Недавно в Интернете мне попалась программа, с помощью которой можно прогуляться по улицам крупных городов. Я выбрал новокузнецкую улицу Сеченова, на которой прожил долгие (тогда так казалось) девять лет. Увы, на саму улицу выходили только торцы знакомых мне домов, в том числе и “мой” родной дом номер четыре. Испытав разочарование я двинулся вперед по улице Сеченова, потом повернул на улицу Курбатова и разинул рот, увидев вывеску “Кузнецкий рабочий”. Оказывается, теперь редакция располагается прямо напротив моих окон. Каждый день, выглядывая в окно, я видел ту часть здания, в которой ныне редакция любимой с детства газеты.
До сих пор мне часто кажется, что, стоит выглянуть из окна своей тверской квартиры, как увижу напротив знакомое с детства кирпичное здание, а на переднем плане детский сад. “Но нету чудес и мечтать о них нечего”, — писал поэт, но был не совсем прав. Ведь можно заглянуть в прошлое через волшебное окно памяти.
Сколько себя в детстве помнил, вожделенная квартира была предметом мечтаний. “Мама, поговорим о новой квартире!” — часто просил я, хотя ничто не предвещало скорого ее получения. Бабушка часто жаловалась на тесноту нашей комнатушки в коммуналке. Однажды, в знак протеста, даже отказалась идти голосовать. Пришли агитаторы, подняли шум, бабушка ни в какую. Я, четырехлетний, закричал: “Я пойду голосовать! Где мой проМсоюзный билет?”
Став старше, я мечтал: вот приедет Хрущев и распорядится, чтобы нашу комнату увеличили, передвинув стену, общую с кухней. Сам я от тесноты не страдал, а вот бабушке приходилось спать на раскладушке, но ей это даже нравилось: “Сплю как в ямке, уютно”.
Я заканчивал первый класс. Оставался месяц до летних каникул, когда мы получили новую квартиру. Маме дали ордер на двухкомнатную (смежную) квартиру, вынудив бабушку сдать нашу комнату в коммуналке.
Мы с бабушкой пошли смотреть на дом, в котором нам теперь предстоит жить. Очень далеко от центра. Среди пустырей рядом со стоящими на отшибе корпусами Первой больницы виднелось кирпичное здание большого дома, построенного в виде буквы П. Издали он выглядел как угрюмый замок, а за ним уже новостройки — горстка серых домов, в том числе и наш. На некоторых обозначен год — 1962. Серая погода, серые дома. Оттого, что все они еще пустые, было ощущение сновидения.
И вот настал день переезда. Я спешил из школы домой, где меня уже ждали. Грузовик, предоставленный бабушке с работы на Левом берегу, был доверху загружен мебелью и другими вещами. В кухне оставалась бутылка с веточкой тополя, на ней молодые зеленые листочки. Я поставил ветку к майским праздникам. От зелени какая-то радость, ожидание расцвета природы и подсознательная ассоциация с новым периодом жизни. Ожидание чего-то неизведанного. Хотя настроение портила полученная двойка, о которой я умолчал. Мы подъехали к новому дому на улице Сеченова, 4.
Дядя Юра сказал моей маме:
— Вот твой пятиэтажный барак.
Рядом с нашей улицей улица имени Патриса Лумумбы (позднее она стала Октябрьским проспектом, а именем конголезского политика назвали другую улицу). Поэтому народ прозвал наш район Африканскими выселками.
Вокруг еще немало частных домиков, скоро их снесут. На оставшихся огородах мы ели капусту. Из окна новой квартиры видна грязная речка Горбуниха. На ее берегу вбивают сваи для строительства детсада. Я представил, что когда-то на месте этой глинистой почвы было доисторическое прошлое со всякими динозаврами. Странно, что когда-то меня не было.
Квартира страшно разочаровала. Грязно-зеленые полосатые обои. В печке — кирпичи и мусор. С подоконника краска слазила как пленка. Расставили мебель. Теперь у меня есть письменный стол. Бабушка купила его на базаре, когда нам дали ордер на квартиру. Стол самодельный, большая его часть сделана из фанеры. Теперь у нас есть балкон. Этажом ниже по другую сторону подъезда на балконе играет мальчик моего возраста. Мы переговариваемся, я узнаю, что его звать Шурик.
Надо бы сходить погулять. Во дворе все перерыто. Огромная яма с резвящимися вокруг детьми, а рядом гора из выкопанной земли. На ее вершине я замечаю легкую призрачную фигурку. Меня пронизывает необъяснимо волнующее чувство. Будь я старше, я назвал бы это влюбленностью. Понятие любви вбирает в себя все-таки большее, чем впечатления от черт лица и пластики человека. Свои чувства я сохранил только в себе.
Долгие годы, даже десятилетия мне снилось, что ко мне пришла любовь. Но взаимной она будет только во сне. Действие этих приятных сновидений всегда происходило на фоне новостройки.
Стемнело. Я смотрю в окно. Далеко-далеко светятся окна кирпичной неоштукатуренной гостиницы на проспекте Металлургов. Днем за гостиницей можно разглядеть гору, на ней шахту. Но в темноте ничего этого не видно. Только грустные дома мигают желтоватыми огоньками в черной пустоте.
Новая квартира оказалась хуже старой, хоть и просторнее. Нет уюта, защищенности. Все кажется серым. На душе тоска. Мечта оказалась иллюзией, но возникла другая, такая же призрачная.
