Холодно, да и неудивительно, ведь мы движемся к отрогам тьмы. Весело. Ибо самые живые огни горят в самой отчаянной зимней тьме. Холодно. Искры от костров будут лететь во все стороны, но я даже не буду жмуриться. Эх, как же это красиво… И хорошо. Вот кто как, а я больше всего это время ценю. И снег люблю, и костры. И осень. Да и вообще, настроение осенью редкое ловится. Осень заставляет забыть, что мир плоский, а дела у нас только будничные. Что особенно радостно. Время встречи миров, когда утончаются тени.
С нетерпением жду ноября. Самый светлый, самый мистичный месяц в году.
А звезды будут мерцать так, что с ними захочется разговаривать. Вот как раз в ноябре вспоминаешь, что с духами можно разговаривать. И с огнем, и с духами леса, и со звездами, и с мертвыми. А остальная часть года для меня как во сне. Величие Мира, Пробуждение Ноября.
В эти дни хочется дарить что-то, шерсть, настойки из трав.
А тыква, что тыква, это забавно. На прошлый праздник я из апельсиновых корок маленьких Джеков нарезала, и свечки в них поставила. Было весело, и весь дом пропах нагретой апельсиновой кожурой.
Думаю, не порисовать ли зимних открыток. И то правда, почему бы и нет. Времени у меня сейчас много, а настроение самое то для такого дела.
Жаль только, за городом не живу. Для всех этих праздников хорошо, чтобы вокруг природа, это праздники не для каменных джунглей. В каменных стенах Сила вихрями не ходит, надо самим к ней ехать. Асфальт такой асфальт, знаете.
Вот удивительно, темное время года грядет, а я, как раз в это время всех люблю. Это период моей бескрайней, огромной любви к людям и миру. Такое ощущение, что на людей в ожидании Самхейна снисходит благословение. А зима после благословения – это совсем не так страшно. Уже знаешь, что холод выдержишь. И даже для зимних работ и зимних игр сил достанет. Скорее всего, я напасу свечей на зиму. Главное, в зимнем хаосе – чтоб огоньки горели по вечерам. Тогда даже тени в углах дома будут добрее. И в окно, если какой дух заглянет, то улыбнется. Так что фонарики и свечки, пока холодно, прямо-таки великое дело.
В эти дни тянет еще на всякое рукодельное, шить, вязать, резать гирлянды для украшения дома, варить всякое из яблок. Или наоборот, уходить в глушь осенних парков, одной, когда там почти и нет никого, с утра либо в сумерках. Уйти в самый глухой угол парка и ждать. Ждать, когда с тобой заговорят те, кто Там. Которые говорят только в Тишине, да и то раз в году, да не каждый год, да и не со всеми. Их глаза из-за Предела миров мерцают, чуть видно, так, что ты не уверен, что тебе не мерещится. И они говорят так тихо, что их речь иногда сливается с шорохом листьев. И, слушая их, становишься всякий раз чуть-чуть старше и мудрее. И понимаешь, насколько короткий миг тебе дан здесь, и насколько вечен сам мир.
А потом бежишь из этой тишины мертвеющего осеннего парка, бежишь от холода, осени, одиночества, мыслей том, что не вечен, бежишь домой, к огню и людям. Жечь свечи на подоконниках, чтобы почувствовать, что еще жив, что еще не так скоро тебе идти в подземелья к камням земли, ощутить, что ты не один. И долго-долго всматриваться в тьму за окном, а на подоконнике горит свеча, утверждая покамест твою власть над смертью.