Левтолстой был натура тонкая. Поэтому частенько рвался в - особо тонких местах. Сначала переживал, а потом привык, и даже полюбил это дело. Рвался сам и другим советовал.
- Надо, надо – говаривал он – рвацца!
Такое у него было присловье.
Вообще, Левтослстой был дедушка не сильно буйный – вполне можно было его терпеть. Лишь изредка овладевал им демон озорства – вот тогда весьма опасен бывал Левтолстой! Бывало, как замолчит писатель надолго, как перестанет всех поучать – так домочадцы потихоньку паникуют и вглядываются во все глаза: не жуёт ли верхнюю губу, не мелькают ли в бороде синие искры? Ежели жуёт и мелькают – значит, демон овладел опять зараза. Спасайся тогда, кто может Быстро-быстро тогда домочадцы набивали сидора съестным, паковали ценные вещи. Самыми ценным вещами в доме писателя были две китайские вазы. Он называл их шутейно Дневная и Ночная. Обуреваемый демоном, Левтолстой вытворял с вазами такие вещи, что к утру на всех поголовно портретах предков предки оказывались повёрнуты к зрителю спиною…
Это если домочадцы не успевали вазы унести. А успевали не всегда.
Потому что Левтолстой губу-то жевал недолго. Как зарычи вдруг «Рвацца! Рвацца надо!!!» И тут же любимое присловье писателя начинало обрастать всё более пугающими подробностями: «Рвацца! Путацца! Бицца! Ошибацца! Но путацца – особенно!»
Ну, тут уж давай Бог ноги… Что успели, похватали – и в сараюшку. Дверь колом изнутри подопрут да так и ночуют там, холодной картошки поевши.
Утром вернутся домой, спящего Левтолстоя вожжами скрутят на всякий случай, стёкла повставляют и живут себе дальше, пока опять старик озорничать не начнёт.