Тогда может тебе развеяться, повеселиться.
- Да как же развеселиться? Пить-то нельзя!
- Блин! Почему обязательно пить? Сходи в кино, театр, с девицей…
- Был я и там, и там. Скучно. Не похоже.
- Что не похоже?
- Всё! Даже бабы не радуют. Куража нет. Понимаешь?
- Вообще-то не понимаю. Ты поговори с Мишей. Он же у нас философ.

- Хо-ро-шо, хо-ро-шо, - обрадовался Валера. – Объясни ты, Миха, зачем мы живём? Копошимся, суетимся. А кому это надо? Для чего? Я вот думаю: может мы червяки подопытные, ползаем под присмотром, и ничего от нас на самом деле не зависит?
- Нагородил!-встрепенулся Михаил. -Никакие мы не червяки. И суетиться не надо. Живи достойно. Живи так, как будто ты бессмертный и жить тебе вечно. Усёк?
- Ты что, Миха, хочешь жить вечно?
- Ха! Мне и вечности мало!
- Здорово! Ну, а всё же: зачем мы живём?
Михаил стал излагать Валерке основные тезисы Гельвеция, а также некоторых французских материалистов, пытаясь их объяснить, но всё же  подчёркивая своё расхождение с ними. А в качестве наиболее близких себе взглядов ссылался на старика Канта, по которому бесконечный прогресс возможен лишь при условии бесконечности существования разумной личности. Следовательно, высшее благо и смысл жизни заключается в самой жизни, связанной с моральными законами чистого разума. Это если не касаться религиозных воззрений на данную тему.
Валерка выслушал, но ничего не понял. Михаил обиделся и рявкнул:
-Живи, падла! И не спрашивай. Живи ради жизни!

А истина была где-то рядом и всё же оказалась в вине. Спустя три дня Валерка уже пил «Овсянку» - ради провокации. Ещё через два дня он окончательно влился в привычную компанию. Вошёл в колею, и жизнь вновь обрела смысл…