Упуская жизнь

Вероника Соломбаева
Шёл сильнейший ливень в этом сезоне. Вода стеной стояла второй день, превратив дороги в реки, а первые посевы в месиво грязи и травы. Но, несмотря на то, что люди были крайне недовольны такими условиями и испорченными полями, природа ликовала! Ветер вместе с дождем стихийно проносились везде, очищая землю от следов людей: мусора, мостов через реки, заготовленного сена и различных мелких построек. Деревья вновь ожили после долгой засухи, и капли дождя перебирали их изумрудные листья.
Но утром, невзирая на ливень, всходило солнце и озаряло поля, реки и озера, едва уцелевшие ветхие домики и могучие деревья. Со стороны это выглядело бесподобно, но жившие в эпицентре люди  не могли взглянуть на красоту происходящего: дождь портил все планы: все посевы были безвозвратно испорчены, передвижение было невозможно, дома еле выдерживали одолевающую их стихию. Жители не видели великолепия происходящего, для них это было бедствием.
А деревушка эта лежала через поляну от диких лесов, в которых водились небывалые звери и птицы, так помимо этого, эти леса были обжиты духами, которые не приветствовали чужаков. Так, по крайней мере, говорили старейшины, а им перечить не смел никто. Вылазки в леса осуществлялись крайне редко, а еще реже это стали делать после того, как восемь отважных воинов забрали от семей злые силы. В общем, воины не вернулись - умерли они от голода и жажды, были убиты диким зверем или же, правда, встретились с местными жителями – это осталось для всех тайной. Но после этого происшествия леса стали называть «Джангала ки Акма», что означает Леса Духов.
В одном из домиков на самой окраине деревни жила семья: мать и трое детей. Отец этих ребят ушел в тот роковой поход, он был одним из восьмерых воинов, ушедших на смерть. Но уже прошел год, поэтому женщина со своими детьми свыклась с потерей и приноровилась к такому образу жизни. Ведь на ее руках осталась полугодовалая дочь, сын трех лет и уже подросший старший пятнадцатилетний парнишка. Дети с пониманием относились к матери, помогая ей в хозяйстве. Но, к сожалению, у нее было иное отношение к детям. Работа на землях отбирала у нее почти все силы, а их остатки приходились на советы у старейшин. Итогом этого послужило то, что двое младших ее детей, Куана и Валес, перекочевали к бабушке – одной из старейшин, но самый старший, его звали Ревьер, стал одинок, ему было сложно. Прогулки с местными ребятами всегда заканчивались драками и осуждениями. Ревьер видел всё по-другому, нежели его сверстники. За что и был ими же и осужден.
И вот небо проливало тонны воды на землю, а маленький парень тихонько наблюдал за этим в окно. По их маленькому дому бегала его мать с криками о том, что эти проделки богов им не нужны, что это всё портит! Но мальчик видел не разрушения и проблемы для племени – он видел прекрасное волшебное состояние стихии, сияние солнца сквозь стену воды, наслаждался звуком разбивающихся капель о крыши домов, которые играли свою необыкновенную и завораживающую мелодию. А, так как это было утро, от деревни до самого горизонта, где-то там за лесом, простиралась горящая радуга. У Ревьера не укладывалось в голове, как его мама, друзья, даже старейшины не видели этой явственно-девственной красоты дикой природы. Когда бедный парнишка пытался поделиться с окружающими, то они его не понимали и осуждали, говоря о том, что эта его «красота» и «природа» портит им жизнь и осложняет работу. Осуждения доходили до избиений и гонений.
Видимо, именно после нескольких неудачных попыток донести до всех то, чего они не замечали, Ревьер понял, что это должно остаться внутри. Раз это никто не видит, зачем пытаться их переубедить?
Вот выдался один день без дождя. Все, как муравьи, вылезли из своих лачуг и дружно принялись за восстановление разрушенного в поселении. Ревьер, как и все, помогал в восстановлении. Но на следующий день опять пошел дождь, сведя на нет всю работу предыдущего дня. Но люди, как только ливни брали передышку, заново все восстанавливали, и их не заботило, что все усилия были четны. Ревьер видел, что природа, словно, не хочет, чтобы они делали свои коррективы на ее земле. Но остальные этого не видели. А мальчик в это время замыкался. Ему становилось неинтересно и скучно рядом с людьми, с которыми он не находил ничего общего. И то, кем он стал, очень опечалит читателя, потому что из умеющего мечтать и видеть красивое мальчика вырос озлобленный парень, который лишь поверхностно контактировал с людьми. Но, к сожалению, это была его собственная защита от мира. Он выработал ее сам и по-другому не умел.
