Рядом с большими воротами всегда есть крохотная калитка.
Владислав Гжегорчик
Машина опаздывала. Я, сидел во дворе на рыболовном стульчике, облокотившись спиной о шершавый ствол старого тополя, и попыхивал сигареткой. Прямо в меня с грустной улыбкой на бледном беременном лице смотрела Луна.
- Чего вылупилась? – сорвалось с языка и застряло в пересохшем от курения горле.
Блиноподобная физиономия кокетливо ухмыльнулась и прикрыла один глаз маленькой тучкой.
- Добрый вечер, Петрович, это вы мне? – поинтересовалась соседка, незаметно выскользнувшая из тёмного подъезда.
За ней на пяти поводках семенила стайка уродливо-очаровательных мопсов.
- Добрый Вечер, Таня. Нет не вам. Это я с Луной разговариваю.
Та покачала головой.
- Жениться вам нужно.
- Как, опять? А подождать хотя бы годик нельзя?
- Зачем? Вокруг столько одиноких женщин, - она провела свободной рукой по талии, явно намекая на себя.
- Извините, Таня, я ретроград, к тому же безработный. Оно вам надо?
Я ещё хотел для убедительности добавить стишок:
«О, дева, я не ваш подарок,
Не олигарх, не шейх и даже не министр.
Я повелитель труб, король прокладок,
задвижек виртуоз и вантуза магистр», - но передумал.
- Ну-ну. – Она повернулась и продефилировала в сторону кустов. Пёсики больше ждать не могли и рвались к заветным зарослям.
Я вздохнул. Как-то непривычно чувствовать себя в качестве дичи, на которую начинают охоту. И вообще, я предпочитаю рыбалку.
Тусклый свет от фар старенького УАЗика скользнул по деревьям и упёрся в крыльцо. Заскрипели тормоза. Я поднялся и направился к машине.
- Петрович, простите засранца, у меня форс-мажор. Я всё объясню, только шефу не закладывайте. Просто ужас, кошмар. - Это Санёк до половины высунулся из окна, прижимая ладони к груди.
- Очередная нимфа сбежала?
- Если бы. Здесь как раз всё наоборот.
Я подёргал ручку двери. Она не открывалась.
- Может, сначала пустишь, а уж потом поделишься тайной семейного проклятья Баскервилей?
- Чего?
- Ничего. Времени нет, на ходу расскажешь.
И Санёк рассказал. Как я и предполагал, всё было банально и прозаично. Его форс-мажор не дотягивал не то, что до великой нетленки Конан-Дойля, а даже до маленькой заметки в захолустной газетке. Если коротко, то его бывшая девушка родила пацана.
- Петрович, я в шоке. Мы год не виделись. Она так тихо от меня свалила, что я даже не заметил. Нет, там как-то говорилось о беременности, но я подумал, что это очередная женская уловка. Они все почему-то хотят замуж и ради этого готовы загнать меня, как волка за красные флажки.
- Ты знаешь, Саша, а я тебя, кажется, понимаю.
Водитель окинул меня недоверчиво-оценивающим взглядом.
- Да ладно.
- Складно. Я сегодня почувствовал на себе холодный блик оптического прицела одинокой охотницы. Неприятное ощущение.
- Вот, просто в яблочко.
Я кивнул, но промолчал. Наступила пауза. Каждый думал о своём. Минут через пятнадцать Саша не выдержал.
- Петрович, так, что мне делать?
Я для приличия поёрзал по сидению и ответил на еврейский манер.
- Она тебе нравится?
- Она классная. Всё меня пирожками кормила. И фигурка хорошая.
- А кто тебе о ребёнке сказал?
- Витька с монтажного участка. Он давно к ней клинья подбивает, но всё бесполезно. Вчера в очередной раз подкатил с цветами, а она с коляской. Оказывается, Наташка всё это время любила только меня. И сын мой. Всё сходится.
- Саша, бери ноги в руки, туда же цветы с шампанским и вперёд. Что может быть прекрасней любящей женщины и родного сына?
- Правда?
- Точно. Вот отвезёшь меня и вперёд. Я назад сам доберусь.
- Спасибо, вы человек.
- И не забудь стать на колени. Жаль, что у тебя кольца нет. Было бы в масть.
- Есть кольцо. Я потому и опоздал.
Саша достал из кармана бархатную коробочку.
- Так ты уже всё решил. Зачем тогда мозги пудришь?
- Ну, вы даёте. А совет старшего?
- Это да. Это всегда полезно.