Как-то мой дядя Юра (Каншин) сфотографировал меня на балконе с игрушечной двустволкой. Обычная семейная фотография, интересная только близким. Но время меняет ее ценность. Ведь на заднем плане вместо улицы Сеченова ушедшая натура — частные домики
Как-то бабушка, проходя мимо трансформаторной будки, что на берегу Горбунихи, отчитала играющих на крыше будки детей. Они не вняли наставлению. Вскоре оттуда послышались крики людей. Бабушка побежала смотреть, что случилось. Рассказала мне, что мальчика поразило током, и у него даже половые органы обгорели. Жил он в доме напротив. Еще умирал, а родители уже купили гроб. Потом мы с бабушкой смотрели из окна на его похороны под странную, почти плясовую музыку небольшого оркестра. В другой раз смотрели на похороны только что вернувшегося из заключения человека. Хоронили с оркестром. На мое удивление этим бабушка с осуждением заметила:
— Деньги могут всё.
Она любила смотреть в окно, особенно когда жили на четвертом этаже. Коленки на табуретке, руки на подоконнике. Высунет голову и наблюдает за происходящим, иногда вмешиваясь в жизнь двора.
— Олежек, скушай яблочко!
Порой раздавался ее мощный голос, от которого даже у меня мурашки пробегали по телу:
— Я тебе дам!!! Я тебе дам!!! — Это бабушка увидела, что кто-то из детей обижает другого, и вступилась.
Когда я из школы возвращался через парк Гагарина, то уже издалека мне был виден наш дом и окно кухни, из которого меня высматривала бабушка. Хорошо в жизни иметь окно, за которым тебя ждут.
Как-то мама, глянув в окно, заметила: “Саша, что ты за уроками сидишь. Видишь, вон Шурик гуляет”. Тем временем Шурик начал во дворе детсада ломать молодое деревцо, дворник погнался за ним. “Нет, Саша, не гуляй!”
В 1962 году в космос слетал Герман Титов. Соседский мальчик Витя, прозванный Чомба (в честь мордатого конголезского политика Чомбе, частого героя карикатур), пел частушку: “Барыня, барыня, я люблю Гагарина, а еще другого — Германа Титова).
В июне 1963 года в космос полетела Чайка — Валентина Терешкова. Мальчишки во дворе кричали: “ Тетка в космосе!”
Солнечный день, я с ребятами играю около подъезда. Кто-то из них сообщает, что скоро Новокузнецк посетит Никита Сергеевич Хрущев. Это похоже на правду, так как всюду красят заборы, приводят в порядок улицы. Хрущев не приехал, а вскоре его сняли. Мне казалось, что Хрущев очень давно у власти и продлится это еще долго. Однажды даже спросил у бабушки:
— Неужели Хрущев когда-нибудь умрет?
В октябре 1964 года его сняли со всех постов. Хотя официально объявили, что он отставлен из-за болезни, на уроке истории учительница велела нам открыть учебник на странице, где помещен портрет Никиты Сергеевича и приведена выдержка из его речи. “Возьмите ручки и замалюйте портрет Хрущева и текст его выступления”. Видимо, у нее прочно запечатлелся опыт сталинской эпохи, когда ретушировали “врагов народа”. Народ отреагировал на политическую новость стишками:
“Удивили всю Европу,/Показали простоту./Десять лет лизали попу,/Оказалось, что не ту./Наш народ не унывает,/Гордо он глядит вперёд./Наша партия родная,/ Нам другую подберёт”.
Кажется, 1967 год. Бабушка пришла из магазина и сообщила мне, во сколько часов по проспекту Бардина проедет машина с премьер-министром Косыгиным (на коллаже вверху справа). Я отправился встречать председателя Совета Министров. По улице Бардина проехала машина, из которой новокузнечан приветствовал премьер-министр, одетый в белую нейлоновую рубашку. За ним следовала только одна машина. Каким образом всех горожан оповестили о приезде важного гостя, я не знаю. Но мама, работавшая в десятой больнице на улице Строителей, тоже вышла встречать Алексея Николаевича вместе с пациентами. Один из них пытался протянуть главе правительства бутерброд, но мама легонько стукнула пациента фонендоскопом. Рассказывали, что главу правительства просили сделать надбавки по примеру северных. Он заметил: “Товарищи, да у вас тут юг!” Однако, когда увидел, как почернела его нейлоновая белая рубашка, просьбу выполнил.
Однажды, глядя в окно, мы с бабушкой увидели, как на дорожке рядом с оградой детсада стоит мальчик и отдает честь проходящему офицеру. И одновременно прудит. Много позже (я уже уехал из Новокузнецка) я узнал, что выросший мальчик служил в Афганистане, к счастью, вернулся.
Говорят, что полезно каждый день видеть линию горизонта. Раньше из моего окна видно было очень далеко — гостиница “Металлург” и соседний с ним дом, в котором жила моя любовь. Я часто смотрел на этот дом в театральный бинокль. А еще дальше на горизонте была видна гора, на которой шахта. Но позже (после моего отъезда) на реке Горбунихе построили новый дом, который заслонил горизонт. Фото из окна делал уже не я, а Юрий Каншин.
За девять лет один и тот же вид из окна надоел. Но не зря поэт писал: “Что пройдет, то будет мило”. Теперь нередко мне снится, что я вижу за окном этот кирпичный дом. Новокузнецк далеко от Твери, поэтому сон этот кажется фантастическим и несбыточным. А так хочется вновь пройтись по улицам родного города. Только понимаю: не только город изменился, сменились живущие люди. Одни умерли, другие родились, выросли.
Автор коллажа — Сергей Глебов.