Спустя несколько лет Ревьер подошел к моменту своей жизни, когда юноши проходят обряд взросления в племени. Но у него не было желания это делать. Это его не интересовало. Ему был близок разгульный образ жизни. Мать его, будучи уже в возрасте, это очень печалило, но уже было поздно – она понимала, что сама виновата, а время необратимо, по крайней мере, для многих. Заставить юношу работать вместе с младшими сестрой и братом у нее не получалось, как и донести какие-либо другие вещи. Ревьеру было всё равно, что о нем думают, самое главное – это забыться. Все порывы его души и сердца восхититься красивым, были им нещадно отвергнуты и заглушены. Эти чувства, как и прочие, тихо долбились в недрах его души, которая стала снаружи темнеть, но внутри еще оставался свет…
 И вот настал тот самый день – обряд взросления или «Агебара хике санскара». Юный Ревьер был заведен в священный храм, где восседали старейшины. Там в течение двух суток его погружали в медитацию. Но боги не улыбнулись парню – он провалил обряд, потому что, как сказали старейшины: «Слишком много мыслей обитает в твоей голове».
Это было последней каплей. Осуждение содержимого его головы выбило его из колеи. Он стал месяцами пропадать на охоте или еще где-то, в попытках забвения.
Так прошел еще один пустой год. За этот год произошло многое, но ничего по-настоящему не происходило с Ревьером, чтобы его сердце почувствовало.
Как-то раз, во время бесцельной прогулки недалеко от Леса Духов, наш герой услышал странный звук. Будто кто-то пел! Так тихо, словно ветер. Ревьер не испытывал желания отправляться узнать об источнике звука, но порыв сильнейшего ветра словно нарочно толкнул его в сторону, откуда раздавалась мелодия. Он решил пойти, нехотя, но всё же. Сквозь высокую траву он незаметно подобрался туда, откуда кто-то пел. Но там никого не было! Абсолютно! Ревьер в недоумении оглянулся по сторонам и тут ветер неряшливо - нежно встрепал его волосы.
 - Что это?
Опять! Ревьер был готов поклясться, что порыв ветра был очень похож на нежное поглаживание рукой. Но встряхнув головой, он утихомирил свою фантазию – нужно охотиться. У реки, за которой лежал Лес Духов, он обнаружил большого, просто огромного, буйвола. Юный охотник притих в траве, не издавая ни звука.  Таких больших буйволов он никогда не видел! А тут… один, да так удобно! Прицелившись копьем, Ревьер сделал бесшумный шаг. Еще один. И еще. Вот он был уже в пяти шагах от ни о чем не подозревающего животного. В тот самый момент, когда он был готов вонзить копье в сердце буйволу, волна обжигающего ветра обдала ему спину и затылок. Животное тут же почувствовало запах охотника, кинувшись через реку в сторону Лесов в поиске спасения. Азарт преследования был столь велик, что поборол предрассудки. И даже когда животное исчезло во время погони среди деревьев, Ревьера это не испугало. Он оглянулся и понял, что в пылу погони, мало того, что зашел в Лес Духов, но и прошел приличное расстояние, так, что лишь тусклый свет от реки с трудом пробивался между деревьев. Решив оглянуться здесь, Ревьер прошел еще чуть глубже в лес и, обернувшись, потерял малейший проблеск к выходу. В испуге кинувшись обратно, наш герой пробежал около часа, но, остановившись в изнеможении, понял, что он бежал никак не обратно. Он заблудился. Эта мысль вертелась в его голове, пытаясь уложиться в обычный уклад в его голове. Не вышло. Он не знал что делать, да еще, как назло, начали всплывать все детские байки об этих лесах. Ему стало не по себе, по коже побежали мурашки, а руки сжали копье до боли в пальцах. И когда в его голове не осталось ни одной светлой мысли, его посетил тот самый ветер, Ревьер был уверен, что ветер тот самый. Теплым прикосновением он погладил по щеке испуганного парня, нежно пронесся в волосах – Ревьер вдруг почувствовал, что его знакомый ветер был явно женского пола, если такое может быть! И тут в его голове случился провал – он не помнил, куда шел, как долго шел. Он лишь осознал свое присутствие, когда почувствовал, как по его руке ползет ящерица. Это его потрясло – животные не пугались! Вокруг пели птицы, нежного пения которых он никогда не слышал, так же везде росли неизвестные ему ягоды и разные плоды. Но всё это померкло, как только он услышал ту самую песню, которую слышал перед охотой! Она была громче и более настоящая, но всё равно словно во сне. Ревьер пошел навстречу переливающейся между деревьями мелодии. И он увидел… он увидел девушку. Невероятную девушку. Она, в общем, была такая же, как и все, но что-то будто светилось изнутри. Она вся сияла добротой. Когда девушка повернулась к Ревьеру, ее лицо озарила улыбка счастья, будто только его она здесь и ждала! Но его мозг вновь подкинул одну из баек про путников, которых убивают духи, перевоплотившиеся в разных существ, в том числе и людей. В это время девушка встала с травы и подошла к нему, но юноша отпрянул от нее с криком.