На минорной ноте мы доехали до места и выгрузились из машины. Саша помог мне забраться в колодец и укатил. Я дошлёпал до забетонированного источника, проверил швы на трубе и поудобней примостился на стульчике у стены. Светящиеся стрелки на часах показывали половину двенадцатого. Я выключил фонарь. Кромешная тьма, смешавшись с оглушительной тишиной, окутала ватным одеялом. Я представить себе не мог, что так бывает. В городе даже самой поздней ночью что-то светится и шумит, а здесь ничего. Совсем ничего. Настоящий вакуум. Казалось, что время прекратило бег и замерло. Мысли упёрлись в тупик и застыли.
Пустота…
Смерть…
Замкнутое пространство показалось тесным и душным гробом. Где-то в глубине подсознания родилось беспокойство, плавно переходящее в панику. Наверное, в организме сработали какие-то потаённые пружинки инстинкта самосохранения. Сердце запрыгало, пульсируя в каждой клеточке.
- Твою мать!!!
Меня передёрнуло. Я вскочил на ноги и снова включил фонарь. Нет, просто сидеть в темноте и ждать полночи - это невыносимо. Оставалось ходить вдоль коридора, изредка пиная по полу битые кирпичи. Любое, даже самое нелепое занятие в данной ситуации, играло роль спасательного круга, оно отгоняло страх и ускоряло время. От скуки я пару раз скорчил рожу в камеру видеонаблюдения и даже скрутил фигу. Пусть охрана повеселится.
В конце концов, мне и это надоело. Я посмотрел на часы, было без пяти двенадцать. Через час, как мне показалось, ещё посмотрел - было без четырёх. Ещё через час стало без трёх. Время тянулось со скоростью коматозной улитки. Я принялся разгребать ногой кучку мусора у стены и заметил на полу небольшой отполированный участок кладки. Любопытство взяло верх. Я наклонился и очистил его рукой. Из-под слоя пыли показалась круглая каменная плита с какими-то знаками и буквами. Чтобы рассмотреть находку, пришлось присесть и посветить фонариком. Там, в самом центре плиты виднелся кем-то вырезанный крест, а напротив каждой из его сторон стояли знаки из параллельных и скрещенных линий. Рядом с ними едва виднелись нацарапанные от руки слова: «Явь», «Навь», «Славь», «Правь».
- Любопытно. - Я потёр одну из надписей, пытаясь получше рассмотреть.
Неожиданно в тоннеле что-то произошло. Сначала послышался тихий шелест и подул ветер. Затем темнота дрогнула и заструилась по тоннелю, освобождая место зеленоватому туману. Через мгновение туман покрылся радужными пятнами и начал таять, оставляя после себя мерцающее свечение. Ветер прекратился. Бетон, закрывающий источник треснул, а из него ударила в потолок тонкая струйка воды. Фонарь потух.
В зеленоватом свечении было ещё неуютней, чем в полной темноте.
- Зараза! – Я потряс фонарь, но признаков жизни он больше не подавал. - Что за хрень?
- Да я сам в шоке, - послышалось из-за спины.
У меня перегорели пробки. В глазах помутилось, а по телу пробежала дрожь. Занавес закрылся.
Очнулся я от холодного прикосновения. Пришлось напрячься и прислушаться.
- Здесь кто-то есть?
- Это вопрос риторический. Везде кто-то есть, - ответил незнакомый голос.
- А вы кто?
- А ты?
- Я? Петрович.
- Ага, человек без имени. Живёт заслугами родителя по мужской линии. Интересненько. Хотя, земное имя – это чистая формальность. Кем я только не был, - забубнили где-то в темноте.
- Эй, что здесь происходит?
- Здесь тебе не там, а там тебе не тут. Попал ногами в бустилат - стой и не рыпайся.
- Вы кто!? Что вам надо!?
- Это тебе надо. Иначе Навь бы тебя не пустила, - голос усилился и стал более категоричным, - закрой глаза и замри. Сейчас произойдёт.
- Что произойдёт? – я ещё хотел добавить кучу гадостей в адрес незнакомца, но мне на лицо легла чья-то ладонь.
В то же мгновение раздался оглушительный свист, и даже сквозь закрытые пальцами глаза можно было увидеть яркую вспышку.
- Всё. – Руку убрали.
Передо мной стоял маленький человечек с пожамканым от старости лицом, длинной седой бородой и такой же копной волос под ушанкой с отвислым ухом. На нём топорщился подпоясанный бечёвкой тулупчик, а ноги прикрывали полосатые штанишки, заправленные в короткие красные сапоги.
Старичок протянул руку.
- Водяной. Очень приятно. - Я машинально пожал холодную сухую ладошку. – Ты, Петрович, расслабься. Нам идти пора.
- Куда?
Он указал на дырку в стене, светящуюся зеленоватым мерцающим светом.
- Туда. Больше некуда.
Совершенно не понимая происходящего, я невольно подчинился и шагнул. Бросив напоследок рассеянный взгляд в тоннель, мне показалось, что у стены остался кто-то сидеть.