 - Почему ты кричишь? – недоуменно спросила она.
 - Ты же дух! А я не так глуп, чтобы поддаваться твоим чарам!
 - Но с чего ты взял, что я – дух? – девушка до сих пор прибывала в недоумении, изучая Ревьера грустными карими глазами.
 - В нашем пламени много про вас знают! Не заговаривай меня!
 - Но подожди! Откуда вы знаете о здешних духах, если сами никогда их не видели?
 - Старейшины видели! Они знают!
 - Ты говоришь как несмышленый мальчишка! И им кто-то верит?
 - Все.
 - Да быть такого не может! Я бы не поверила тебе, если бы ты сказал, что небо голубое, пока сама не посмотрела!
 - Но оно голубое!
 - А кто тебе это сказал?
 - … Я смотрю сейчас и вижу, что оно голубое, как же.
 - Да? А кто тебе сказал, что то, что ты называешь «голубое», голубое вовсе?
 - …
 - Нечего сказать? Так то!
 - Ты странная.
 - Почему?
 - Потому что говоришь всякую чепуху.
 - Всё, что идет вразрез с твоими представлениями, для тебя чепуха!
Девушка улыбнулась, и представилась:
 - Я Сория.
 - Солнце?
 - Да,- и снова улыбка!
 - Почему тебя родители назвали солнцем? Обычно называют в честь богов-хранителей.
 - Меня никто не называл. Ты же сказал, что я дух!
 - Так я был прав?!
 - Нет, я хранитель этого леса.
 - Как так?
 - Легко, именно я помогаю животным, птицам и растениям в этом месте, оберегаю их от вас, людей. Вы страшны. Вы не знаете предела своим желаниям, и они для вас первостепенны.
 - Нет, это не так!
 - Ах, а раньше ты думал иначе,- с сожалением промолвила она.
 - Откуда ты знаешь?!
 - Те, кто умеют видеть прекрасное, всегда открыто делились с миром своими мыслями. Но в своем возрасте ты слушал только мнение своих сородичей, не прислушиваясь к мнению других. К сожалению.
 - Я всё равно не понимаю.
 - Ревьер, ты сможешь это понять, только если выберешься из рамок, в которые ты сам себя заковал!
 - Какие рамки? Я свободен.
 - Тебе так кажется. Твое сознание в плену, ты его пленил.
 - Ты несешь вздор! Помоги мне лучше выбраться отсюда!- он злился.
 - Это ли твое настоящее желание?
 - Да!
 - Но здесь ты можешь быть собой, не мучить себя попытками быть как все! Здесь ты сможешь вылезти из этой тесной шкуры и по-настоящему ощутить свободу!
 - Мне это не нужно! Я хочу лишь вернуться обратно, к привычному образу жизни. Я и так свободен!
 - Твое желание тогда исполнится….
Сория растворилась, ее облик был развеян ветром. Тем самым ветром, который привел Ревьера к ней. Но в этот раз этот ветер не был с ним нежен. Дары его хозяйки были отвергнуты жалким мальчишкой, который видел лишь то, чему его научили другие. Даже если в его душе и полыхнула заря счастья при мысли о настоящей свободе, то Ревьер по обыкновению запер ее в том же самом сундуке, где прятал и всё остальное.
Ревьер к вечеру этого же дня был дома. Он стал рассказывать о победе над духом, но никому не сказал настоящей правды. Вскоре он стал взрослым мужчиной, потом старейшиной. И лишь изредка, в полном уединении он шепотом произносил ее имя в пустоту:
«Сория» - и тогда мягкий всё еще молодой ветер, с грустью и  сожалением омывал его морщинистое старое лицо, аккуратно убирая накатившую одинокую слезу…